Шесть баллов по Рихтеру - Екатерина Алексеевна Каретникова

сказать. Тогда она бы знала и, может быть, тоже сказала бы ему что-то такое в ответ. Или задумалась. Или хоть вспоминала бы о нем без обиды. А теперь? Он попытался представить себя со стороны и чуть не взвыл. Ничего, ничего хорошего Нора о нем думать не могла. Потому что ничего хорошего он не сделал ей. Совсем ничего. Просто полюбил. И сейчас ему казалось, что полюбил на всю жизнь.

Билет на ночной поезд Вик купил без проблем. Деньги у него были. Последние, но были. Главное, доехать. Главное, найти Нору. А потом он выкрутится, придумает что-нибудь. Только бы она его простила.

Вик никогда вслух не признался бы, что виноват перед ней. Но про себя-то он знал, что это так. Сердце тоскливо сжалось, внутри разлился январский холод. Не простит она его. Конечно, не простит. Никто не прощает других женщин, а он ушел от нее с Ангелиной. Он, конечно, говорил, что просто стал для Ангелины проводником и не больше того. Но все, уходя с другими девушками, пытаются это объяснить. Кто в такое верит?

Поезд тащился в темноте, разрывая тишину оглушительными гудками. То ли распугивал зверей, выходивших к рельсам, то ли сам себе не давал заснуть. Но спать не мог и Вик. Стоило только закрыть глаза, как перед ним возникало лицо Норы. Ее глаза, ее губы, ее щеки. И ее шрам на лбу. Бедная девочка, как же все достали ее с этим шрамом! А ведь можно было просто не обращать внимания. Вот он же, Вик, мог бы его совсем не заметить, если бы Нора сама не рассказала. Она была прекрасна любая. По крайней мере, для него.

К утру рельсы перестали подбрасывать вагон, и Вик уже не боялся навернуться со своей верхней полки. Он даже успел задремать и увидеть нелепый сон, в котором алый дождь начался и никак не кончался, а все стояли под навесом и ждали, ждали. Вик думал, что так никогда раньше не было. Алые дожди заканчивались быстро. Почему же сейчас вода хлещет и хлещет? Может, в мире опять что-то изменилось? Стоило им всем чуть-чуть привыкнуть, и все опять стало меняться, как картинки в калейдоскопе? Как же Вик ненавидел эти перемены.

– Вы просили вас разбудить за полчаса до прибытия, – сказала ему проводница и легонько потрясла за плечо.

Вик открыл глаза, непонимающе похлопал ресницами, наблюдая за незнакомым лицом в форменной пилотке, а потом улыбнулся так, как он умел улыбаться женщинам, и вскочил.

В смысле, скатился с верхней полки на пол.

– Спасибо! Я как раз все успел, – ответил он проводнице.

Та посмотрела недоуменно, но расспрашивать каждого пассажира ей было некогда. С одним задержишься, не хватит времени разбудить остальных.

Поезд остановился, когда Вик решил, что еще секунда, и он сойдет с ума от нетерпения. Не сошел.

Перрон был пустым, почти никого не встречали. Наверное, слишком раннее утро не способствовало. А Вика и встречать было некому. Он быстро прошел по перрону, пытаясь вспомнить, ходят ли здесь такси до границы или придется ждать попутчиков у выезда на шоссе.

На площади у вокзалов стояло несколько желтых с шашечками машин. На таких ехать себе и ехать, если есть деньги. Вик пересчитал наличные и подумал, что шанс договориться с водителем есть.

Он подошел ко второму от края припаркованному такси, просто потому что всегда первый номер старался пропускать. Мало ли?

– Мне до кордона, – сказал Вик.

Водитель – дядька средних лет, заспанный, но веселый, округлил изумленно глаза.

– Так это не меньше тысячи будет!

– Семьсот, – предложил Вик. – Семьсот и цветок папоротника для вашей жены.

– Правда, что ли? – присвистнул таксист. – А покажи.

Вик, наученный горьким опытом ничего не показывать зря, вытащил мобильник и ткнул пальцем в фотографию.

– Вот он. Живой покажу, когда довезете.

– Стоп. Я понял. Ты – тот парень, который ходит туда-сюда через кордоны и носит разное?

– Ну я.

– У меня дочка тебя в интернете читает, – объяснил таксист. – Сто раз видел. Читает и пищит от восторга. Не, ну тебя я и за пятьсот отвезу. Если еще с папоротником.

– С ним, – кивнул Вик. – Ваша дочка, наверное, знает, что я дорожу своей репутацией.

Фраза прозвучала по-книжному сухо.

– Да, не жулик ты, – кивнул таксист. – Они все про это говорят. И дочка, и ее подружки. Садись. Опять через кордоны пойдешь?

– Спасибо!

Вик сел и вместо ответа на вопрос неопределенно пожал плечами. Но водитель ответа и не ждал. Кто будет откровенничать с чужим человеком, даже если его дочь читает его блог? Только лох, лох серебристый. В смысле, окончательный и бесповоротный.

– А сколько тут ехать? – спросил Вик.

– Часа полтора, если на переезде не застрянем. Там сейчас составы гонят один за другим. То цистерны, то платформы, то не пойми-не разбери что и с чем.

– Странно. Раньше почти никто не ездил.

– Тю, – снова присвистнул водитель. – То раньше. У нас раньше и зимы не было.

– А теперь что, – не поверил Вик. – Есть?

– Говорят, что будет, – гордо ответил таксист.

И чего гордился? Как будто собирался подрабатывать водителем у деда Мороза.

– Надоели эти дожди бесконечные, – объяснил таксист, хоть Вик ни о чем и не спросил. Может, было видно по лицу, как он удивлен?

– А снег – это другое. Горки начнутся, санки, лыжи, коньки. Все веселее. Ты вот на лыжах умеешь?

– В школе немного катался, – сухо пояснил Вик.

И тут же воспоминания свалились на него гигантским снежным комом. Физкультурником в школе был румяный широкомордый мужик с кудрями «мелкий бес» и ехидной улыбочкой. Весной и осенью он приезжал в школу на велосипеде. Сколько лет пацаны хотели проколоть ему шины, но он велосипед на улице не оставлял, а каждый раз загонял в учительскую раздевалку. На лыжах, которые по расписанию значились в третьей четверти – самой длинной и ненавистной из всех – ездить технично он никого не учил. Он вообще не занимался теорией. Исключительно практикой. И поэтому гонял дорогих учеников и в снег, и в гололед в лыжные кроссы – четыре круга по школьной лыжне, на время. Кто сошел с дистанции – тому пара. И не важно, сопли у тебя полились, лыжа сломалась или сердце грозило выскочить из груди, пробив ребра. Плевать ему было на твое сердце и твои ребра. Не пробежал четыре круга – пара. Впрочем, если пробежал медленно, пара светила тоже. Но была хотя бы надежда на трояк с минусом.

Вик ненавидел лыжи. И оценки по физре. И