Мессия Дюны - Фрэнк Герберт

— Ах да, — усмехнулся Пауль. — Пусть Баннерджи выставит всех, Стил. Корба поможет.

— Я, сир? — лицо Корбы выражало глубокое беспокойство.

— Кое-кто из моих друзей уже позабыл, что раньше они назывались Вольным Народом, — обратился Пауль к Корбе, слова свои предназначая Стилгару. — Запомни тех, кого Чани назовет сардаукарами, и прикажи убить всех. Сделай это. Пусть все будет сделано тихо, без ненужного шума. Не следует забывать, что законы веры и власти не сводятся к простому выполнению договоров и обрядов.

— Повинуюсь воле Муад'Диба, — прошептал Корба.

— А расчеты для Забулона? — спросил Стилгар.

— Завтра, — отвечал Пауль. — Когда в садах не останется чужаков, объяви, что прием закончен. Партия сыграна, Стил.

— Понимаю, милорд.

— Уверен в этом, — отвечал Пауль.

~ ~ ~

Вот бог поверженный лежит — он пал, и низко пал. Мы для того и строили повыше пьедестал.

Алия сидела, уперев руки локтями в колени, положив на кулаки подбородок, и разглядывала останки: эти несколько источенных песком и ветром костей и лохмотья плоти недавно принадлежали молодой женщине. Остальное — руки, голову, верхнюю часть тела — сожрала кориолисова буря. Песок вокруг был теперь покрыт следами врачей и следователей, высланных по указанию ее брата. Все они уже разошлись, рядом с ней оставалась одна лишь похоронная команда — они стояли чуть в стороне. Хейт — среди них, ожидая, пока она завершит свое таинственное исследование.

Золотистое солнце струило теплый полуденный свет, как и положено в этих широтах.

Тело обнаружили несколько часов назад с низколетящего курьерского топтера — приборы вдруг зарегистрировали слабый водяной след, там, где влаги не должно быть и в помине. После сообщения на место прибыли эксперты. Они узнали… что женщине этой было около двадцати лет, что она — фрименка и привержена семуте… Умерла она здесь, в Пустыне, от тонкого яда, изготовленного тлейлаксу.

Смерть в Пустыне для фрименов естественна. Но семута… — такое случалось так редко, что Пауль послал ее проследить за всем так, как учила их мать.

Алия чувствовала, что ничего не достигла, только сгустила облако тайны, и без того уже охватившее здесь все. Услышав, как гхола провел ногой по песку, она поглядела на него. Лицо гхолы было обращено вверх, к эскорту, стаей ворон кружившему над ними.

Бойся Гильдии, дары приносящей, — думала Алия.

Похоронный топтер вместе с ее собственным стояли на песке возле скалистого выступа позади гхолы. Мельком глянув на крылатые машины, Алия едва подавила в себе желание скорее взлететь… оказаться подальше от этого места.

Но Пауль решил, что она сумеет увидеть нечто, сокрытое от прочих. Она поежилась в дистикомбе. После проведенных в городе месяцев он казался неудобным. Она посмотрела на гхолу, подумала: что, если он догадался о каких-нибудь обстоятельствах странной смерти? Завиток его курчавых волос выбивался из-под капюшона дистикомба. Рука ее так и тянулась заправить волосы на место.

Словно бы ощутив ее мысль, гхола обратил к ней поблескивавшие металлом глаза. Она затрепетала под пристальным его взором и отвернулась.

Фрименка умерла от яда, называемого «глоткой ада».

Фрименка. Привыкшая к семуте.

Она разделяла беспокойство Пауля, вызванное сочетанием этих фактов.

Похоронная команда терпеливо ждала. В трупе оставалось уже слишком мало воды, сберегать было нечего, можно не торопиться. И еще — они верили, что Алия тайным знанием читает судьбу той, кому принадлежали эти останки.

Но озарения не было.

И в глубине души рос гнев на этих простофиль. Вот они — результат проклятой ложной религиозности. Конечно же, и она сама, и ее брат — не народ. Власть должна пребывать на высотах. Об этом позаботились и Бене Гессерит, потрудившиеся над наследственностью Атрейдесов. Свою лепту добавила и их мать, наставившая своих детей в знании Пути…

И Пауль еще более усугубил этот отрыв от обычных людей.

Преподобные Матери пробудились в памяти Алие, вспышками адаба заговорили: тихо, маленькая! Ты есть ты. Потому тебе и дано кое-что.

Дано!

Она жестом подозвала гхолу.

Он встал перед нею, внимательный и терпеливый.

— И что ты об этом думаешь? — спросила она.

— Скорее всего мы никогда не узнаем, кто она, — отвечал он, — нет ни зубов, ни головы, они исчезли. Разве что руки… но ее генетические характеристики едва ли где-нибудь зарегистрированы.

— А яд тлейлаксу? — продолжала она. — Что из этого следует?

— Подобные яды покупают многие люди.

— Верно. Но от этой почти ничего не осталось, нечего восстанавливать, с тобой было иначе.

— Даже если бы вы решили доверить это тлейлаксу, — ответил он.

Она кивнула, встала:

— Теперь отвези меня в город.

В воздухе, когда нос аппарата уже обратился к северу, она произнесла:

— Ты пилотируешь совершенно как Дункан Айдахо. Он бросил на нее испытующий взгляд:

— Мне уже говорили об этом.

— О чем ты сейчас думаешь? — спросила она.

— О многом.

— Не смей, шайтан побери, уклоняться от вопроса!

— Какого вопроса?

Она яростно посмотрела на него. Встретив ее взгляд, он передернул плечами. «Жест Дункана», — подумала она. И хриплым обвиняющим тоном произнесла:

— Я просто хотела услышать твое мнение, взвесить собственные соображения и сопоставить их. Гибель этой молодой женщины смущает меня.

— Я думал не об этом.

— О чем же?

— О том странном чувстве, которое я испытываю всякий раз, когда слышу разговоры о том, кем я, возможно, был.

— Возможно?

— Тлейлаксу хитры…

— Не настолько. Ты был Дунканом Айдахо.

— Весьма вероятно. Это лежит на поверхности.

— Итак, ты становишься эмоциональным?

— В известной степени. Я чувствую нетерпение. Я волнуюсь. Меня просто трясет, и я едва сдерживаюсь. В голове моей… вспыхивают какие-то картинки.

— И что же?

— Они слишком быстро гаснут. Просто какие-то вспышки… Похожие на память.

— А для тебя они представляют интерес?

— Конечно же. Любопытство подталкивает, но я словно иду против ветра. Я думаю: что, если я не тот, за которого меня принимали? И мне не нравится эта мысль.

— И это все, о чем ты думаешь?

— Вы это лучше знаете, Алия.

Как смеет он обращаться ко мне по имени? Обдумывая его слова, она чувствовала, как вскипает и отступает гнев, — на бьющую из обертонов его голоса возмутительную мужскую самоуверенность. На щеке ее дернулся мускул. Она стиснула зубы.