Белая львица - Хеннинг Манкелль

Но он этого не сделал. Сдержался. Задание превыше всего. Вообще-то он и сам удивился своим бурным эмоциям. Ведь всю жизнь прожил среди расистов. И научился по-своему с этим справляться. Почему же Коноваленко вызывал у него такую злость? Может, потому, что он не желал мириться с презрительным высокомерием белого, который был родом не из ЮАР? Наверно, и правда все дело в этом.

Перелет из Йоханнесбурга в Лондон, а затем в Петербург прошел спокойно. Ночью, на пути в Лондон, он сидел без сна, глядя во тьму за окном. Временами далеко внизу, в темноте, словно бы мелькали огни. Но он понимал, что это иллюзия. За пределы ЮАР он выезжал не впервые. Однажды ему пришлось ликвидировать представителя АНК в Лусаке, в другой раз в тогдашней Южной Родезии он участвовал в террористической операции с целью убийства лидера революции — Джошуа Нкомо. Тогда все сорвалось, в первый и единственный раз. И тогда же он решил в будущем действовать только в одиночку.

Иебо, иебо. Никогда больше он не подчинится. Как только придет время вернуться из этой холодной скандинавской страны в ЮАР, Анатолий Коноваленко станет всего лишь незначительной деталью дурного сна, которым сонгома отравила его. Коноваленко — это расплывчатый столб дыма, который уйдет прочь. Священный дух, сокрытый в вое поющих псов, прогонит его. Этот наглец-русский, у которого такие серые, стертые зубы, навсегда исчезнет из его отравленной памяти.

Коноваленко был невысок и коренаст. Едва доставал Виктору Мабаше до плеча. Но с головой у мужика полный порядок, это Виктор понял сразу. И удивляться тут нечему. Ян Клейн всегда выбирал на рынке самое лучшее.

Однако Виктор совершенно не представлял себе, насколько этот человек жесток. Догадывался, конечно, что бывший высокий чин КГБ, специалист по ликвидации просочившихся агентов и отступников, вряд ли испытывал угрызения совести, когда речь шла об убийстве. Но излишнюю жестокость Виктор считал признаком непрофессионализма. Ликвидация должна происходить мнинги хеха, быстро и чтоб жертва не страдала без нужды.

Из Петербурга они выехали на следующий день. По пути в Швецию, на пароме, Виктор Мабаша так мерз, что все время сидел в каюте, закутавшись в одеяла. Еще до прибытия в Стокгольм Коноваленко дал ему новый паспорт и хорошенько проинструктировал. К своему изумлению, Виктор обнаружил, что зовут его теперь Шалид и что он гражданин Швеции.

— Когда-то давно ты был эритрейским беженцем и гражданства не имел, — объяснил Коноваленко. — В Швецию приехал еще в конце шестидесятых, а гражданство получил в семьдесят восьмом.

— Так за двадцать-то с лишним лет я бы должен хоть несколько слов знать по-шведски!

— Сумеешь сказать «спасибо», и хватит, — ответил Коноваленко. — Никто тебя ни о чем не спросит.

Коноваленко оказался прав.

К величайшему удивлению Виктора, молодая женщина на паспортном контроле взяла его паспорт, мельком заглянула в него и тотчас отдала обратно. Неужели вправду можно с такой легкостью въехать в страну и выехать из нее? — думал он. Да, пожалуй, все-таки и впрямь была причина перенести последний этап подготовки в страну, столь далекую от ЮАР.

И хотя к своему будущему инструктору Виктор испытывал недоверие и откровенную антипатию, он волей-неволей проникся уважением к той незримой организации, которая, судя по всему, прикрывала и контролировала происходящее вокруг него. В стокгольмском порту их ждала машина. Ключи лежали на заднем сиденье. Поскольку Коноваленко не вполне ориентировался, куда ехать, вторая машина, шедшая впереди, вывела их на магистральное шоссе южного направления и исчезла. Миром правят тайные организации, думал Виктор, и люди вроде его сонгомы. Именно в подполье мир формируется и изменяется. Люди вроде Яна Клейна — просто связные. Какое место в этой незримой организации занимает он сам, Виктор толком себе не представлял. И даже не мог сказать, хочет ли знать об этом.

Они ехали по стране, которая называлась Швецией. Меж хвойных деревьев изредка мелькали пятна снега. Коноваленко не слишком гнал и по дороге почти ничего не говорил. Виктора это устраивало, он устал от долгого пути. То и дело клевал носом на заднем сиденье и тогда сразу слышал голос духа: поющий пес выл во мраке сна. А Виктор, открыв глаза, не сразу понимал, где находится. Дождь лил без передышки. Все вокруг такое чистое, ухоженное, просто удивительно, думал Виктор. Когда они остановились перекусить, у него возникло ощущение, что в этой стране все всегда в порядке.

Но чего-то ему недоставало. Виктор тщетно пытался сообразить, чего именно. И в конце концов решил, что это ощущение внушает ему здешний пейзаж.

В дороге они провели целый день.

— Куда мы направляемся? — спросил Виктор, когда они ехали уже три с лишним часа. Коноваленко ответил не сразу:

— На юг. Увидишь, когда будем на месте.

Тогда дурной сон сонгомы был еще далеко. Женщина еще не стояла во дворе, и пуля Коноваленко еще не пробила ей лоб. Виктор Мабаша думал только о деле, за которое ему платил Ян Клейн. Он должен слушать Коноваленко и учиться. Духи, мысленно рассуждал Виктор, как добрые, так и злые, остались в Южной Африке, в горных пещерах неподалеку от Нтибане. Духи не покидают страну, не пересекают границ.

Около восьми вечера машина подъехала к уединенной усадьбе. Еще в Петербурге Виктора удивило, что сумерки и ночь совсем не такие, как в Африке. Здесь светло, когда должно быть темно, а сумерки не обрушиваются на землю, словно тяжелый кулак ночи, а опускаются медленно, точно листок, подхваченный незримым током воздуха.

Они внесли в дом вещи и разошлись по комнатам. Виктор отметил, что дом хорошо натоплен, и отнес это опять-таки за счет совершенства секретной организации. В этом ледяном царстве чернокожий африканец наверняка будет мерзнуть. А замерзший, как и голодный и жаждущий, ничего делать не сможет, ничему не научится.

Помещения были низкие. Виктор едва не упирался головой в потолочные балки. Он обошел дом, чуя непривычный запах мебели, ковров и чистящих средств. Больше всего ему недоставало здесь запаха открытого очага.

Африка была далеко-далеко. Наверное, так и нужно, думал он. Здесь самое подходящее место, чтобы опробовать план, перепроверить, довести до совершенства. Ничто не помешает, не напомнит о том, что ждет после.

Коноваленко достал из морозилки еду. Виктор решил потом взглянуть, сколько там всего порций, чтобы вычислить, как долго пробудет в этом доме.

Из собственного багажа Коноваленко извлек бутылку русской водки. Когда они сели за стол, он хотел было угостить Виктора, но тот отказался. Готовясь к работе, он выпивкой не увлекался, за целый день позволял себе разве что пару банок пива. А Коноваленко пил, и уже в этот первый вечер здорово набрался. Виктор подумал, что ему это на руку. В критической ситуации можно будет воспользоваться этой явной слабостью Коноваленко к спиртному.

От водки язык у Коноваленко развязался. И он заговорил о потерянном рае, о КГБ 60-х и 70-х годов, когда это ведомство безраздельно властвовало над советской державой, когда ни один политик не мог быть уверен, что его самые сокровенные секреты не ведомы КГБ и не зарегистрированы в досье Комитета. КГБ, думал Виктор, был вроде как вместо сонгомы в этой России, где никому не дозволялось верить в священных духов, разве только тайком. Общество, которое стремится прогнать духов, обречено смерти. Нкози у меня на родине знают об этом, и потому наших богов не подвергли апартеиду. Они живут на свободе, не скованные запретами, и всегда могли передвигаться, не страдая от унижений. Если бы наших духов отправили в дальние островные тюрьмы, а наших поющих псов прогнали в пустыню Калахари, никто из белых мужчин, женщин или детей не смог бы уцелеть в Южной Африке. Все они — и буры, и англичане — давно бы исчезли, превратились в жалкие останки, зарытые в красную землю. В прошлом, когда его предки еще открыто сражались с белыми пришельцами, воины-зулусы отрубали поверженным врагам нижнюю челюсть. Вернувшийся с победой импи нес эти челюсти убитых как трофеи, чтобы украсить ими священные врата вождя. Теперь одни только боги продолжали биться против белых, и поражения они не потерпят.

Первую ночь в чужом доме Виктор Мабаша спал без сновидений. Истребил последние остатки долгого пути и, проснувшись на рассвете, чувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Где-то поодаль храпел Коноваленко. Виктор тихонько встал, оделся и как следует осмотрел весь дом. Он и сам не знал, что ищет. Но ведь где-то непременно присутствует Ян Клейн, где-то здесь таится его бдительное око.

На чердаке, где, как ни странно, стоял легкий запах зерна, напоминавший сорго, Виктор нашел мощную радиостанцию. Он не разбирался в тонкой электронике, но был уверен: с такой аппаратурой можно вести передачи и принимать сообщения из ЮАР. Продолжив поиски, он в итоге нашел, что искал, — запертую дверь в дальнем крыле дома. За нею спрятано то, ради чего он проделал столь долгий путь.