Тату на нашей коже - CrazyOptimistka

выставить ладони вперед. – Все хорошо, я просто резко поднялась. Думаю, что я вполне осилю продолжение этого вечера.

Эля, бл*дь, ты больная? Что ты творишь?!

Да, я больна. Уже давно и моя болезнь заключается всего в одном человеке. Которого я вижу перед собой. Называйте меня как угодно, но это превыше меня. Что это? Совпадение или очередная ловушка, скажите мне на милость?! Как так могло случиться, что я вижу Матвея рядом со своей дочерью? Снова какой-то гениальный план в действии, а?

И пока мы возвращаемся к столу, мой мозг продолжает лихорадочно перебирать варианты. Кошусь на мужа и его реакцию, интересно, он в курсе? Или на этот раз обошлось без их с Эммой помощи?

Они попросту до этого еще не додумались. К тому же, это было бы слишком подло.

Да ну неужели? Эта парочка по своей подлости может дать фору любому. Хотя… Нет, нет, нет, этот вариант исключаем сразу. Ладно, они на мне отыгрались, как могли, но вмешивать сюда дочь было бы низко даже для них. Что тогда? Остается только Матвей. Мстит? Отыгрывается? Действительно влюблен? Что? Что, мать вашу, из этого?!

–Мам, ты до сих пор бледная, давай закажем десерт, чтобы поднять и настроение, и твой вечно падающий гемоглобин? – присаживается на стул Варя, который ей так услужливо отодвинул Матвей, – Спасибо, милый.

– Не за что, любимая, – без единой эмоции отвечает парень в ответ, но и этого достаточно, чтобы я до боли сцепила руки в замок. – Официант, мы готовы сделать заказ.

Сама на это подписалась. Смотри и терпи, Эля.

И я терплю, хотя на десятой минуте нашего общего досуга мне хочется выть и рвать на себе волосы. Потому что я смотрю на Варю и Матвея, вижу их касания рук, а мне кажется, будто вместо дочери чувствую его пальцы на своем плече. А я ведь помню, какой жар вызывали в моем теле его руки. Помню, как он обнимал меня. Стараюсь отвести взгляд, но он предательски возвращается к его лицу. К его губам, которые так по-хозяйски оставляют едва уловимый поцелуй на виске дочки. И эти губы когда-то целовали меня…Теперь я понимаю, что приблизительно чувствует лягушка на препарировании. Когда каждый жест, каждое слово Матвея и каждый его взгляд на Варю действует подобно скальпелю. Который отсекает мои руки, ноги, а затем впивается в ребра. Только лягушки на опытах уже мертвые и ничего не чувствуют, а я живая…

– Вообщем, мне с ним очень повезло. – Варя кладет свою голову на его плечо и я понимаю, что нихрена не запомнила из того, что она сейчас рассказывала.

– Чудесно, – коротко реагирует Слава и сверлит взглядом Матвея, который не отводит с меня глаз. Хотя тот тоже старается смотреть украдкой, но, кажется, что и у него хреново получается делать вид, что все в порядке.

До меня только сейчас дошло, что если муж и Эмма не в курсе всего происходящего… То что же будет, когда до Славы дойдет кто такой Матвей? Ни дать, ни взять, какой шикарный сюжет, который претендует на Оскар. И, кажется, обратный отсчет до абсолютного краха уже пошел. Потому что в глазах бывшего мужа мелькают подозрения.

– Я до сих пор не верю, что этот красавец оказался таким галантным джентльменом. – Хихикает Варя, поедая десерт. – Чувствую себя, как в сказке про Золушку. Это же надо было, он реально поймал меня и мою туфлю, когда я так неудачно слетела с лестницы в торговом центре. С тех пор у нас все и закрутилось, да любимый? Мы с ним сразу почувствовали себя родственными душами. Знаешь мам, я теперь понимаю, о чем ты говорила. Ну, тогда… когда… а впрочем, это уже неважно, да?

Кажется, что только она и Слава не потеряли за эти столом свой аппетит. Потому что мне кусок в горло не лез и, судя по всему, Матвею тоже. И пока мой бывший муж деловито играет роль серьезного папочки и читает нотации про семейную жизнь, мне самой охота истерично захохотать. Уж кому, но точно не ему рассказывать про верность и единственный выбор в жизни. И я вижу что-то подобное в глазах Матвея. Но он продолжает его слушать с какой-то снисходительностью что ли.

– Маам, – Варя щелкает пальцами, – я все понимаю, но может быть, ты тоже что-нибудь скажешь? Матвей, ты не думай, мама у меня вообще-то мировая и очень интересная женщина, которая всегда поддерживает разговор.

– Я просто слушаю и присматриваюсь, – отвечаю ей слабой улыбкой, – все же ваше появление стало для меня небольшим стрессом. Не ожидала, что твой избранник будет настолько тебя старше.

– Ой, мам, ну скажешь тоже. Матвею всего двадцать шесть.

– А тебе только почти девятнадцать. Вы уверены, что у вас все настолько серьезно, чтобы обручаться? – Теперь я смотрю прямо на Матвея, потому что последний вопрос адресован только ему. – Вы поручитесь, что не сделаете моей дочери больно?

Он на мгновение отпускает руку Варвары и разворачивается ко мне всем корпусом. Да, он по-прежнему хорош. Особенно в этой водолазке темно-синего цвета, которая облегает его рельеф, но скрывает все татуировки. В его глазах я вижу всплеск каких-то новых эмоций, которые он с трудом подавляет.

– Абсолютно, – его ответ звучит так, словно он судья, который вынес приговор. – Можете в этом не сомневаться. Варя именно тот человек, которому я захотел отдать свое сердце. Видите ли, у меня был печальный опыт отношений, когда я очень обжегся. И только ваша дочь вернула мне веру в то, что настоящие чувства еще существуют.

Красивый… красивый плевок в твою сторону, дорогая.

Что ж… и на это я отвечаю ему самой красивой улыбкой из своего арсенала и вижу, как его мускулы напрягаются. Кажется, между нами вспыхивают далеко не добрые искры. Если бы не звонок телефона Славы и то, как он вылетел из-за стола, я не знаю, чем бы закончился этот разговор.

– Прошу прощения, – встаю со своего места, – я отлучусь к отцу и узнаю, что случилось.

На самом деле, я хотела просто выбраться из этого здания и укатить куда глаза глядят. Лишь бы не видеть их. Потому что я совершенно запуталась в том, что сейчас происходит. У меня тысяча вопросов, которые остаются без ответов. Моя голова готова взорваться от этого! Стою на улице и глотаю холодный воздух до боли в легких, когда слышу сдавленный плач. Заворачиваю за угол и вижу пугающую картину: Слава сидит на корточках и, прикусив кулак, почти безмолвно