Любовник made in Europe - Александра Пражская

Толга опять опоздал, а когда наконец приехал, поздоровался:

— Ты что, на демонстрацию собралась?

— С чего бы это? Между прочим, красный — самый модный весенний цвет в Европе!

— И в Стамбуле, на митингах протеста, — добавил Толга.

Стамбул мне в целом понравился. Это странное соседство старины и цивилизации: мечетей и скоростных электричек, ветхих построек и шикарных особняков, замужних женщин с покрытой головой и модных размалеванных девиц. И везде люди! Толпы людей, словно в Москве. Только большая часть жителей — смуглые, черноволосые, кареглазые мужчины (впрочем сейчас в столице России — то же самое).

По приезде домой Толга внимательнейшим образом рассмотрел весь привезенный мною гардероб. По его мнению, носить мне было совершенно нечего.

— Невозможно прямо! Либо все короткое, либо с декольте до желудка! Мы же не в Анталии! Ты что, на пляж собиралась?

— Какой пляж? Я так на работу хожу!

— Я даже спрашивать тебя не буду, что это за работа такая! — возмущался турецкий друг.

— И не спрашивай себе! Я так хожу, и нормально, никто на меня рот не разевает! — в свою очередь скандалила я.

— Да пойми ты одно правило — у нас женщина делится секретами своего тела только с мужчиной, с которым встречается. А не демонстрирует его всем подряд. Если ты поймешь эту простую вещь, тебе гораздо проще будет адаптироваться.

— Может, я не хочу адаптироваться?

— Тогда хотя бы не провоцируй!

В общем, из дома мы вышли через час препирательств. На меня все равно все смотрели, хотя я обмоталась шарфом, пряча свое декольте. Не знаю почему. Всюду на улицах встречала оголенных немок, но на них, мне так казалось, никто не смотрел.

Плавали на пароме по Босфору и бродили по городу, держась за руки. На улицах, естественно, не целовались.

Вечером мне, утомленной солнцем и впечатлениями, предстояло знакомство с семьей. Лично я слово «семья» воспринимаю прохладно, а слово «родственники» для меня — синоним ругательного. А что такое турецкая семья? Это море родственников. Впрочем, у Толга семья оказалась сравнительно небольшой и какой-то «продвинутой». Все, за исключением бабушки, говорили по-английски, поэтому можно было поддержать беседу и произвести впечатление. С бабушкой приходилось тупо улыбаться и повторять одни и те же заученные мной турецкие фразы: «Здравствуйте! Как ваши дела? Меня зовут Саша. Я из России. До свидания!» Правда, бабушке мой скудный лексикон Эллочки-людоедки не помешал сделать вывод, что я «приличная девушка». Мне она тоже понравилась. Этакая престарелая княжна.

Вообще у Толга дома все выглядело как-то по-княжески. Мебель в стиле барокко, большие хрустальные вазы, длинные коридоры, голубая ванная размером с бассейн. Мне почему-то вспомнился Тургенев с его «дворянскими гнездами». И я все время некстати смеялась.

Необычно было привыкнуть к сдержанности Толга на людях. Он не мог приобнять меня или поцеловать, высказать своего недовольства или, наоборот, показать бурную радость. А дома, оставаясь со мной наедине, выделывал в сексе такое, что европейцам и не снилось. Порнофильмы стали для нас домашним видео. В этом даже что-то есть — весь день сдерживать свои порывы, чтобы вечером дать им волю.

В целом с Толга было хорошо. Нравилось мне с ним и разговаривать, и капризничать. Я уже много лет чувствовала себя большой девочкой, поэтому радовалась возможности хоть какое-то время ею не быть. Страсти к Толга я, положа руку на сердце, не испытывала, но благодарность за заботу рождала во мне нежность.

Четыре дня пролетели мгновенно. Остались позади и фестивали сальсы, и посещения мечетей, и полеты на воздушном шаре. Мне снова нужно было уезжать, хотя в принципе я могла бы остаться. Договорились встречаться в разных городах. На пару дней, на выходные, просто чтобы увидеться.

Рано утром в понедельник Толга отвез меня в аэропорт. Я сидела в зале ожидания, до рейса оставалось еще сорок минут. Прокручивала в голове события последних четырех дней, а также апрельские события в Кемере и вдруг неожиданно поймала себя на мысли: «Как здорово, что я возвращаюсь в Прагу!» Не то чтобы Стамбул мне не понравился, а Турция не впечатлила. Но… не мое это!

Практически каждый мой шаг, каждое простое действие в этой стране сопровождалось неожиданными трудностями. Надеть то, что хочется, — нельзя, на улицах целоваться тоже, нельзя в лицо сказать, что блюдо было невкусным и не понравилось обслуживание, нельзя развалиться в городском парке на траве, нельзя задирать ноги, сидя в автобусе, нельзя сидеть одной в кафе и просто курить и абсолютно нельзя никуда деться от навязчивого мужского внимания! За тобой беспрестанно наблюдают сотни пар глаз, а их обладатели «подлавливают», так и норовят познакомиться, даже если знакомиться ты совсем не желаешь!

В Турции говорят: «Она турчанка, но очень успешная женщина». То есть успешной она стала вопреки, как бы всем назло, сумев преодолеть главную преграду в лице общественности. То, что в Европе, и в Чехии в том числе, воспринимается как данность, Турция ставит себе в достижение. И я сейчас говорю не о техническом прогрессе. Мобильные телефоны, кабельное телевидение, беспроводной Интернет, электронные билеты, магнитные ключи — все здесь имеется в полном объеме, на мировом уровне, а может, иногда и впереди планеты всей. Но женщина здесь не воспринимается сама по себе, а исключительно в связке с мужчиной. Что же касается мужчины, то «сначала он турок, а потом интеллигент». Фраза грубая, но очень точная. Культура и традиции, формировавшиеся столетиями, не могут быть вытравлены несколькими годами заигрывания с Западом. «Европейский налет» сдувается при первой же возможности.

Турецкий мужчина может быть очень прогрессивным, но все равно не позволит тебе выйти из дома в прозрачной футболке. Только если ему на тебя наплевать. А его желание знать о тебе все и вся, обладать не только твоим телом, но и душой выдержит не каждая. Через какое-то время начало казаться, что не хватает воздуха, я задыхаюсь, мне нет места для жизни, что меня самой уже вообще нет, меня растворили в другом человеке. Мне, привыкшей к свободе, в том числе к свободе перемещения, слова и принятия самостоятельных решений, приходилось во многом «наступать на горло своей песне», чтобы наши отношения продолжали существовать. И я чувствовала эти уступки, эти жертвы. Может, компромисс не воспринимается так остро, когда ты по-настоящему любишь человека?

Впрочем, данное друг другу обещание мы с Толга выполнили: встретились в Цюрихе и Будапеште. Но через четыре месяца наши отношения закончились. «Прага никогда не отпустит», — сказал когда-то Кафка. Я с ним согласна. Я выбрала для себя Европу. Толга остался в Азии. Мы оба не верим больше в европейско-азиатские отношения.