Орел и Дракон - Елизавета Дворецкая

Вытекая из ворот Амьена, войско двигалось вперед. Во всех городских церквях шли службы, епископ в соборе молил Господа послать победу против язычников. Впереди шла пехота, за ней – сборный отряд из всадников-сеньоров, а позади сам граф со своей конницей. Над головой его развевался стяг, трубач готов был подать сигнал к атаке. Пожалуй, только графский отряд и отличался должной твердостью духа. Все остальные дрожат от страха при одной мысли о норманнах. Но если Господь все же дарует победу, то трусов во Франкии поубавится, и после каждого успешного сражения все легче и легче будет поднять франков для продолжения борьбы. Может быть, удастся наконец создать марки, объединяющие несколько пограничных графств под единой властью, построить мосты на крупных реках, что задумал еще Хлодвиг Благочестивый, а то и обзавестись настоящим флотом, чтобы разбивать норманнов еще в море, не давая им высадиться. Тогда они быстро забыли бы сюда дорогу. Но увы – со смертью императора Карла Магнуса все эти благие начинания погибли, и за бывшую империю теперь некому заступиться, кроме Бога. И отдельных храбрецов, вроде графа Амьенского Гербальда.

Норманны расположились на лугу, на длинной полосе вдоль берега Соммы, возле своих вытащенных на песок кораблей. Не собираясь оставаться здесь надолго, они не огородили свой лагерь даже частоколом, не говоря уже о том, чтобы соорудить защитный вал и ров, как делали когда-то римляне. Но дозоры по пути к городу они выставили. Еще на подступах к лагерю франки услышали впереди резкий звук рога, потом еще и еще. Вожди норманнов спешно готовили войско к битве, и граф Гербальд подал знак ускорить шаг. Важно не дать норманнам выстроиться.

Вот впереди открылось пространство луговины, занятой лагерем. Там царила суета – норманны поспешно вооружались, сбегались под стяги своих вождей, пытались образовать строй, выставив вперед свои круглые щиты. Не замедляя шага, граф послал вперед пехоту.

В первых рядах стояли те, у кого были шлемы и еще хоть какое-то защитное снаряжение – поножи, щиты, редкие кольчуги. Далее помещались обладатели только мечей или копий, защищенные в лучшем случае кожаным нагрудником с костяными пластинами, а задние ряды образовывали крестьяне, вооружение которых иной раз состояло из кос, вил и даже дубин. Граф понимал, что толку от этого воинства будет мало и что крестьяне, скорее всего, побегут при первой же возможности, но в предрассветных сумерках важно было создать хотя бы впечатление силы и многочисленности своего войска. Его собственная конница вместе с конными сеньорами расположилась на фланге, готовая ударить после того, как пехота начнет отступать. А она начнет, ибо в пешем строю норманны заведомо превосходят эту толпу, вооруженную кто чем и почти не имеющую боевого опыта. А вот когда норманны будут преследовать бегущих и сломают строй, тогда конница сможет нанести им весьма ощутимый удар, несмотря на свою малочисленность.

У норманнов действительно было несколько вождей, судя по тому, что войско они ставили тремя или четырьмя отдельными отрядами. Пока эти отряды напоминали суетящиеся толпы, в неровных рядах виднелись прорехи, и предводители, судя по шлемам и кольчугам, с криками бегали впереди, уплотняя и выравнивая построение. Граф тоже кричал, призывая свою пехоту ускорить шаг – если стена щитов будет выстроена, то атака разобьется об нее, как прибой о скалы.

Тем временем оба войска сблизились на расстояние выстрела, и по знаку графа лучники дали первый залп. Первые ряды норманнов вскинули щиты, стрелы задрожали, вонзившись в прочное дерево, но несколько щитов упало – видимо, вместе с владельцами. Но прорехи тут же сомкнулись, норманны почти бегом двинулись вперед, чтобы не дать франкам времени выстрелить второй раз.

С треском и грохотом, с лязгом железа и криками на нескольких языках, неразличимыми и висящими над лугом сплошным облаком, оба строя сшиблись. Началась рубка – непримиримая, страшная, яростная и кровавая. Гораздо более опытные в таких делах викинги действовали умело и целенаправленно – каждый рубил мечом или секирой того, кто стоял напротив него справа, выбирая для удара тот миг, когда враг наносит удар в подставленный щит и открывается, а сам прикрывался щитом от стоявшего слева. Франки, не имеющие такого опыта, до ужаса напуганные зрелищем обнаженного оружия, льющейся кровью, жуткими криками варваров, которые нарочно вопили, рычали и завывали, как дикие звери, их яростными бородатыми лицами, оборонялись довольно бестолково, отмахивались наудачу – и падали один за другим. Норманны давили, франки отступали все быстрее и наконец побежали.

Граф Гербальд невольно приподнялся в седле, всматриваясь, приподнял руку, готовясь подать сигнал – может быть, сейчас… Но нет – позади норманнских рядов тоже затрубил рог, и они остались на месте, стали медленно пятиться, сохраняя целостность строя. Видимо, их вожди еще не поняли, насколько велики силы противника, и не решились на преследование.

– Стоять, не ломать строй! – надрывался Оттар, который в шлеме с полумаской выглядел еще более грозно, чем обычно. Кольчугу он второпях надеть не успел, и теперь на плече его расплывалось кровавое пятно.

– Пойдем, догоним их! – кричал Харальд, размахивая мечом. – Они бегут, мы разобьем их, ворвемся в город!

– Они только и ждут, чтобы мы стали гнаться за бегущими! – убеждал его Вемунд, помнивший давний поход на Рейн. – Мы один раз так попались, я же рассказывал вам! Харальд! Не двигаться с места! Я видел за рощей конный отряд! Если разорвем строй, все погибнем!

– Если конные пойдут на нас, и лошадь, и всадника бить сбоку, слышите, вы! – орал молодым конунгам и их людям Оттар от своей норвежской дружины. – Не в лоб, а то стопчут на хрен, бейте сбоку!

Убедившись, что строй норманнов, хоть и несколько укоротившийся за счет погибших и раненых, все же остается на месте, граф Гербальд подал сигнал ко второй атаке. Почти обезумевшие от ужаса пехотинцы не хотели снова идти на мечи, и граф, проскакав вдоль строя, с помощью своих конников криками и взмахами плети погнал пехотинцев вперед. На успех второй атаки он надеялся еще меньше и хотел лишь создать подходящий случай, чтобы наконец ввести в бой конницу. На нее он возлагал последнюю надежду.

Пехотинцы, едва в силах полубессмысленно бормотать слова молитвы, судорожно сжимая оружие, неверными шагами шли вперед. Туда, где ждал их плотно сомкнутый строй разноцветных щитов с железными умбонами, где виднелись хищные жала окровавленных мечей и злобные глаза следили за их приближением через полумаски шлемов, придававших лицам нечеловечески хищное выражение. Под ногами было скользко от пролитой в первой атаке крови, идущие спотыкались о тела, иные из которых шевелились, пытались ползти, хватали идущих за ноги, стонали, кричали, не получая помощи, но увеличивая расстройство рядов и подрывая остатки боевого духа. Норманны дружно взвыли – похоже, теперь они разглядели, как невелико противостоящее им войско. Один из вождей не выдержал – его дружина рванулась вперед, бегом устремляясь навстречу франкам.

И те не стерпели напряжения – не доводя дело до второй сшибки, ряды дрогнули, подались назад… То ли кто-то упал, поскользнувшись в кровавой луже или зацепившись за чьи-то выпавшие кишки, то ли оступился и подался назад – но часть ряда провалилась, а там и остальные, чувствуя открытый бок, поспешно подались назад и побежали.

Позади ревели норманны, словно стая оборотней, жаждущих крови. Видя слабость добычи, они не смогли удержаться и пустились преследовать франков. Видимо, рассчитывали, что те будут искать спасения в городе, и надеялись прорваться за ворота на плечах бегущих.

Час настал – тот самый час, когда граф Амьенский мог переломить ход боя в свою пользу или потерять все. Свою цель он видел хорошо – языческий стяг с двумя черными пятнами непонятного изображения, возле которого наверняка находился вождь норманнов. И граф подал своим людям долгожданный сигнал к атаке.

Затрубила труба, конница двинулась вперед, набирая скорость. Отряд норманнов, стоявший ближе к роще, понял замысел графа и тоже кинулся вперед, стараясь перерезать путь и не дать ворваться в беспорядочно бегущую толпу. Под копытами коней, несущих на себе тяжеловооруженных всадников, начала подрагивать земля, и это ощущение наполняло сердце графа невиданным воодушевлением и бесстрашием. Казалось, он могуч, как Божий гром, что он промчится через толпу пеших врагов, копощащихся где-то внизу, разбивая их голову копытами коня, растопчет, как Святой Георгий змея.

Смалёндцы, никогда не видевшие атаки конного строя, в первый миг чуть было не дрогнули. Но к счастью, граф Амьенский наступал с того фланга, дальше от реки, где выстроились норвежцы под предводительством Оттара. И сам хёвдинг, и большинство его людей провели во Франкии уже не один год и не раз встречались с конницей. Первый удар они встретили сомкнутыми щитами и выставленными копьями. Всадники действовали тоже копьями, стараясь сверху поразить пешего противника то слева, то справа от коня.