Туркестан - Николай Свечин

– А то! Это единственный прямой путь из русских владений в Индию! Высота перевала – 23 000 футов![46] Его можно перейти лишь два месяца в году: в июне и июле. Однажды отряд Ионова, начальника наших войск на Памире, пришел туда в августе. Все они чуть не погибли… Зато, если уж перебрался на ту сторону, открывается очень удобный спуск в долины, к верховьям реки Инд. Англичане дрожат от мысли, что мы когда-нибудь воспользуемся этим перевалом!

– Так-так… – задумался Лыков. – Вот уже и англичане появились… А все началось с убийства никчемного мужика Филистера Тупасова. До чего еще доведет нас это дознание?

Но думать уже не получалось, хотелось спать. Друзья простились с капитаном Скобеевым и на его пролетке отправились в номера.

Утром следующего дня те же трое русских сидели и смотрели на Еганберды. А тот злобно щурился… Беседа не задалась сразу. Головорез молчал. Он не реагировал на угрозы и даже не глядел на кяфиров. Побившись десять минут, Иван Осипович сказал:

– Ну, черт с тобой! Пусть другие попробуют. Там иначе запоешь!

И приказал отвезти злодея в дисциплинарную роту. Но едва караул вывел его на улицу, как Еганберды сбежал. Свалил одного солдата, пнул второго и полетел в паутину кварталов. Сыщики выскочили на шум и увидели только удаляющуюся папаху головореза. Скобеев схватился за револьвер. Но тут же опустил его: вокруг толкались люди и стрелять в беглеца было опасно. Лыков не растерялся. Он подскочил к окну, ухватился за решетку и забрался на подоконник. Оказавшись выше прохожих, сыщик сразу, не раздумывая, выстрелил. Люди бросились врассыпную. Когда улица опустела, на ней лежал барантач, а из его головы хлестала кровь…

– Как вы смели стрелять! – крикнул снизу полицмейстер. – Я отстраняю вас от дела! Ведь могли же убить посторонних людей, черт бы вас драл!

Алексей спрыгнул, глянул недобро на капитана и ответил:

– Это вас надо отстранить! Если бы вы обеспечили кинжальщика надежным караулом, как я советовал, мне не пришлось бы лазать по окнам. Это первое. И пора бы уже понять: когда я стреляю, то попадаю. Туда, куда хочу попасть! Это второе.

Он был зол на очевидное легкомыслие туземной полиции. И полицмейстер хорош! Ведь чуть не упустили такого сверхопасного человека!

– Будет вам, – примирительно сказал Титус и пошел к разбойнику. Капитан и Лыков, сердито косясь друг на друга, двинулись следом.

Голова Еганберды оказалась прострелена навылет. Когда Титус перевернул туземца, тот успел обвести русских звериным взглядом. И умер. Алексей смачно харкнул и пошел обратно в управление.

Они расселись в кабинете и некоторое время молчали. Потом Скобеев спросил натужным голосом:

– Поехали в тюремный замок?

Лыков сидел, сжав кулаки, и глядел в стену. Злость никак не проходила… Титус тронул приятеля за рукав:

– Перестань. Дел полно!

– Да, – словно очнулся тот. – Поехали!

Пока добирались, атмосфера в компании наладилась. Никто ни перед кем не извинился, просто по умолчанию эпизод предали забвению.

Тюремный замок действительно оказался переполнен. Рассчитанный на двести человек, он вмещал пятьсот. Одиночных камер в нем, кроме карцера, не было вообще. Все сидели вперемешку: и подследственные, и каторжники в ожидании этапа, и неисправные должники, и краткосрочные арестанты. На глазах у караула сидельцы спокойно играли в секу[47] и курили нашу. Когда трое дознавателей приехали, их тут же огорошили. Барантача, что застрелил крестьянина Тупасова, нашли зарезанным. Прямо в камере, и никто не указал убийцу. Подозрение пало на Сафара-галмо[48], да тот вчера сбежал…

– А Юлчи? – спросил Скобеев.

– Этот в лазарете.

– С ним-то что?

– Отравился несвежей бараниной, – доложил смотритель замка, пожилой скучающий дядька.

– Один отравился или с компанией? – вцепился в него Лыков. Смотритель молча воззрился на капитана, словно спрашивая: это еще кто?

– Отвечайте господину Лыкову, – приказал тот. – Он чиновник особых поручений при генерал-губернаторе. И ведет это дело.

– Слушаюсь! – козырнул старик и повернулся к Лыкову: – Виноват, не знал ваших полномочий. Отравился Юлчи Кахар Ходжинов не один. Вся камера животами мучилась. Но ему досталось, видать, больше всех.

– Мы можем его сейчас допросить?

– Он отходит. А может, уже и отошел.

– Черт! – вскричал Скобеев. – Бегом в лазарет!

Старик смотритель бежать никуда не собирался, но направление показал. Когда дознаватели ворвались в палату, все было уже кончено. Тело Юлчи, накрытое простыней, как раз выносили в морг.

– Что с ним случилось, доктор? – требовательно спросил полицмейстер у лечащего врача.

– Пищевое отравление, – ответил тот как-то неуверенно.

– А почему умер только он? Остальные ведь все выжили?

– Ну… организм слабый… тоска по дому… Тут люди мрут, как мухи.

– Необходимо вскрытие на предмет отравления, – приказал Лыков.

– Вы еще кто такой, чтобы делать мне распоряжения? – обиделся эскулап.

Бывший лесопромышленник вынул бумагу и показал. Потом продолжил:

– Стрихнин или цианид с мышьяком вы бы заметили, так?

– Уж конечно!

– Значит, арестант отравлен каким-то растительным ядом. Необходим анализ тканей пищевода и желудка.

– Эх, господин чиновник особых поручений, – желчно усмехнулся доктор. – Во всем Туркестане не сыскать химикатов, которые требуются для такого анализа!

– Вы готовы объяснить это действительному статскому советнику Нестеровскому?

– Да хоть государю императору! Химическая лаборатория в Ташкенте раньше была. Но начальство решило, что она ни к чему. И закрыли лабораторию. К черту под хвост! Так что идите и жалуйтесь, сколько хотите… Я два рапорта подавал, а им все некогда. Может, хоть вас послушают?

Трое сыщиков вышли на улицу. Капитан полез за портсигаром, закурил. Вид у него был растерянный.

– Эх, Иван Осипович! Что вы скисли? Обычное дело! – подбодрил его Лыков. – Так любой розыск происходит. Держишь удачу за горло, вот-вот всех схватишь и начальству представишь, и вдруг – раз! И нету у тебя ничего. Все по новой.

– Но так вот сразу… И Еганберды мертвый, и Юлчи… Что нам теперь делать?

– Юлчи отравлен, в этом нет никаких сомнений. И барантача прикончили они же.

– Кто «они»?

– Пока не знаю. Они – это те, кого мы ищем. Убийцы. И в тюремном замке эти ребята делают, что хотят… Давайте выпьем чаю и посовещаемся.

Троица вернулась на Джаркучинскую. Лыков был спокоен и даже несколько ироничен.

– Ничего-ничего… Они еще не знают, с кем связались. Ясно, преступники режут концы. Возможно, что наше расследование им известно. Хотя это маловероятно, слишком быстро все произошло… Но на всякий случай повышаем степень секретности. Полную правду должны знать только мы трое. Даже Нестеровскому докладываем с купюрами! Мало ли что? Могут быть утечки. Согласны, Иван Осипович?

– Двух человек я им привез, и оба теперь мертвы! – воскликнул тот, ударяя по столу кулаком. – Разве это может быть случайностью? Конечно, заговор. Конечно, где-то есть изменник!

– Теперь отвечаю на ваш вопрос: что мы делаем дальше.

Капитан сразу обратился в слух.

– Мы подсунем шайке Асадуллы приманку. Это будет купец, приехавший в Ташкент впервые, никого здесь не знающий. И он получит в почтово-телеграфной конторе крупную сумму.

– А где ж мы возьмем такого купца? – опешил Скобеев.

– Его роль сыграет Яков Францевич.

– Тю! Его уж тут многие приметили! Город невелик, да к тому же лето, все разъехались. Нет, плохая затея…

– Вы просто не знаете, как господин Титус умеет перевоплощаться. Будет вам купец, какого еще никто не видел. Весьма натуральный!

И Лыков изложил собеседникам план. Согласно ему, завтра Титус уедет из Ташкента в Самарканд в казенном экипаже. Возможно, за ними следят, и нужно сбить противников с толку. В укромном пункте, который надо будет определить, Яков переодевается и гримируется. Его новая роль понятна: жирный карась, приманка. Недалекий, и новичок в городе. Если такой пропадет, никто его до зимы не хватится…

План требовал состыковки многих деталей. Например, где взять грим? Театра в Ташкенте нет. Есть только любительская труппа и при ней какой-нибудь гример-самоучка. Если парик с бородой у него скорее всего отыщется, то другие нужные вещи вряд ли. Краски, тени для лица, каучуковые шарики под щеки, хороший клей, накладные брови… Такое есть лишь в настоящих театрах. Поэтому грим должен быть простой и надежный. И образ, стало быть, тоже будет простой. Иного ничего не остается.

Далее. «Купец» должен ходить несколько дней в контору и спрашивать, нет ли на его имя телеграммы. И бубнить, что вот он приехал, а денег все нет, а он предупреждал… На третий-четвертый день должна явиться телеграмма, но не на его имя, а в адрес банковской конторы. С распоряжением: выдать доверенному такому-то двадцать тысяч рублей.