След за кормой (2-е издание) - Александр Волков

Лодки фалерских рыбаков Демарат взял на буксир, чтобы отвести в открытое море.

Когда берег скрылся вдали и опасность погони отпала, фалерцы повернули к родному городу.

Много позднее Тиманфу стало известно, что рыбакам удалось благополучно вернуться домой и их недолговременное отсутствие не было замечено шпионами Гиппия.

В эту ночь бог ветров Эол был милостив к беглецам, и, когда «вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос»,[27] ольвийское судно было уже далеко от Мегар.

Ловушка

Наши странники, измученные тяжёлыми переживаниями и опасностями, сладко заснули. Море убаюкивало их тихим колыханием, и они встали поздно, когда златокудрый Гелиос[28] уже проделал на своей солнечной колеснице значительную часть обычного пути.

Однако беглецы вряд ли спали бы так спокойно, если бы знали, какая опасность ждёт их впереди.

Вернёмся назад, к тем дням, когда Тиманфа и его друзей по приказу тирана Гиппия разыскивали по всей стране и в прилегающих к ней водах. Гиппию донесли, что вождь заговорщиков скрывается где-то в горах, но след его потерян.

Злая радость охватила Гиппия. Если Тиманфу не удалось покинуть Аттику, то рано или поздно он вынужден будет это сделать и, значит, для него одна дорога — море.

И Гиппий отдал приказ главному командиру флота: отправить в море полтора десятка триер, которые должны преградить путь кораблям, идущим из Аттики на север, восток и юг.

Пятнадцать триер, заняв проливы между Эвбеей и расположенными по вытянутому кругу островами Эгина, Калаврия, Милос, образовали огромный мешок, отверстие которого было расположено у острова Саламин.

Пять триер, отстоящих одна от другой на шестьдесят — восемьдесят стадиев, загораживали выход из Саронического залива на юг, в широкое Критское море. Дорогу на восток и на север загораживали военные корабли, занявшие все проливы между островами, расположенными двумя параллельными цепями.

Ни один торговый корабль не мог выйти из этого мешка без тщательного осмотра.

Велика была ненависть Гиппия к Тиманфу, если он отправил в море целый флот только для того, чтобы поймать одного человека! Но к ненависти примешивался и страх: заговор Тиманфа ставил под угрозу власть Гиппия над Аттикой и, может быть, даже самую его жизнь.

Капитанам триер был отдан строгий приказ — привезти Тиманфа в Афины живым. Об его помощниках тиран не заботился: пусть они погибнут в бою, пусть утонут в море, но ему нужен Тиманф, живой Тиманф, муками которого он, Гиппий, насладится, прежде чем пошлёт мятежника на самую страшную казнь…

Не подозревая о том, какие грозные враги стоят на её пути, «Артемида» шла на юг, чтобы обогнуть с востока остров Эгину. Эгина в ту пору враждовала с Аттикой, но невдалеке от южной оконечности острова стояла первая афинская триера «Сигей», начальное звено той огромной цепи, которой Гиппий думал опутать Тиманфа.

Внушительный вид был у этого военного корабля, которым командовал капитан Мегакл. Длина его достигала ста локтей,[29] ширина пятнадцати локтей,[30] и он мог поднимать десять — двенадцать тысяч пудов груза. Немало требовалось людей, чтобы двигать такую громаду в безветрие. Три палубы имела триера, и на каждой палубе располагалось по пятидесяти гребцов, двадцать пять с каждого борта. Обязанностью гребцов было только грести, подчиняясь сигналам надсмотрщика — ударам в барабан или гонг. Непосредственного участия в боях они не принимали.

Битву вели воины. Их на триере было пятьдесят. Парус поднимали и опускали матросы, они же управляли рулём.

Сто пятьдесят гребцов, пятьдесят воинов, пятнадцать матросов — вот каков был экипаж одной триеры! И, если вспомнить, что пятнадцать таких триер караулили Тиманфа на морских путях, выходило, что тиран Гиппий послал на охоту за одним человеком более трёх тысяч людей — огромную силу по тем временам. Удастся ли маленькой «Артемиде» обмануть врагов и прорваться на свободные просторы моря?

Тем временем на «Артемиде» происходила странная церемония. Когда пассажиры вышли после сна на палубу, Демарат подошёл к Тиманфу.

— Сейчас ты и твои товарищи узнаете секрет «Артемиды», — сказал он, — но твои друзья должны поклясться подземными богами, что никому не откроют тайну судна без моего разрешения!

— Ты шутишь, Демарат! — изумился Тиманф.

— Ничуть, — серьёзно возразил навклер. — Всякий, входящий на палубу «Артемиды», даёт такую клятву. Исключение только для тебя и твоих семейных…

У древних греков клятва подземными богами была самой страшной; она давалась торжественно, при особой церемонии. Дававший клятву укалывал большой палец правой руки иглой или остриём ножа и выпускал несколько капель крови в разрыхленную землю. При этом он говорил:

— Как мать Земля выпила эти мои капли крови, так пусть подземные боги Плутон и Прозерпина источат из меня капля за каплей всю мою кровь, и пусть мой дух навеки останется бесприютным в мрачных пустынях Аида, если я не сдержу свою клятву!

И не было случая, чтобы человек, давший такую клятву, осмелился нарушить её: ужасным представлялось возмездие, которое постигнет нарушителя.

Так как клятву приходилось давать на море, то обряд был несколько изменён. Спутники Тиманфа и остальные выпустили капли крови в большую чашу с морской водой. Клятва началась так:

— Как владыка морей Посейдон выпил эти мои капли крови, так подземные боги Плутон и Прозерпина пусть источат из меня капля за каплей всю мою кровь…

Корабль шёл в это время проливом между островом Эгиной и материком. Ширина пролива невелика, в самом узком месте она не превышает сорока — пятидесяти стадиев,[31] и выход из него сторожила триера Мегакла, пока скрывавшаяся за высоким берегом Эгины.

Заветная тайна «Артемиды»

Ветер усиливался, и направление его менялось: из попутного он переходил почти на встречный.

«Как Демарат думает плыть на парусе при таком ветре?» — с тревогой думал Тиманф. И тут изумлённому кораблестроителю открылась тайна «Артемиды». Эта тайна заключалась в том, что Демарат научился лавировать.

Чтобы читателю стало понятно, в чём заключалось великое открытие Демарата, придётся сделать отступление и немного поговорить о науке управления парусами. Нам неизвестно, какими греческими словами пользовался Демарат, называя различные курсы корабля и повороты, и потому будем употреблять термины современного морского языка.