Идея (СИ) - Маханенко Василий Михайлович

***

— Какой целеустремлённый у тебя друг! — поразилась Нина, делая очередную настройку в программе. Самообучающийся модуль уже воспринял бутылку как нечто негативно и начал самостоятельно ограничивать Петра. Но ограничиваться Жгулёв не собирался. Он словно решил во что бы то ни стало добрался до своей цели, наплевав на разбирающую его боль.

— Момент истины. Кто-то должен сломаться. Либо он, либо мы, — Павел не отрывался от датчиков. Смотреть на Артёма он боялся — на лице Кучаева было написано все, что он думал о собственном эксперименте. Коршунов понимал — отступать поздно. Если дать сейчас слабину, то помочь Петру не смогут даже в диспансере.

Артём скрипел зубами, но молчал. Сердце билось с лютой скоростью, в голове шумело, хотелось орать, но Кучаев не мог себе этого позволить. Он должен помочь Петру! Должен!

***

Как и предсказывал Павел — кто-то должен был сломаться первым. Пётр был очень упорным, но привыкнуть к накатывающей боли у него не получилось. Мужчина сдался и, свернувшись калачиком всего в нескольких шагах от заветной бутылки, завыл от бессилия и злобы на собственное тело. Наконец-то до Жгулёва дошло — никаких мучителей никогда и не было! Все, что он испытывал, создавало его собственное тело. Именно оно мучало и выкручивало мышцы, заставляя делать правильные поступки. Ведь сообщения — это банальные глюки, рождённые отвыкшим работать мозгом. Тело сопротивляется деградации и требует, чтобы сознание приняло новые правила. Причём делает это настолько показательно, что выбора, по сути, у него никакого и нет! Либо так, либо чудовищная боль…

На то, чтобы смотреть на противную бутылку с самогоном и не ощущать желания заполучить её в свои руки, у Петра ушло более двух недель. Первое время он действовал чисто механически — туалет, душ, невесть откуда появляющаяся еда, обязательная разминка, что требовали глючные сообщения, чтение книг. Пару раз он пробовал добраться до заветной бутылки, но боль оказывалась неизменным спутником каждой попытки, так что со временем пришлось отказаться от этой глупой затеи. Дни начали походить один на другой и неожиданно наступил какой-то момент, когда сообщения не появилось, но Пётр не стал отлынивать от привычных обязанностей и выполнил зарядку. Сходил в душ. Прочёл книгу. Вновь сделал разминку. И только после того, как уселся обедать, Жгулёв понял, что подсказки воспалённого разума исчезли! Взгляд словно по волшебству устремился к бутылке — она даже пылью успела покрыться за это время. Вот только желания заполучить спасительную жидкость не появилось. Наоборот — всплыли воспоминания о последствиях. О похмелье, муторном состоянии, боли, в конце концов. Тело содрогнулось, и Пётр не смог сдержать рвотный порыв. Радовало лишь то, что он умудрился добежать до туалета и не запачкал свежую одежду.

Прочистившись, Жгулёв вышел из туалета и неожиданно для себя понял, что нужно делать. Никаких сообщений не было — это поняло сознание. Решительным шагом мужчина добрался до бутылки, схватил её, но даже намёка на боль не было. Мозг понял, что сейчас произойдёт, потому и не препятствовал. Откупорив крышку, Пётр принюхался и его вновь едва не вырвало. Запах самогона казался чудовищным и отвратительным. Держа бутылку на вытянутой руке, подальше от носа, Жгулёв дошёл до унитаза и вылил туда содержимое стекляшки. Накатило ощущение правильности. Освобождения. Гордости за себя. В голове родилась новая мысль: никогда! Никогда больше он эту гадость в рот не возьмёт!

— Реабилитация ещё не закончилась, но ты на правильном пути. Теперь можно выпускать тебя отсюда, — раздался знакомый голос. Пётр обернулся, и опустевшая бутылка выпала из руки, со звоном разлетевшись на десятки осколков. В одной из стен неожиданно появилась дверь и в проходе стоял тот, кого Жгулёв считал погибшим.

— Артём? Это ты? — неуверенно произнёс Пётр, с ходу отметив отличия явившегося мужчины от того Кучаева, что он когда-то знал. Его старый друг был худым, щуплым, угловатым, здесь же стоял завсегдатай спортивных залов. Накачанный, подтянутый, мощный. Это что, тоже порождение бунтующего разума, решившего напомнить о прошлом?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А кто же ещё? — настолько знакомо усмехнулся «фантом», что у Петра в груди защемило. Слишком похоже на Артёма! — Выходи, мне нужно тебе многое рассказать. А также понять, каким образом ты докатился до такого состояния. Я рад, что ты вернулся, друг…

Глава 11

— Так не бывает… Это же… Но ведь это неправильно! Почему они так поступили? — воскликнула Нина.

— Потому что могли, — мрачно ответил Пётр, которому в очередной раз пришлось прожить прошлое. — Потому что закон для таких не имеет никакого значения. Артём не даст соврать — эти твари ради наживы способны на всё.

Кучаев молча кивнул, всё ещё пребывая под впечатлением от услышанной истории. Получалась следующая картина: через два дня после пропажи Артёма, по квартирам их дома начали ходить «гости». Несколько достаточно ушлых мужичков предлагали владельцам продать свою собственность по цене, значительно заниженной относительно рынка. Мол, дом подлежит сносу и они, как благодетели, хотят помочь бедолажным. Вот только повелись на такие посулы единицы — несколько сердобольных бабулек, для которых трёхкомнатные квартиры в центре Москвы были уже в тягость. Остальные лишь посмеялись над предложением — такие квартиры отрывали с руками. И через пару дней после того, как в доме появились ушлые люди, начали происходить странные вещи — жители начали один за другим болеть. Причём не какими-то простудами, а чем-то серьёзным. Неожиданно начали сказываться старые травмы, появляться новые. А через неделю грянул гром — практически половина жителей дома скоропостижно скончалась. Врачи объявили страшный диагноз — у каждого из погибших оказалась стремительно развивающаяся злокачественная опухоль. Проверили остальных и не поверили глазам — в той или иной степени страшная болезнь имелась у всех. Даже у Петра, всю жизнь отличавшегося конским здоровьем. На все жалобы врачи разводили руками — вызвать за несколько дней такие симптомы невозможно. Те, кто скупает квартиры, здесь точно ни при чём.

Ни у кого не оставалось сомнений, что дело подстроено, многие не поверили врачам, начали проходить независимые обследования. Жгулёв уехал максимально далеко от Москвы, в деревню, где вырос. Он не сомневался, что местные эскулапы опровергнут диагноз, но надеждам оказалось не суждено сбыться. И тогда Пётр решил принять предложение, благо уже начало подводить здоровье. Вернувшись, он по дешёвке продал квартиру и вернулся в дом родителей. Веры в систему больше не было. Мужчина понял — врут все. Никому нет дела до судьбы простого человека, когда на кону стоят большие деньги. Врачи давали ему не так много времени, родственников не было, и тогда Пётр нашёл помощников, чтобы его снабжали едой до самой кончины. А сам начал пить — религия и жизненные устои не позволяли наложить на себя руки. Конечно, часть истории оказалась приукрашена, но общую суть Жгулёв изложил верно — если сильным мира сего понравилась чья-то собственность, они получат её за бесценок или вообще бесплатно. О том, что происходило с наследниками тех, кто погиб, Пётр благополучно умолчал.

— Если ты прав, то где-то в России есть ещё одна контора с учёными, — Артём прошерстил все наработки из импланта, но ничего, способного вызвать описанные Петром симптомы, не обнаружилось. Выходит, командир наёмников был прав — Игнатов не единственный владелец личной тюрьмы. Тогда кто? Президент? Вряд ли, они меняются, к тому же постоянно на виду. Нет, это кто-то поменьше, находящийся в тени.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Тогда ты прав — из страны валить нужно, — заключил Пётр. — Ничего хорошего здесь уже не будет.

— Фигня в том, что там есть такие же тюрьмы. Называются по-другому, но суть у них одна, — вздохнул Кучаев. — Что-то я уже не думаю, что все корпорации, так резко взлетевшие за последние несколько лет, строятся исключительно на гениальности своих хозяев. Зуб даю — они либо сами имеют закрытую локацию с пленниками, либо работают с ними. Я раньше на это как-то внимания не обращал, но сейчас все как на ладони. Вы, может, и не замечали, но за последние десятилетия все нобелевские награды по физике получают только старики. Причём за открытия, совершенные ими в давние года. Неужели нет молодых и голодных до знаний первооткрывателей? Не думаю, что я такой уникальный — просто меня вовремя не заметили. А так всех, кто хоть что-то из себя представляет, забирают и закрывают вдали от посторонних глаз. Чтобы потом обогащаться за их счёт.