Живи высочайшей милостью - Клиффорд Саймак

— Может, нам удастся увести Сандру, — предположил Юргенс. — Если она освободится от чар музыки и придет в себя.

— Боюсь, она будет сопротивляться, — заметил Лэнсинг. — Она сейчас не в форме. Нам придется тащить ее на себе, что очень замедлит передвижение. Местность здесь негостеприимная, воду найти трудно. Сейчас мы рядом с источником, но предыдущий миновали два дня назад.

— Это не проблема, отмахнулся Джоргенсон. — Перед выходом наполним фляги и будем экономить воду. Продержимся.

— Мне кажется, Джоргенсон прав, — сказала Мэри. — Мы не можем бросить Сандру. Я останусь с ней. Похоже, нам ничто не угрожает. Мы не встретили здесь ни единого живого существа, кроме Вынюхивающего, — он не в счет, он на нашей стороне.

— Мне не хочется оставлять вас здесь, Мэри, — сказал Лэнсинг.

— Мы можем оставить Юргенса, — предложил Джоргенсон.

— Нет, — запротестовала Мэри, — ко мне Сандра привыкла, ко мне обращалась за помощью. — Она повернулась к Лэнсингу. — Мы не можем остаться все — это пустая трата времени. Нужно выяснить, что там, на западе и на севере. Если ничего существенного не обнаружится, решим, как быть дальше.

— Я не хочу на север, — упорствовала Мелисса, — я не пойду на север.

— В таком случае мы с вами отправляемся на запад, — ответил ей Джоргенсон. — А Лэнсинг и Юргенс — на север. Пойдем налегке, стало быть, быстро. Всего несколько дней, и мы вернемся. Может быть, Сандра тем временем придет в себя.

— Я все еще надеюсь, что Сандра узнает, услышит то, к чему мы, остальные, глухи, — сказала Мэри. — Ответ, или хотя бы часть его, может быть заключен в башне, и только Сандра способна его воспринять.

— Не стоит нам разлучаться, — настаивал Лэнсинг, — останемся вместе.

— Какой вы упрямый, — проворчал Джоргенсон.

— Да, упрямый.

День клонился к закату, когда Сандра, до этого стоявшая неподвижно как бы на посту, упала вдруг на колени. Потом она ползла и ползла все ближе и ближе к башне.

— Я беспокоюсь за нее, — сказал Лэнсинг Мэри.

— Я тоже. Хотя внешне все нормально. Она сказала, что должна остаться, она не может уйти от башни. Попросила оставить ей воды и продуктов — больше ей ничего не нужно. Сегодня вечером она немного поела и попила.

— Она объяснила вам, что происходит?

— Нет. Я пыталась расспросить ее, но бесполезно. Боюсь, она сама до конца не понимает, что происходит.

— Может быть, она просто зачарована музыкой?

— Не могу поручиться, но подозреваю, что все не так просто.

— Странно, — сказал Лэнсинг, — но встреча с башней нам ничего не дала. Абсолютно ничего, как и куб. А ведь их кто-то строил, и строил с определённой целью.

— Джоргенсон тоже обратил на это внимание. Он считает, что куб и башня — ложный след, с целью сбить нас с толку.

— Синдром лабиринта. Крыса, которая ищет выход. Своего рода тест.

— Он говорил несколько иначе, но, пожалуй, вы правы.

Они сидели чуть дальше остальных, почти вплотную к огню. Юргенс стоял поодаль. Еще одна пара, лишь изредка перебрасывавшаяся репликами, устроилась напротив Лэнсинга и Мэри.

Мэри взяла Лэнсинга за руку:

— Нам нужно сдвинуться с мертвой точки. Трактирщик упоминал о надвигающейся зиме, он говорил, что на зиму закрывает гостиницу. Зимой нам придется тяжело. У нас осталось совсем мало времени — сейчас уже осень, скорее всего поздняя.

Лэнсинг обнял Мэри и прижал к себе. Она положила голову ему на плечо.

— Я не могу оставить вас здесь одну, — прошептал он. — У меня внутри все обрывается при одной мысли об этом.

— Вы должны это сделать.

— Я могу пойти на север один. А Юргенс побудет с вами.

— Нет, я хочу, чтобы вы шли вдвоем. Здесь безопасно, а кто знает, что вы встретите на севере? Будьте благоразумны, вам придется подчиниться обстоятельствам.

— Я все понимаю, но черт бы побрал здравый смысл! Я просто не могу бросить вас.

— Эдвард, вы должны. Нам необходимо знать, что находится на севере. То, что мы ищем, может оказаться там.

— А может и на западе.

— Безусловно. Может, даже и здесь — мы же ни в чем не уверены. На Сандру слабая надежда, шанс, что она нам что-то объяснит, невелик. Не стоит ждать чуда.

— Вы будете осторожны? Никуда не уйдете отсюда? Не будете рисковать?

— Обещаю вам.

Утром, поцеловав Лэнсинга на прощанье, Мэри обратилась к Юргенсу:

— Поручаю его вам. Я рассчитываю на вас — присматривайте за ним.

— Мы не оставим друг друга, — гордо ответил робот.

Глава 24

МЕСТНОСТЬ, по которой они шли от гостиницы к башне, становилась все суше; к северу от башни она превратилась в пустыню. Идти было трудно — ноги увязали в песке. Путешественникам приходилось карабкаться на дюны, северо-западный ветер швырял песок им в глаза.

Лэнсинг и робот не разговаривали. Преодолевая сопротивление ветра, они упорно шли на север; время от времени Юргенс проверял по компасу направление. Он ковылял впереди, за ним, пошатываясь, плелся Лэнсинг. Сначала порядок был обратным, но вскоре Лэнсинг уступил лидерство не знающему усталости роботу.

После нескольких часов пути дюны сменились более твердой, хотя по-прежнему песчаной почвой.

Глядя на энергично шагающего робота, Лэнсинг в который раз сказал себе, что Юргенс остается для него загадкой. Как, впрочем, и все его спутники. Он попытался припомнить все, что знал о каждом из них. В его распоряжении лишь разрозненные факты. Мэри… инженер, жительница устойчивого, но жесткого мира, где все еще властвуют великие империи восемнадцатого века. Он знал о ней совсем немного, но в одном был твердо уверен: он любит ее. И ни малейшего представления ни о ее работе, ни о ее семье — о том, что составляло ее жизнь. Пожалуй, он знал о ней даже меньше, чем об остальных.

Мир Сандры казался ему странным, его культура непонятной, хотя, говорил он себе, Сандра могла быть всего лишь представительницей одного из не самых значительных направлений. Не исключено, что цивилизация ее мира совсем иная и также мало знакома ей, как и Лэнсингу. Он подумал, что они были несправедливы к Сандре. По сути, они игнорировали ее. Как знать, если бы Сандра, а не они с Мэри, подверглась действию того механизма, может быть, ей удалось бы извлечь из своего путешествия больше, чем им. И сейчас, когда между Сандрой и поющей башней установилась некая связь, как знать, вдруг она найдет ключ, который они все ищут.

Пастор был больше других понятен Лэнсингу, хотя в своем времени и в своей цивилизации он тоже мог быть представителем субкультуры. Действительно ли тот мир столь ограничен, фанатичен и злобен, как он представлялся пастору? Если бы у них хватило времени познакомиться поближе! Не исключено, что им удалось бы понять друг друга, понять, что лежит в основе мироощущения этого несговорчивого человека, и даже научиться симпатизировать ему.

Генерал, подумал Лэнсинг, представлял собой совсем иной тип. Скрытный, он старался не говорить о своем мире, отказался рассказать, при каких обстоятельствах попал сюда. С неистовой жаждой власти. Не желающий слушать ничьих доводов, кроме собственных; Лэнсинг так и не смог понять его. Уж он-то явно не был представителем субкультуры. Похоже, в милитаристской анархии его мира сотни предводителей небольших отрядов вели войны друг с другом. Генерал говорил — это только игра, не более, но, подумал Лэнсинг, игра со смертью.

А Юргенс? В его мире те, кто был брошен на произвол судьбы устремившимися к звездам представителями цивилизации, вынужденно скатывались в варварство. Свобода! Юргенс сказал, что он и другие роботы наконец-то освободились от бремени ответственности за выродившихся представителей рода человеческого. Свобода?.. Лэнсинг задумался. Интересно, понимает ли Юргенс, что еще не обрел ее? Он так и остался в роли пастуха при человеческом стаде. Вот и теперь, оберегая свою овцу, он встал во главе крошечного отряда, стремясь побороть пустыню и достичь Хаоса. И в этом неуютном мире робот жил тревогами и надеждами людей, всегда готовый помочь.

Однако почему-то Юргенс не особенно полагался на людей. Лэнсингу, правда, он рассказал о своем мире, о своем увлечении — создании человекоподобных марионеток по образу и подобию героев человеческих преданий (любопытно, его марионетки были похожи на Мелиссу?). В присутствии всех остальных Юргенс ни словом не обмолвился о своем прошлом и отказался ответить даже на прямой вопрос Мэри.

Почему, спрашивал себя Лэнсинг, почему робот открылся только ему? Существовала ли между ним и Юргенсом связь, понятная роботу и не понятая человеком?

Юргенс остановился у подножия небольшой дюны и, когда Лэнсинг догнал его, показал на полузасыпанный песком предмет. Из прозрачного стеклянного или пластикового шара, Похожего на шлем космического скафандра, глядел на них человеческий череп. Казалось, он осклабился в усмешке; на солнце блестел золотой зуб. Рядом выглядывала из дюны какая-то закругленная металлическая деталь, а чуть выше и правее виднелся еще кусок металла.