Восемь мстительных богов - Наталья Вячеславовна Андреева

так: опасаюсь. Кто знает, кем были его родители? Из Федьки ведь слова не вытянешь. Сидит, молчит. Кубики свои складывает. Пытался книжкой его увлечь – без толку. А как в гараж идти – улыбка до ушей. Мне кажется, он там жить может. Один. А к нам с тобой не особо тянется.

– Хорошие люди детей в приют не отдают. Наверняка его мать гулящей была.

– Не самое плохое. Главное, чтобы отец не был бандитом или алкашом. А то ведь яблоко от яблони…

Супруги Герасимовы озабоченно переглянулись. В комнате приемного сына было тихо, а дверь плотно закрыта. Федор – он такой… не больно-то общительный. Когда стало понятно, что своих детей им уже не дождаться, Герасимовы обратились в подмосковный детский дом. Заполнили кучу бумаг, прошли все утомительные формальности.

Им всегда хотелось сына. Мальчик, который приглянулся Герасимовым, был крупным и на вид здоровым. Лицо не сказать чтобы красивое, но приятное. А главное, спокойный. Молчаливый. А то бывают такие: шило в заднице. Живчики. Сам Станислав Сергеевич Герасимов был флегматичным высоким мужчиной, волосы темные, глаза карие. И внешнее сходство оказалось решающим.

Сразу после окончания утомительной и затяжной процедуры усыновления было решено переехать в другой город. По виду никто не догадается, что мальчишка – приемыш. На отца похож.

– Отчество будете давать? – со вздохом спросила директор детдома. – В метрике в графе «отец» стоит прочерк.

– А как же! Стасович!

– Вы хотели сказать, Станиславович, – мягко поправила женщина. – Так будет правильно.

– Правильно детей из роддома забирать, а не бросать их там, – сурово сказал Герасимов. – А раз мне достался подкидыш, то запишете, как скажу: Стасович.

«Мне-то что, – пожала плечами директриса. – Советский Союз вот-вот развалится, страна бурлит, дети, вместо того чтобы учиться, по улицам шатаются. Да хоть Христосович! Лишь бы забрали».

Недовольство приемных родителей Федор почувствовал сразу. Он был не таким уж маленьким, когда его усыновили, но принял правила игры. Воспоминания о детдоме стер из памяти, Станислава Сергеевича Герасимова называл батей, маму, само собой, мамой. Но отношения не складывались.

Федор сторонился и своих ровесников, и тех, кто постарше. От взрослых вообще шарахался. Не знал, как себя с ними вести. Ни разу не попытался приласкаться к приемной матери, поговорить с ней откровенно. Молча брал тяжелые сумки, когда она возвращалась с работы, и нес на кухню. Так же молча ждал: не надо ли чего? Скажут – приносил дневник и так же без комментариев клал на стол.

Ждал. Ругали – молчал. Хотя ругали его редко и никогда не наказывали. Приемыш! Жизнь его и так уже наказала: мать родила бог знает от кого и бросила. Еще и бить? Хотя Герасимовы уже жалели втайне, что решились взять ребенка из детдома.

«Какой-то он не такой…»

Чтобы угодить приемным родителям, Федор и записался в секцию бокса. Ну и не лезли чтоб пацаны. Хотя драться Федору особо не хотелось. Но если в довершение к плохим оценкам его еще и поколачивать станут, совсем труба. Сдадут обратно в детдом. Как бракованного.

И Федор старался. Сначала первый юношеский разряд, потом кмс… Кулаки у него были – будь здоров! Реакция слабовата, зато кости крепкие. Особенно черепа. Федор шел в атаку набычившись и закрывая руками корпус. Держал их ниже положенного, этакая нетривиальная боксерская стойка. Противник велся и бил в голову. Тут же получая убийственный ответ чуть повыше резинки трусов, отчего дыхание останавливалось. А Федор добивал.

Головы он никогда не терял. Упрямый, сосредоточенный. Вот-вот его должны были взять в юношескую сборную, в основной состав. А там – заграница, призовые, титулы… Кто ж знал, что все так быстро закончится. А главное – глупо.

Хромать он начал внезапно. Сделали обследование, парень-то перспективный. Оказалось: врожденный дефект. Либо наследственность, либо беременность была с осложнениями. И как итог – недоразвитая коленная чашечка правой ноги. И это необратимо. Не займись мальчик боксом, хромота бы еще долго не проявилась. Беречь надо было ногу.

Но бокс сделал из Федора Герасимова калеку. Запредельные нагрузки и беготня по рингу бракованную от рождения коленную чашечку доконали. И хромота осталась на всю жизнь. Бонус был: в армию не взяли. Но и проблема тут же образовалась: сделав ставку на большой спорт, Федор пренебрег учебой. Школу он еле окончил. Тройки в аттестате нарисовали, а что дальше? В институт не светит.

Хорошо, что у парня оказались золотые руки. А еще талант художника. Федор родился творцом, но в то же время ремесленником. Недовольство приемным сыном родители теперь даже не скрывали: нелюдим, необразован, да еще и калека! Поэтому Федор пропадал в гараже. Когда было тепло, там же и ночевал. И там собрал первый байк. Из хлама всякого. Хотелось влиться в тусовку.

Мотоцикл с самого начала был для Федора живым, они часами разговаривали. Говорил, конечно, Федор, а байк урчал мотором и со всем соглашался. Благодарный молчаливый слушатель, что еще надо калеке? Тогда и пришла в голову Герасимова мысль раскрасить железного друга. К процессу Федор подошел старательно. Прочитал все книжки по аэрографии, которые нашел, сделал с десяток трафаретов. Натащил в гараж металлолома: крылья, капоты от старых машин. И стал экспериментировать.

Краски, растворители, лаки, закрепители…

Кроме аэрографа Федору понадобились компрессор, ресивер, шлифовальные приспособления, шланги для подачи воздуха… Да много чего. Батя ругался, но ведь денег Федор не просил. Напротив, сам стал добытчиком. Слух о хоть и молодом, но старательном классном механике прокатился по всему городку.

Сарафанное радио сделало Федора Герасимова популярным. К нему пошли. Он никому не отказывал, днем работал на заказчиков, а вечером и ночью для души. Аэрография стала его призванием, отдушиной, тем миром, где он прятался от реальности. Хромой угрюмый парень, недалекий, раз учиться не смог, простой работяга без образования. Девушки в его сторону даже не смотрели. А он их рисовал. По памяти. Красивых, сексуальных, манящих. Портреты Федору особенно удавались.

Он вдохновенно наносил краски на зарихтованный металл. И старые запчасти, место которым было на свалке, оживали.

На то, чтобы познать все тонкости ремесла, ушел почти год. Зато когда Федор приступил наконец к байку, твердо знал, чего хочет. Пусть это будет волк. Одинокий волк, такой же, как и сам Федор Герасимов. Он покрыл рисунками все: бензобак, обтекатель, фару. Зверь получился на славу. Как живой. Казалось, что шерстинки шевелятся от ветра, когда волчара-байк несется по автобану. И Федора заметили.

– Ух ты! А мне сделаешь?

Посыпались заказы. Аэрография внезапно вошла в моду. И Федор всерьез увлекся. Расписывал байки, автомобили и даже шлемы. Денег стало много,