Ключ из жёлтого металла - Макс Фрай

— А он-то меня с утра уверял, будто получил огромное удовольствие от знакомства, — вздохнул я. — Святой человек.

— Да уж, святой, с нимбом, рогами и копытами, — ухмыльнулся Митя, увлекая меня в обшарпанную подворотню, в глубине которой алели щедро украшенные искусственными цветами занавески. За занавесками, судя по аромату баранины, тимьяна и розового масла, скрывался вход в рай.

— Мы пришли! — торжественно объявил Митя. — Один из лучших ресторанов города. Жуткий китч, можете не говорить, совершенно с вами согласен, но вы же оценили запах?

Еще как оценил. И начал понемногу склоняться к мысли, что неожиданное знакомство — не досадное недоразумение, а большая удача. Не будь его, сосал бы я сейчас какой-нибудь унылый кнедлик, вымоченный в мясной подливке, — сомнительное, прямо скажем, удовольствие.

Хитрый лис Митя достиг своей цели. По крайней мере, желание вежливо распрощаться и улизнуть под каким-нибудь благовидным предлогом оставило меня еще до того, как нам принесли меню, кухонных ароматов за глаза хватило.

Под закуску из баклажанов новый знакомый вкратце изложил мне историю своей жизни. В начале девяностых молниеносно разбогатевший отец отправил его в Прагу учиться — от греха подальше. В смысле, подальше от собственных запутанных дел, нежелательных знакомств и прочих созвучных духу времени рисков. Митя благополучно выучился, женился, развелся, завел кучу собственных нежелательных знакомств — словом, прекрасно ассимилировался. Отец давным-давно переехал в Лондон, счастливо избежав, таким образом, сумы, тюрьмы, пули и прочих неприятностей, время от времени звал сына к себе, но Мите больше нравилось в Праге. Особенно привлекательно, по его словам, выглядел курс фунта стерлингов к чешской кроне, превращавший скромные отцовские вспомоществования в неплохой капитал, обладатель которого мог свести заботы о хлебе насущном к регулярным походам в ближайшую пекарню, а сэкономленным временем распоряжаться по собственному усмотрению.

— Если припечет, я могу зарабатывать, и неплохо, — с набитым ртом говорил Митя. — Собственно, лет шесть этим успешно занимался. Понял, что все у меня получается, и закрыл вопрос. Жить гораздо интереснее, чем зарабатывать. Пока есть возможность — почему бы нет?

— Мне чрезвычайно близок ваш подход, — кивнул я. — Сам такой. В свое время купил по случаю несколько квартир в Москве. Теперь сдаю их и горя не знаю. Просто живу. Бессмысленное, но приятное занятие.

— Разве бессмысленное? — удивился Митя. — Ну, может быть. Какая, собственно, разница?

И то верно. Никакой.

Под горячую баранину он развлекал меня рассказами о своей жизни в Праге и между делом дал немало практических советов, чрезвычайно полезных для всякого желающего потратить здесь время и деньги; по уму, их следовало бы законспектировать, но я, как всегда, положился на свою память, дырявую, как слово «авось».

К тому моменту, когда нам принесли теплый сливовый пирог и жидкий, но благоухающий корицей и бадьяном кофе в керамических чашках, я окончательно смирился с мыслью, что у меня появился новый приятель. Ничего страшного, с учетом, что я не собираюсь переезжать в Прагу, а он, как я понял, пока не планирует ее покидать.

Кандидат в мои закадычные приятели внезапно умолк и, как мне показалось, печально уставился на пирог.

— На самом деле мне, конечно, не трепаться хочется, а расспрашивать, — признался он. — Но я понимаю, что это преждевременно и бестактно. И вы все равно ничего не расскажете.

— Может, и расскажу, — я пожал плечами. — Смотря о чем. Страшных тайн у меня не то чтоб много.

— Мне ужасно интересно, какие у вас дела с Черногуком, — выдохнул он. — То есть я не в ваши дел хочу сунуть нос, а в его. Понимаете, пан Болеслев — это загадка, над которой я бьюсь уже много лет, с тех пор как имел честь с ним познакомиться. Никак не могу понять, кто он такой и как… нет, не то. Зачем он делает все, что делает? Вообще, зачем он — по большому счету. Все, что можно разузнать, я, будьте покойны, разузнал, включая самые дурацкие сплетни. Но все равно ни черта не понял. Вернее, окончательно перестал что-либо понимать. Мне от него ничего не нужно, я имею в виду, никаких выгод. Просто любопытный. Мне нравится все знать.

— Вряд ли я буду вам полезен. Дела у меня с ним пустяковые. Даже не дела, а одно-единственное дело, причем лично меня оно совершенно не касается. Но если хотите, предлагаю обмен.

— Какой? — оживился Митя.

— Я вам — подробный отчет о своем пустяковом деле, а вы мне — часть своей информации. Все, что сочтете нужным рассказать. Я тоже любопытный. А пан Болеслев — отличный объект для изучения. Один только потолок в его гостиной чего стоит! И карлик за занавеской…

— Ага, вы уже видели Йозефа? И вам тоже интересно! — Митя торжествовал. — Вот и я думаю: не может наш брат, мыслящий бездельник, спокойно пройти мимо такого феномена, как пан Болеслев. Иногда я думаю, милосердный Господь специально посылает нам таких персонажей, чтобы пытливый разум не пылился без дела… Ладно, обмен, говорите? Пожалуйста.

Он откинулся на спинку деревянного стула, отхлебнул кофе и с явным удовольствием принялся рассказывать.

— Во-первых, пан Черногук появился в Праге уже на моей памяти, в девяносто восьмом году. Где он жил и чем занимался до этого, никто толком не знает. Одним он рассказывает, как много лет жил в Штатах, другим трет, что у него был бизнес в России, третьим заливает, будто его родители — богатые аргентинские скотоводы чешского происхождения, и так далее. Что тут правда, что нет — неведомо. Ясно только, что денег у него какое-то немыслимое количество. И подозреваю, он продолжает неплохо зарабатывать, хотя понятия не имею, как именно. Те его проекты, которые на виду, — издательство, галерея, кино — доходными не назовешь. По моим прикидкам, на хлеб хватить должно, но с маслом уже будут проблемы. Обсуждать все это довольно скучно, согласен, но…

— Да нет, не сказал бы, что скучно. Вопрос «Где все эти люди берут деньги?» — один из самых занимательных, — улыбнулся я.

— Еще интересней, на мой взгляд, то, как он их тратит, — Митя почему-то перешел на шепот. — Сколько раз я обсуждал с паном Болеслевом книги, кино, музыку, столько раз убеждался: у него прекрасный вкус. Можно сказать, безупречный. Не люблю чужих советов в таких делах, но к его рекомендациям прислушиваюсь. И до сих пор ни разу не пожалел. В то же время в его собственном издательстве выходит исключительная дрянь. Впрочем, нет, не исключительная, а посредственная дрянь. Это, на мой взгляд, гораздо хуже. Его художественная галерея торгует бездарной мазней. Причем я мог бы понять, если бы это была коммерческая салонная мазня, пользующаяся спросом. Но нет — мало того что дрянь, так еще и с претензией на цветущую сложность, совсем не то, что желают увидеть в своих гостиных и спальнях обладатели толстых кошельков. О фильме, который недавно профинансировал пан Болеслев, даже говорить не буду — не за столом. Уровень театрального фестиваля, окропленного его золотым дождем, ниже плинтуса. И что самое поразительное, пан Черногук прекрасно это понимает. На вопросы «зачем?» не отвечает ничего вразумительного, в лучшем случае говорит: «Так надо» — и улыбается загадочно, хуже Джоконды, честное слово. Очень все это странно.