Дочь Петра Великого - Казимир Валишевский

При Елизавете это раздвоение самодержавия в указанных мною границах, встретившее вначале преграду в энергических инстинктах государыни, вскоре явилось необходимостью. К несчастью, оно совершилось с одной стороны в пользу лиц, большею частью мало подготовленных к выпавшей на их долю роли, с другой стороны — оно вызвало к жизни страшное и ожесточенное соперничество. Вознесенная на престол группой лиц, среди которых лекарь Лесток занимал первое место по образованию и способностям, хотя он и был лишь заурядным авантюристом с ограниченным умом и шаткой моралью, дочь Петра Великого не имела возможности ни сделать лучшего выбора, ни сдерживать разгоревшееся соперничество. Внутренняя и внешняя история царствования так тесно связана с этой беспрестанной борьбой, и главные участники ее так мало известны за границей и так неправильно поняты даже в России в тех образах, в которые их облекла легенда, что мне кажется нужным ближе познакомиться с ними, прежде чем перейти к изложению событий, где они фигурировали. Это будет некоторым эскизом всего царствования. Картина его, которую я затем постараюсь нарисовать, лишь выиграет от этого в ясности.

Глава четвертая

Приближенные императрицы. Политические и военные деятели

Национализм, согласно мнению некоторых историков, будто бы возведший Елизавету на престол, является лишь выдумкой и бессмыслицей. Восшедшая на трон императрица опиралась на. имя и политику государя, бывшего менее всего врагом иностранцев, и главари движения назывались: Лесток, Шварц и Грюнштейн. Но русское знамя было поднято, и приходилось приспособлять новый режим к его краскам. В силу этого с первой же минуты царствования была устроена гекатомба немцев; отсутствие их вскоре дало себя почувствовать, а заменить их было трудно. Предупрежденные отныне относительно опасностей, которые им угрожают в стране, где с Минихами и Остерманами, превознесенными сперва до небес, обращались затем, как с разбойниками, заместители их добровольно не являлись и отвечали отказом на все приглашения. Д'Эон на уговоры поселиться в России ответил: «Спасибо; я из принципа предпочитаю всегда стоять спиной к Сибири». Не хватало даже академиков. Среди офицеров многие из тех, кого охотно удержали бы, последовали примеру Манштейна. Так, вместе с этим последним Пруссия взяла фельдмаршала Кейта, убитого затем под Гохкирхом. Австрия получила героя Гохкирха и Ловозицы, Ласси, сына графа Петра, доблестно сражавшегося в России во время войны за польское престолонаследие и в турецком походе; а Франция переманила к себе будущего победителя при Берг-оп-Зооме Левендаля. Лишь ценою уговоров и лести Елизавете удалось сохранить некоторых из них. «Разве ты меня ненавидишь? Почему ты хочешь меня оставить? — говорила она генералу Ливену. — Проси у меня чего хочешь. Отказа не будет». Он остался, и его пример увлек и других. Двое англичан, генерал Броун и полковник Фуллертон, участвовали в 1757 г. в сражении под Эгерсдорфом и, согласно немецким источникам, решили исход боя, что, однако, подлежит еще некоторому сомнению. В следующем году при осаде Кольберга русской артиллерией командовал полковник Фелькерзан, саперами полковник Эттингер, пехотой — бригадир фон Берг, кавалерией — майор Вермилен. Осадные работы велись под наблюдением полковника Пейтлинга и полковника барона Лабади. Общее же командование сосредоточивалось в руках генерала Пальменбаха. Ввиду того, что осада Кольберга не имела успеха, несмотря на подкрепления, присланные полковником Шгоффельном, приказание о снятии осады (8 октября 1758 г.), отданное генералиссимусом Фермором, англичанином, было привезено капитаном Шеллингом, немцем. Ни одного русского имени во всей этой плеяде военных.

Даже в области высшего управления царствование Елизаветы может быть разделено на три периода, составляющие, так сказать, три различных царствования. Первый период — до 1745 г. принадлежит господствующему влиянию Лестока. Второй — до 1751 г. представляет собой своего рода диктатуру Бестужева. Ее заменяет торжествующая гегемония Шуваловых. Бестужев был сам иностранного происхождения, и, кроме некоторых избранных им невидимых помощников, называвшихся Санти, Функ и Прассе, одного итальянца и двух немцев, его официальным помощником был Бреверн, опять-таки немец, бывший также и помощником Остермана. Что же касается Лестока, вдохновляемого в области политики Мардефельдом и Шетарди, то он имел в качестве помощников или преемников в медицинской части своих функций Каана, Бергаве, Крузе, Бахерахта, Гортеров, отца и сына, Монсея, Фюссадье и Пуассонье.

Присутствие франко-немецкого авантюриста, стоявшего за кулисами власти, указывает на возврат к программе Петра Великого, подобно тому, как Шуваловы, ставшие в первые ряды, обозначают успехи эволюции в национальном смысле. Человеческие фракции отличаются свойством вызывать путем внушения действительные факты. Но необходимо отметить точку отправления и развитие данного явления.

Одно совершенно забытое в настоящее время руководство по русской истории имеет на своих страницах грубую и наивную картинку. Комната с голыми стенами, меблированная одним стулом, на котором видны зеркало, гребенка и шкатулка с драгоценностями, изображает будуар цесаревны Елизаветы в тот прелестный час, что назывался в восемнадцатом столетии юностью дня. Горничная причесывает будущую императрицу, небрежно одетую, с ночными туфлями на босу ногу. Дверь открывается, и, по-видимому, неожиданно и стремительно входит странная личность. Человек с огромными усами, громадными сапогами и гигантскими эполетами на чрезмерно длинном одеянии, держит развернутым в руках легендарный рисунок, изображающий дочь Петра Великого в двух различных видах: императрицей с одной стороны с царской короной на голове; с другой — монахиней под густым покрывалом. Внизу стоит подпись: «Lestocq fa risolvere Elisabeth a farsi proclamare Imperatrice».

Смелый художник, которому Елизавета была обязана доброй половиной своего торжества в ноябрьскую ночь 1741 г., уже знаком моим читателям. Его роль после переворота, его поведение и обнаруженные им качества прекрасно охарактеризованы в следующем отрывке из депеши Мардефельда королю от 14 сентября 1743 г.

«Лесток, как мне показалось, отнесся весьма чувствительно к моему намеку на то, что ваше величество вознаградило бы звонкой монетой оказанные им услуги. Он мне сказал на это, что Англия предложила ему значительную пенсию и что императрица упрекнула его за то, что он ее не принял; что вслед за этим установлена была и определенная цифра, но это, однако, не делает его сторонником лондонского двора, причем он заметил, что в данном случае есть некоторое лукавство с его стороны; … он сознался, что он уговорил императрицу в Москве не приступать к Бреславльскому трактату исключительно потому, что предложил его Вейч и что, если бы сторонники Англии не воспользовались его отъездом в Ярославль, никогда договор с данной державой не состоялся бы; что он любит Францию из благодарности за то, что она дала 300000 дукатов на осуществление намерения императрицы предъявить свои права на престол… она не могла бы исполнить его без этой сильной поддержки; что, однако, это обстоятельство не помешало ему высказать свое мнение маркизу де ла Шетарди в присутствии императрицы, когда он стал требовать от нее невыгодных для России уступок; что король польский хотел пожаловать ему орден, но он отказался его принять… я прервал его здесь, сказав, что почетнее всего носить ордена собственного своего повелителя, так как опасался, чтобы он не попросил ордена вашего величества. Затем он сообщил мне, что вполне предан вашему величеству, ввиду тождества ваших интересов с интересами императрицы. Я подхватил мяч на лету и просил его склонить государыню к безусловному поручительству за Силезию, уверив его, что ваше величество сделает то же самое относительно новых, русских приобретений в Финляндии. Он мне это обещал».

Таким образом мы видим, что хирург вмешивается в самые важные государственные дела, самые тайные и щекотливые переговоры и добивается того, что хочет или скорей чего хотят люди, подкупающие его. Он, может быть, говорит больше, чем делает, ввиду того, что он хвастлив и лжив. Ему очень хорошо известно, что Франция не дала Елизавете ни 300000, ни даже 9000 дукатов, но он говорит это Фридриху, чтобы принудить его к щедрости. Фридрих и его посланник настолько презирают его, что не хотят давать ему ордена, хотя Карл VII, менее щепетильный, в скором времени (1744 г.) награждает его графским титулом; но как ни расчетливы и тот и другой, они не колеблясь осыпают его щедротами, что является неопровержимым доказательством реальности его влияния. Как же он добился этого влияния? Он пользуется исключительным преимуществом пускать кровь ее величеству, что, кроме 2000 р. за каждый удар ланцета, дает ему свободный доступ к государыне. В местной терапевтике и гигиене кровопускания были в большом почете. Современные календари посвящали всегда главу «рудомету» с обозначением дней, благоприятных для совершения операций. Такие дни были и для приемов лекарства, и для стрижки волос, и календарь Академии наук до 1741 г. называл двадцать дней, благоприятных для кровопускания. Таким образом рудомет ее величества был важное лицо, и его вторая жена, отвратительная и неопрятная Елиза Мюллер была на придворных балах предметом соискательства со стороны самых блестящих танцоров.