Девять карет ожидают тебя - Мэри Стюарт

Я обошла кровать. Мадам стояла, держала чашку у лица, смотрела пустыми открытыми глазами на место, где я только что находилась. Как привидение под лунным светом. Ее, как леди Макбет, тяжелые чувства и мысли заставляют ходить во сне. А интересно, она, как другие убийцы, расскажет, что видела и знает? Ничуть не разбираюсь в лунатиках. Леди Макбет разговаривала. Что надо сделать, чтобы заставить Элоизу отвечать на вопросы? Я держалась за кровать, иначе бы наверно упала. Сказала хрипло:

— Мадам.

Не обратила внимания, Тихо и уверенно поставила чашку и повернулась, чтобы удалиться. Луна отражалась в ее пустых глазах. Я сказала:

— Элоиза де Валми, отвечай! Как ты убьешь Филиппа?

Она шла к окну, я — за ней. Она двигалась медленно, подняла руку к занавеске… Я вдруг подумала, что ошиблась, и она вовсе не спит, но ее глаза не меняли выражения.

— Рауль помогает тебе убить Филиппа?

Она остановилась, наклонила голову в мою сторону.

— Рауль помогает тебе?

Она повернулась. Не получается. Уходит со своими секретами и не просыпается. Я отодвинула перед ней занавеску. Она спокойно прошла мимо меня и исчезла на балконе.

Но она сказала именно то, что нужно. Я это поняла, когда повернулась. Прости нас Господь. Я стояла у кровати с чашкой в руке.

Я разбудила Филиппа тихо, использовала трюк, про который где-то прочла. Надо слабо надавить под левым ухом. Он открыл глаза и посмотрел на меня. Потом сказал, будто продолжая разговор:

— У меня опять был кошмар.

— Знаю. Поэтому я и пришла.

— Сколько времени?

— Половина второго.

— Ты еще не ложилась? Ходила на бал в деревню? Ты не говорила…

— Нет. Я оделась, потому что…

— Ты не уходишь?

— Тише, Филипп. Нет, то есть да, но я не оставлю тебя одного, если ты этого боишься. Ты тоже пойдешь.

— Я?

Я кивнула и устроилась на краю кровати. Мальчик сидел очень тихо и смотрел на меня большими глазами.

— Ты чувствуешь себя хорошо? Не сонный?

— Нет.

— Совершенно нормально и проснулся?

— Да.

— Пил шоколад?

Он посмотрел на чашку, потом на меня.

— Вылил.

— Почему?

— Ну…

— Я не сержусь, просто хочу знать. Он был противный?

— Нет, то есть не знаю. С прошлой ночи осталась бутылка лимонада, я ее спрятал, а тебе не сказал. Очень вкусный. Он больше не шипел, но все равно хороший.

— Ты не сказал, когда я пошла готовить шоколад.

— Не хотел тебя обижать. А что случилось?

— Ничего. Ой, Филипп.

— Что случилось, мисс Мартин?

— Устала, не спала.

— Почему?

— Слушай, mon petit. Знаешь, что твой дядя Ипполит сегодня возвращается?

— Когда? Почему? Кто тебе сказал? Когда мы его увидим?

— Поэтому я тебя и разбудила, — заявила я, будто это был крайне разумный поступок. — Чем скорее, тем лучше.

— Мы сейчас пойдем на его виллу? Встречать дядю Ипполита?

— Да. Его там еще нет, но думаю…

— А дядя Леон знает?

— Дорогой Филипп, я и не думаю, что ты все поймешь, но, пожалуйста, доверяй мне, и уйдем очень быстро и как можно тише. Дядя Леон…

— Ты увозишь меня от него.

— Да.

Я ждала, что он спросит почему, но ребенок придумал ответ сам.

— Он меня ненавидит. Я знаю. Хочет, чтобы я умер. Да?

— Боюсь, он может желать тебе зла. Он мне и самой не особенно нравится. Нам обоим будет лучше где-нибудь в другом месте, если ты мне веришь и пойдешь со мной.

Он вылез из кровати, начал снимать рубашку и остановился посередине движения.

— Когда в меня стреляли в лесу, это было не случайно?

— Нет. Возьми рубашку.

— Он хотел меня убить?

— Да. Не бойся…

— Не боюсь. Я долго боялся, с тех пор, как приехал сюда, но не знал почему. Мне было плохо, я ненавидел дядю, но не знал, почему все время страшно. Теперь понял и не боюсь. — Он сел и стал натягивать носки. — Мы пойдем к дяде Ипполиту, все ему расскажем, а потом моего дядю Леона гильотинируют.

— Филипп!

— А что? Убийц отправляют на гильотину. Он убийца.

Да, от тигров рождаются тигры. Он даже стал похож на дядю. Но все равно он ребенок.

— Знаешь, нет. Ты жив, и таким и останешься. Только надо спешить и не шуметь. Вот ботинки, но не одевай их, а неси в руках.

— Куда пойдем?

— Я сказала. К дяде Ипполиту.

— Не можем. Они там прямо утром начнут нас искать.

— Знаю. Но мы спасемся. Пойдем за нашей звездой, она не подведет. Помнишь мистера Блейка, англичанина? — Он кивнул. — У него есть домик в лесу, он там иногда слит. Я знаю, что он сегодня там, его окошко горело, как звезда, когда я собиралась лечь в кровать. Мы пойдем прямо туда, он за нами присмотрит, а завтра пойдем к дяде. Все будет отлично, честное слово.

— Хорошо. Шарф взять?

— Да. Оденься как можно теплее. И тихо.

Я остановилась у двери и прислушалась. Тишина. За руку по коридору, мимо часов, вниз по лестнице, под портретами, в темноту, к двери… Дверь в конюшню закрыта. Какой-то выход должен быть открыт для слуг, но я не стала тратить время на поиски. Ключ повернулся легко, но дверь не открывалась. Филипп громко дышал. Я потянула ее со всех сил, искала задвижку, но не могла найти… Все, попались!

— Все в порядке, — сказал Филипп, — я взял с собой фонарь.

Он нашел задвижку, отодвинул ее, и дверь открылась. Ночь.

15

Я не имела ни малейшего представления, как найти дом Вильяма Блейка, но через окно мне часто казалось, что его окно светится очень близко. Надо только подняться сквозь сосны от моста, а потом немного направо. В конце концов мы бы просто вышли на свет.

Звучало это легко, но оказалось долгим и мучительным путешествием. Включать фонарь под окнами замка не хотелось, а в лесу было очень темно. Глаза скоро привыкли и мы не натыкались на деревья, но шли очень медленно. Однажды Филипп споткнулся и не упал только потому, что мы держались за руки. А один раз я с трудом сдержала крик, потому что какая-то палка воткнулась в мою ногу, как меч. Тем не мне с каждым шагом я чувствовала себя веселее и счастливее. Мы убегали на свободу.

Примерно через двадцать минут мы вышли на совершенно прямую просеку, ведущую прямо вверх. Может ее сделали для борьбы с пожарами, а может, чтобы трактора могли ездить, но она нам пришлась очень кстати. Тут тоже валялись ветки, но по крайней мере было хоть что-то видно. Мы оглянулись на Валми. Окно Леона продолжало светиться.

— Нормально, Филипп?

— Да, мадмуазель.

Если кто и был кроме нас в лесу, мы его не заметили. Звезды. Ветерок. Листья рокотали под ногами, как гроза. Когда мы остановились отдохнуть, единственным звуком было наше дыхание.

Дом увидел мальчик. Я смотрела через деревья вверх, искала свет и с ужасом думала, что вдруг мы не заметили его за толстыми соснами. Неожиданно запыхавшийся Филипп сказал мне:

— Вон, — и показал на пробел в стене деревьев на юге. Я с благодарностью обернулась, ребенок прижался ко мне. Точно, домик, именно там, где я ожидала. Маленький, квадратный, красивый. Сосновые бревна, вокруг — веранда, крутая крыша нависает по бокам, ставни из деревянных планок. Сосны так столпились вокруг, что, наверное, свет приходится зажигать даже днем. Но сейчас темно. Ночь шептала и шуршала.

— Он крепко спит, — сказал Филипп жизнерадостно и очень громко.

Я чуть не подпрыгнула.

— Конечно. Забыла, что скоро рассвет. Надеюсь, он не рассердится, что мы его разбудили. Пошли, месье граф.

Он пошел впереди, я за ним. Наконец-то мы были в безопасности, а Валми удалилось на мили. Я обернулась. В замке горели три окна. Еще одно, еще… Моя спальня, гостиная, класс. Два огонька отделились и двинулись по дороге. Тревога объявлена, господи боже. Леон не дождался утра. Опять проверил нас, а теперь все встали. Я почти слышала быстрые шаги, шепот, шуршание колес, гудение телефонных проводов. Яркие окна смотрели пятью глазами в долину. Как только я подумала, что это не логично, с какой стати ему поднимать всех на ноги, окна погасли одно за другим, замок опять погрузился в тишину. Только одно окно продолжало ярко сиять, и фары двигались по зигзагу, а потом исчезли.

Я не права. Никакой тревоги. Он обнаружил, что мы ушли, уверился в этом, а потом поехал к телефону. У него есть остаток ночи, а погоня за нами отправлена. Протрезвевший Бернар? Рауль? Я побежала к Филиппу, который тихо стучал в дверь.

Четверть минуты, три четверти. Я стояла рядом с мальчиком и пыталась задушить в себе растущий ужас. Сейчас это кончится, раздадутся шаги англичанина к порогу, заскрипит дверь, тепло очага выплеснется в холодную ночь через веранду. Тишина в лесу. Холодный воздух. Полторы минуты, ни звука. Еще спит.

— Постучать еще?

— Да, Филипп, громче.

Мои нервы дергались в такт стуку. Почти барабанный бой. Он мог бы разбудить все в лесу. Где-то вдалеке зашумела машина. Никакой реакции в домике.

— Там никого нет.

Теперь стало слышно, что ребенок очень устал.

— Он спит. Попробуем войти, он не рассердится, если мы его разбудим.