Позывной «Курсант» — 3 - Павел Барчук

Вернее, с этим чертовым «джебом». Соответственно… Соответственно, скорее всего, Марк точно не крыса. Ф-ух! Аж полегчало. Но немного. Посмотрим, куда зайдет наш разговор сейчас.

— Черт… — Бернес вздохнул и уставился мне прямо в глаза. — Ты звал родителей. Чаще отца. И говорил ему, что непременно сделаешь все, как положено. Никто не узнает про банк, про деньги и про бумаги. Говорил, что ваш шифр вовек никому не разгадать. Мол, не переживай папа, никому не добраться. И еще… Все время вспоминал часы. Прощения просил почему-то.

— Та-а-ак… — я с умным видом кивнул.

Хотя ощущения были как раз обратные. Что я — идиот. За все время ни разу не озадачился вопросом, а вдруг и правда могу чего-то такого во сне сболтнуть. Уже ведь в детском доме пацаны говорили. Дед там несколько раз кричал во сне на немецком. Я вон, хоть шепотом, скромненько, раз Марк с трудом разобрал.

Хотя, с другой стороны, подобную ситуацию ведь и не проконтролируешь. Если не спать только вообще. Но это совсем уж бред. Попросить себе отдельную комнату? Причины какие для столь странного требования? Даже не представляю, как бы это выглядело. Товарищ Шармазанашвили, настоятельно прошу себе жилплощадь без соседей. Почему? Да потому что я охренел в конец. Только так можно объяснить подобную просьбу.

Комната… Е-мое… Мне резко стало нехорошо, потому как мысль начала развиваться дальше. Я уже несколько дней живу с получекистами. А если у меня опять ночные разговоры происходят? Вот, твою ж мать! Иначе не скажешь. Мало было проблем, так еще об этом теперь думать. Мои соседи вряд ли будут так же молчаливы, как Бернес. Скорее, наоборот. Тем более, они — действующие сотрудники. У них на всякие «странности» уже команда «фас» имеется.

И еще… Марк утверждает, будто я беседы веду в основном с отцом. А во снах этого нет. То есть в тех снах, которые помню утром. Ну, да, вижу его чаще, мать только единожды. Но я бы не сказал, будто у нас там крайне активные диалоги случаются. В основном, всегда какие-то сцены. Да и Алеша всегда ребенок в этих видениях. А что если… Я прямо обалдел от догадки, пронзившей меня с ног до головы. Даже волосы слегка зашевелились. Ну, или это просто мураши побежали от холода. Выскочили мы с Бернесом налегке, а на улице так-то ни черта не лето. Здоровые мураши, как слоны.

Что, если сны приходят на самом деле каждую ночь… Просто я их не запоминаю. Или дурацкое подсознание решило, будто мне не вся информация сейчас необходима. Может, в этих снах папенька Алёши подробно, в деталях рассказывает, что было, что будет, чем сердце успокоится. А я, как лошара, потом просыпаюсь и хожу дурак дураком, пытаясь сопоставить весьма скудные данные. Чего это мне вдруг решилось, будто видения редко проявляются?

— Понимаешь… не складывается, — Марк по-прежнему пялился мне в глаза. — Ты же рано в детский дом попал. Тебе где-то около семи-восьми было? Да? Помнишь, в первые дни знакомились, каждый о себе вкратце рассказывал и ты вскользь упомянул, будто маленьким был. А еще Заяц… Он Коммуну вспоминал. В общем, сомневаюсь, будто ребенку что-то подобное могло нафантазироваться. Да и потом… Один раз — ладно. Два. А я от тебя все эти фразы слышал уже несколько ночей подряд… Ты словно сам себе их в башку вдалбливаешь. И почему-то повторяешь одно и то же… Вот это точно не удалось хорошо расслышать. Что-то про начало и конец…

— Кто еще? — я в свете происходящего решил, тут уж не до условностей. Перебью снова Бернеса. Суть его рассказа понятна. Теперь интересуют последствия.

— Что «кто еще»? — Бернес сегодня просто поражал тугодумием.

Впрочем, и это было заметно, он волновался. Может, в переживаниях как раз кроется причина его внезапно проявившейся глупости.

— Кто еще слышал? — я хмуро уставился куда-то поверх головы Марка. Не потому что стеснялся смотреть ему в глаза. Вообще по хрену. Я думал. Очень энергично и очень напряжённо.

— Да все по очереди, — детдомовец пожал плечами. — Подкидыш просыпался разок. Матвей тоже. Ленька дрыхнет так, что рядом с ним, возле уха стреляй, не дернется даже. Ну, Степан еще. Насчёт них можешь не переживать. Они точно в немецком не особо соображают. Одной ночью Подкидыш хотел тебя даже разбудить. Но Стёпа сказал, мол, не трогай. Пусть трындит, сколько хочет. Лишь бы не громко. А я просто сплю чутко. Это со времен Ленинграда… Родители ждали, когда за ними придут. Не в том смысле, что им этого хотелось, конечно. Когда волна пошла… Была надежда, что их не коснётся, но… коснулось. И мать по ночам от каждого звука вздрагивала. И отец. И я с ними. Хотя мне они, конечно, ничего не говорили… Ладно, чего это я…

Бернес смутился. Он вообще нервничал все сильнее. Постоянно сжимал и разжимал кулаки. Будто ладони у него потеют и он пытается их вытирать своими же пальцами.

— Извини, увлекся. Не обо мне речь. Так вот о чем я, Алеша… У меня есть ощущение, будто ты… — Марк вздохнул, потом почесал указательным пальцем бровь. — Ну, что-то ты знаешь, или с чем-то связан. С чем-то опасным. Еще чекист этот, Клячин… Ни с кем из нас так не носятся, как с тобой. Понимаешь?

— Понимаю, Марк… Понимаю… — я перестал таращится в пустоту и посмотрел на детдомовца. — Скажи, ты ведь не думаешь, будто я… ну… типа, враг. Или что-то такое.

— Враг? — Бернес несколько раз моргнул, недоумевая от моего вопроса, а потом громко рассмеялся и махнул рукой. — Конечно, нет! Ну, какой из тебя предатель или шпион. Ты об этом? Даже и близко такого не допускал. Нет… Я думаю, что ты в опасности. Вот так скажу. Думаю, что-то в твоем прошлом есть, важное для некоторых людей. Иначе, не было бы столько суеты вокруг твоей персоны. Ты заметил? С тобой даже Шипко ведет себя иначе. Заметил. Не мог не заметить…

Бернес покачал головой, поражаясь чему-то, известному только ему. Видимо, для Марка было удивительно, что Панасыч вообще может к одному из детдомовцев относиться иначе, чем к остальным.

А я на мгновение задумался. Честно говоря, до слов Бернеса про старшего сержанта госбезопасности, ни разу о подобном не размышлял. Ну,