Аристократ обмана - Евгений Сухов

– Государь, я не намерен терпеть подобное оскорбление даже от одного из членов августейшей фамилии, – холодно проговорил Владимир Гаврилович, с трудом сохраняя остатки самообладания. – Я произвел расследование по вашему указу и должен сказать, что…

– Николай, – повернулся император к племяннику, глядя ему в глаза, – это ты сделал?

Присутствующие повернулись в сторону побледневшего Николая.

– Чего же ты молчишь? – нахмурился император.

– Не смею обманывать тебя, дядя… Да… – тихо, но внятно произнес Николай Константинович.

Сжав кулаки, Константин Николаевич глухо застонал.

– Боже!.. И это все, что ты можешь сказать? Ведь ты же поклялся на Библии, что невиновен!

– Может, ты объяснишь нам, почему ты это сделал?

– Мне нужны были деньги.

– Разве у тебя их не было? – удивился император. – Мы давали тебе больше, чем ты мог потратить.

– У меня есть женщина, это подразумевает некоторые дополнительные траты, – глухо произнес Николай Константинович, отвернувшись.

– Ты хочешь сказать, что готов променять свою честь и честь своей семьи на какую-то там… танцовщицу?! – сверкнул глазами Константин Николаевич.

– Коко, – назвал император брата домашним именем, – пусть Николя выскажется.

Николай Константинович, вспыхнув, заговорил:

– Папенька, может, хватит лицемерия? Разве вы сами не знаете, что такое женщины? – Он едко усмехнулся. – Кто для вас балерина Мариинского театра Анна Васильевна Кузнецова? Любовница или вторая жена? Так что любовь к танцовщицам – это наш семейный удел.

Константин Николаевич побледнел:

– Не тебе вмешиваться в мои отношения с супругой! Я рассказал ей об этой связи и просил ее соблюдать приличия…

– Мы даже не знаем, сколько у вас родилось детей от этой связи: не то четверо, не то пятеро. Может, вы сами нам об этом скажете? Так о каких еще приличиях вы можете говорить, папенька? – зло усмехнулся Николай Константинович. – Я не женат и никого не обманываю, и вправе делать то, что захочу.

– Как ты смеешь разговаривать так с отцом? – оборвал племянника император.

– Дядюшка, – повернулся Николай к Александру Второму, – я просто устал от вашей чрезмерной опеки. Ничто в семье не делается без вашего ведома. Даже чтобы назвать ребенка, и то требуется ваше высочайшее соизволение. Мне душно, государь, я устал! А потом, с кого берет пример мой родитель? Разве не со своего старшего брата? Как долго длилась ваша связь с Екатериной Долгорукой? Думаю, императрица раньше времени скончалась потому, что устала от этого откровенного прелюбодеяния. В нашей семье ходят упорные слухи, что вы хотите провозгласить ее государыней…

Александр Николаевич выслушал крестника, не проронив ни слова. Затем, повернувшись к брату, продолжавшему стоять с помертвелым лицом, произнес ледяным тоном:

– Никогда прежде в семье Романовых не было ни воров, ни святотатцев. Уверен, что не будет и впредь. Больше ты для меня не существуешь… А что касается моей любимой женщины… Не тебе меня судить. А теперь оставьте меня!

– Алекс, – шагнул Константин Николаевич к брату, – уверен, что ты накажешь Николая со всей строгостью, но позволь сначала мне сказать…

– Коко, оставь меня, – сухо произнес самодержец, – я занят! Встретимся на семейном совете.

Отвернувшись, Александр терпеливо стал дожидаться, когда один за другим выйдут приглашенные, а когда дверь кабинета мягко прикрылась, он подошел к столу и тяжело опустился в кресло.

Глава 14

Семейный совет

Обычно семейный совет Александр проводил в одном из своих кабинетов. Сейчас, против обыкновения, он решил провести его в личной библиотеке: небольшой уютной светлой комнате со сводчатым потолком, на котором были закреплены плафоны из китайского фарфора. Вдоль длинных стен расположились книжные шкафы, выкрашенные в ореховый цвет. Напротив окна устроен камин, порталы которого были выложены из мраморного облицовочного камня. А вот над камином в золоченой раме висела картина – Вольтер в полный рост, с задумчивым лицом. В центре библиотеки небольшой столик для чтения, вдоль шкафов на паркете из дуба стояли кресла и мягкие стулья. Александр чувствовал себя в библиотеке очень уютно и проводил здесь значительную часть времени. Так что выбор места для семейного совета был не случаен.

Кроме Константина Николаевича, пришедшего на семейный совет первым, присутствовало еще два брата: Николай и Михаил, подошедшие почти одновременно. Разместились на мягких стульях, вокруг небольшого столика, за которым обычно император проводил время в чтении.

– Костя, тебе вернули икону? – спросил император.

– Да. В сыск ее принес священник Троицкой церкви. Говорит, ему приснился сон, что икона украдена. Будто бы Богородица просила вернуть ее на место. Сейчас Александра молится подле нее и вымаливает прощение для Николя.

– Полагаю, сделать ей это будет непросто, – глухо произнес император.

Братья некоторое время помолчали, думая каждый о своем.

– Дознаватели полностью доказали вину Николая, – наконец вновь заговорил Александр. – Параллельно с ними дело вело и Третье отделение, они пришли к таковым же результатам. Я лично ознакомился с материалами дела. Святотатство Николя усугубляется тем, что он поклялся на Библии в своей невиновности.

– Да, это усиливает грех, – сдержанно согласился великий князь Николай. – Я тоже с ним разговаривал. Заклинал его всем, что у него еще осталось святого, облегчить предстоящую участь чистосердечным раскаянием, но убедить его так и не удалось. Сплошное ожесточение, он не проронил ни одной слезы! Кто бы мог подумать, что Николя способен на такое!

– Я бы не хотел тебя обидеть, Костя, – проговорил младший из братьев Михаил, поправив сползавшие очки, – но преступление твоего сына велико. Мы ни в коем случае не должны его замалчивать. Мое мнение такое: этот факт мы должны предать публичности. Чего же нам ожидать от подданных, если в самой августейшей семье творится подобное? Только публичный суд может смыть такой позор.

– Поймите меня правильно, – заговорил Константин, – я ни в коем случае не хочу защищать своего сына, тем более его оправдывать. Да, он виновен, он совершил святотатство! Но если его поступок мы предадим гласности, это может нанести значительный ущерб нашей семье. А этого допустить ни в коем случае нельзя! Возможно, состоявшийся суд могут понять наши подданные, но что в этом случае скажут царствующие фамилии в Европе?

– Согласен, ситуация щепетильная, – хмуро произнес император. – Но Николай должен быть справедливо наказан, чтобы подобного не повторялось! Даже самый закоренелый преступник не способен на такое святотатство. А член царствующей фамилии, мой племянник и крестник, крадет икону у своей матери, при этом выламывает из оклада драгоценные камни и сдает их ростовщику… Это просто неслыханно! – Глаза императора гневно блеснули.

– Я предлагаю после публичного суда сослать Николая на каторгу, – высказался Михаил. – Там у него будет достаточно времени, чтобы в кругу грабителей и убийц осмысливать свой поступок.

– Боже правый! – воскликнул Константин. – Никогда еще не было такого, чтобы кто-нибудь из императорской семьи пребывал на каторге. Неужели нельзя придумать какое-нибудь другое наказание?

– Что же ты предложишь, дорогой мой Коко? – в голосе императора прозвучало участие. – Пожурить его?

– Я предлагаю разжаловать… и отправить сына в солдаты. Николя находится под арестом. Солдаты, что его стерегут, куражатся над ним, по-всякому надсмехаются. А ведь еще вчера он был для них недосягаем, каждый из них добивался его расположения и милости…

– А чего же он хотел после того, что натворил? – удивленно спросил император. – Променять всю семью на какую-то куртизанку! Отказаться от всего того, чем наградило его провидение! Ответьте мне, разве на такое способен человек в твердом уме? – Не дожидаясь ответа, Александр Николаевич продолжил: – Мы должны выйти из этого неприятного дела с наименьшими потерями. Будет нехорошо, если по Европе про нас будут гулять разные небылицы.

– Мы знаем одно: Николя погубила страсть к этой куртизанке и нехватка личных средств на удовлетворение ее прихотей, – сказал Михаил. – Его, конечно, жаль, но… – великий князь развел руками, – он должен быть примерно наказан.

– Я так понимаю, что вы согласны со мной в том, что Николя должен быть наказан, – заключил император. – И мы склоняемся к тому, чтобы свести к минимуму позор, который он нанес августейшему дому. Мое мнение таково: мы должны вырвать его из нашей семьи, как худую траву с поля. Мы должны позабыть о нем, как если бы его не было вовсе. Нигде – ни в официальных документах, ни в здравицах, ни где бы то ни было – не упоминать его имя. Что касается его наследства… Передать его младшим братьям. Думаю, это будет весьма справедливо. Из Санкт-Петербурга мы вышлем его навсегда в какой-нибудь отдаленный российский город, где он будет пребывать под наблюдением полиции и без моего личного разрешения не сделает из него и шагу. Репутацию нашей семьи может спасти только полнейшая изоляция Николя!