Череп на рукаве - Ник Перумов

Земля покачнулась у меня под ногами. Кожа на лице запылала. Невольно я сжал кулаки. Секурист, явно наслаждаясь, наблюдал за моей реакцией. Он явно ждал от меня каких-то слов Но мне не задано никакого вопроса. Не предъявлено обвинения. Мне не на что отвечать. И, если это обычные дети, кто тогда душил Микки и Фатиха?! Что, в медсанчасти у всего персонала тоже галлюцинации?!

— Благодарю, что сочли возможным поделиться со мной этой информацией, господин риттмейстер. Она наверняка строго секретна, я ценю ваше доверие и постараюсь оправдать его в дальнейшем!

Лицо у него едва заметно дрогнуло Похоже, чего угодно он ожидал от меня, только не подобного заявления. Однако „человек Иоахима“ тоже умел держать удар.

— Информация, само собой, совершенно секретна. Но, ефрейтор, вам не интересно узнать, отчего вас не привлекают к суду за убийство несовершеннолетних имперских граждан?

— Полагаю, господин риттмейстер, остальные солдаты моего отделения подтвердили мой рассказ. И кроме того, иллюзия — если это была иллюзия — не рассеялась после… моего выстрела.

— Отлично держитесь, ефрейтор, — многозначительно уронил риттмейстер. — Вы правы, мы уже опросили других. Пока вы спали, — он усмехнулся. — Все как один действительно подтвердили вашу версию. Особенно красноречив был рядовой Варьялайнен. То есть вы — и не только вы, но и несчастные дети — находились под очень мощным гипновоздействием, ефрейтор. Мы выясняем механизм этого воздействия. Было ли оно псионическим, химическим или каким-либо ещё. Но это уже не ваша компетенция, ефрейтор. — Он поднялся. — Само собой разумеется, всё, о чём мы с вами говорили, должно быть сохранено в полной тайне.

— Так точно, господин риттмейстер!

— Можете идти, ефрейтор, — и секурист повернулся ко мне спиной.

Вот такие пироги с котятами, как говаривал тот самый профессор Обручев, заслуженный деятель науки, академик Императорской Академии Наук, которого давно и упорно приглашали лучшие университеты „полноправных“ планет и который упорно отвергал все приглашения, предпочитая оставаться не ректором, не деканом даже — скромным заведующим небольшой кафедры в маленьком провинциальном университете, дипломы которого лишь совсем недавно стали признаваться в остальной Империи…

Под бронёй, по спине, груди, бокам с меня градом лил лот. Дети. Галлюцинация. И шрамы на шее Микки с Фатихом тоже, наверное, галлюцинация. Надо было спросить секуриста, а возможно ли вообще нанесение подобных ран человеческими руками, руками ребёнка, даже если этот ребенок „под гипнотическим воздействием“? Откуда возьмутся силы? Загадочные „резервы человеческого организма“, о которых так любят писать бульварные газеты? Не верю. Нет. Не может такого быть. Абверовец меня просто проверял. По каким-то своим внутренним причинам. Может, ему надо было выяснить, как я отреагирую на такое… известие. Зачем, почему — не мой вопрос. До поры до времени мне нет резона вставать на пути у этого ведомства.

Само собой, рассказывать ребятам я ничего не собирался. И не из-за данного имперцу обещания. Чтобы выжить, мне нужно боеспособное отделение. Помирать вследствие их глупости, трусости или растерянности я не намерен.

И потому к нашей аппарели, куда уже успели подвезти жратву, я подошёл почти как ни в чём не бывало. Несчастный случай, твердил я себе. Непредвиденная случайность. Ни предотвратить, ни предусмотреть её я не мог. „Не мог, — твердил я себе, — никак не мог. Выброси из головы. И всё тут“.

— Командир! — завопил экспансивный Мумба, размахивая моим котелком с явным риском расплескать к чёрту всё содержимое. — Командир, я пайку тво… вашу припас!

— Ешь, Мумба, если хочешь, и поделись с ребятами, если у кого настроение порубать ещё есть. — У меня сейчас кусок в горло не лез.

— Галеты что, тоже делить? — с надеждой осведомился негр.

— Галеты оставь. — Я постарался внять голосу рассудка. До темноты ещё далеко, кормёжка нескоро, а на голодное брюхо хорошо воевать вряд ли получится.

Надо сказать, командовал отделением я в тот день плохо. Для начала мне устроил разнос господин штабс-вахмистр „за непроверку состояния чистоты вверенного подчинённым боевого оружия“ плюс за „несоответствующий внешний вид подразделения“, а потом чёрт вынес на нас какого-то очередного проверяющего из штаба батальона, который, вне всякого сомнения, считал себя почти что героем, осуществляя „полевую инспекцию войск во время боевых действий“. От полного краха меня спас только наш лейтенант, заявившийся на сей раз как нельзя кстати. Он наверняка сам собирался учинить суд и расправу, но при виде того, что его людей трахает какой-то штабной штрюль, мгновенно осатанел.

— Господин гауптманн!…

— А, вы, лейтенант. Что за бардак у вас во взводе? Как такой обезьяне могли доверить ефрейторство?! Посмотрите: подворотнички свежие не подшиты, форма мятая, две кокарды утеряно, не говоря уж…

— Господин гауптманн, мои люди только что вышли из боя.

— Бой был вчера, господин лейтенант. Имперский десантник тем и отличается от обычного Feldgrau, что сразу после боя годится хоть на смотр к Его Величеству! Никто, не должен думать, что бой есть предлог не следить за собой. Сперва подворотнички, потом патронные сумки, и так докатимся, что в казённиках лягушки скакать будут. Трое суток ареста этой неудачной пародии на имперского ефрейтора, господин лейтенант.

— Так точно, трое суток ареста, — в голосе лейтенанта словно броневые траки лязгнули. — Однако я выражаю несогласие с вашим решением, господин гауптманн, и вынужден обратиться к вышестоящему командиру. К господину майору Иоахиму фон Валленштейну. До его решения приказ об аресте ефрейтора в силу не вступит.

Лицо штрюля перекосилось, однако сделать он ничего не смог. Лейтенант рисковал, потому как если командир батальона подтвердит решение штабного гауптманна, под арест вместе со мной пойдёт и лейтенант.

Офицеры молча откозыряли друг другу и разошлись.

— Ефрейтор! — Лейтенант присел на край аппарели. — Знаю, то, о чём с тобой толковал этот тип из ИСС[7], сугубо и трегубо секретно, но если они собираются взяться за мой взвод из-за тебя, так и знай, что лучше бы тебе на свет не рождаться.

— Никак нет, господин лейтенант. Заверяю вас, за наш взвод они не возьмутся. Это касается меня и только меня, господин лейтенант.

— Надеюсь, — буркнут тот, вставая. Однако, уже собираясь идти, вдруг повернул голову: — Но знай, я дам тебе самую лучшую рекомендацию, какую только могу. Чую, нам понадобятся настоящие солдаты. И скоро. Не благодари, ефрейтор. Делаю это не за твои красивые глаза. Мне во взводе нужны такие, как ты. Всё ясно?