Дмитрий Красивый - Сычев К. В.

– Значит, надо готовить полки на Рязань? – спросил седовласый боярин Федор Бяконт.

– Все согласны с этим? – бросил Юрий Даниилович.

– Все! – единодушно ответили окружавшие его бояре.

– Может, я сам поведу войско на Переславль-Рязанский? – громко спросил, вставая, князь Иван Даниилович.

В это время в думную светлицу вбежал, махая руками, слуга князя Юрия.

– Великий князь! – закричал он. – К тебе пришли срочные посланцы!

– Какие еще срочные посланцы, Буян?! – рассердился князь Юрий. – Чего ты кричишь и вносишь сюда сумятицу? Неужели что произошло?

– Беда, великий князь! – пролепетал напуганный княжеским гневом слуга. – Один посланец – из Владимира, а другой – из Орды, настоящий татарин!

– Тогда зови их сюда, Буян, – кивнул головой встревоженный князь.

Действительно, перед московским князем и собранием знати предстали два посланника. Один – владимирский боярин Окула Смагович, другой – молодой татарин, богато одетый, как вельможа. Оба разом поклонились, по-русски, поясно.

– Здравствуйте и вы, добрые люди! – сказал, напряженно вглядываясь в лица гостей, князь Юрий. – Что там у тебя случилось, Окула?

– У меня нет слов, мой господин! – пробормотал седовласый, багровый как кумач, боярин. – Скажу, как могу, великий князь…Только что скончался твой несчастный и праведный брат Борис! Из-за нажитой в тверском плену болезни!

– Видите! – Юрий Даниилович поднял вверх кулак. – Это все из-за козней покойного Михаила! Пусть не сразу, но потом он угробил моего верного брата Бориса! И хватает им совести говорить о своих обидах! Ох, бедный мой брат Борис, зачем ты покинул нас, несчастных?! – И он заплакал, вытирая кулаком обильно текущие слезы.

– Теперь уже нечего скорбить! – буркнул вдруг князь Иван Даниилович. – На это еще будет время! Надо сначала решить свои мирские дела, а там уже плакать по дорогому покойнику!

– Кто ты, славный воин? – спросил по-татарски неожиданно успокоившийся и пришедший в себя князь Юрий, глядя на другого посланника. – Почему я тебя не знаю?

– Я – сын славного мурзы Ордахудая, Тайбу! – сказал, так и стоя в своей рысьей треугольной шапке татарин. Даже кланяясь, он придерживал этот замысловатый головной убор. – Я послан к тебе, Юрке-коназ, по такому делу…Твой кунак Кавгадый попал в большую беду! Нужно серебро! Иначе башка славного Кавгадыя упадет на сырую землю!

– Что там случилось?! – вскричал напуганный Юрий Даниилович. – Неужели его оклеветали?!

– Нет, славный коназ! – поморщился молодой татарин. – Эта беда приключилась по вине его сына. Этот Сатай со своими друзьями ограбили купеческий караван! Наш великий хан был тогда в бескрайней степи. Мы хотели развлечься по совету этого Сатая…Ну, вот и перебили тех богатых чужеземных купцов темной ночью! А богатства поделили…

– Но самого Кавгадыя там ведь не было? – вздохнул с облегчением князь Юрий. – Почему же государь на него рассердился?

– Батюшка всегда отвечает за сына! Своей башкой! – грустно промолвил татарин Тайбу. – А сын его отделается только палками и позором! Так ты дашь мне серебра для своего кунака?

– Дам! – кивнул головой московский князь. – Я никогда не жалел серебра для своих дорогих друзей! Тогда получишь, сколько надо! Я прикажу своему денежнику…Тут потребуется не один рубль! Голова Кавгадыя стоит выкупа целого удела!

Московские бояре недовольно забурчали.

– А теперь расскажи мне все подробней, – продолжил князь, глядя в темно-карие глаза молодого татарина, безбородое лицо которого с небольшими усиками внушало ему симпатию.

– А что еще говорить? – усмехнулся Тайбу. – Мы разграбили караван и перебили всех купцов. Я сам побывал в том набеге. Но меня простили, как самого молодого и глупого! А старшим вломили палок…Хан не стал наказывать и нашего кунака, молодого коназа-уруса, который ходил с нами в набег! Он нам не поверил и объявил наши слова клеветой!

– Кто же из русских князей причастен к этому разбою?! – вскричал, негодуя, князь Юрий.

– Это был Дэмитрэ, сынок Ромэнэ, коназа из Брэнэ-бузурга! – ответил молодой татарин.

– Дмитрий Романыч?! – вскрикнул, торжествуя, московский князь. – Неужели брянский князь?

– Да, так, – кивнул головой татарин.

– Ну, что ж, – усмехнулся Юрий Даниилович. – Даже в бочке мерзкого дегтя есть капля меда! Надо использовать эти сведения с наибольшей выгодой! Ну, уж держись, бесстыжий Дмитрий Романыч! Не забуду и твоего гордого батюшку! Пусть государь и не поверил вам, молодым людям, но, я думаю, мое серебро изменит дело!

ГЛАВА 13

ОРДЫНСКИЕ ТРЕВОГИ

Князь Роман очень неохотно ехал вместе с сыном Дмитрием в Орду этой весной 1320 года: сын рассказал ему о своих «приключениях» с татарскими друзьями в год гибели Михаила Тверского, и он боялся за него.

Приезжавшие в город иноземные купцы, с которыми беседовал старый брянский князь, рассказывая о событиях в Орде, не преминули сообщить и об опале Кавгадыя. И не просто об опале, а даже о заключении некогда влиятельного ханского вельможи в темницу. – Плохо дело Кавгадыя! – говорили они. – Уж если он попал в сырую темницу, то его ждет бесславный конец! Нет возврата в честную жизнь из такого позора!

Дмитрий Романович, слушая купцов, страшно переживал.

– А как же Сатай, старший сын Кавгадыя? – спросил он купцов. – Неужели и его постигла отцовская судьба?

Но купцы ничего не знали ни о Сатае, ни о его «судьбе».

Князь Роман Глебович, собираясь в Орду, пытался отговорить сына от поездки.

– Татарский царь, видимо, ничего о тебе не знает, – твердил старый князь сыну, – и нет никакой необходимости ехать тебе в Сарай! А если государь обо всем проведает, тогда ты отправишься на верную смерть! В этом случае наш славный Мирко пойдет к своему вельможному знакомцу и уговорит его помочь тебе. А тот объяснит молодому царю, что ты не грабил тех несчастных купцов и не упивался их богатствами!

– Так уж не упивался! – подумал князь Дмитрий. – Разве я не брал дорогое ожерелье? – Его жена княгиня Ксения была просто счастлива, когда он привез ей из Орды драгоценный подарок и каждый день носила сверкавшее ослепительными искрами украшение, любуясь его отражением в серебряном византийском зеркале, также подаренном ее супругу Сатаем. Сразу же забылись ее былые обиды и супружеские измены молодого князя. – Мой Дмитрий очень любит женок, – рассудила княгиня, – но ни одной из них не пожаловал такого сокровища!

Молодая княгиня успокоилась. – Пусть себе щупает разных девок, – решила она, – зато я избавлена от грехов и хлопот! Не будет новых горестей! Ведь так тяжело терять малых детей! – Княгиня глянула на свою пятилетнюю белокурую дочь Елену, игравшую с большим пушистым игрушечным медведем, которого смастерил княжеский плотник Пучко, славный мастер, умевший делать едва ли не все, и смахнула набежавшую слезу. За годы супружеской жизни она уже потеряла троих детей, умерших в самом младенчестве и болезненно переживала каждую смерть. Молодой князь Дмитрий тоже страдал от этого и, возможно, потому избегал, порой, близости со своей супругой. Когда родилась красивая девочка, окрещенная Еленой, все боялись, что и ее постигнет судьба несчастных младенцев. Но, к всеобщей радости, девочка оказалось достаточно крепкой и вот теперь, радуя мать, весело лепетала.