Сердца и судьбы - Фэй Уэлдон

– По-моему, это ничего не значит, – сказала она. – Скорее всего, несварение желудка. Вот что: завези меня в больницу, а когда они меня осмотрят и отправят домой, я возьму такси и приеду к Дэвиду.

Клиффорд поймал Хелен на слове, завез ее в больницу и поехал на обед один. Позже Хелен к нему не присоединилась.

– Даже если у нее роды, в чем я сомневаюсь, – сказал Дэвид Феркин, – то, когда ребенок первый, они тянутся вечно, а потому беспокоиться нечего. И не обрывай больничный телефон, не будь занудой.

Дэвид Феркин ненавидел детей и гордился этим. Хелен крепкая, здоровая молодая женщина, утверждали все гости, и беспокоиться нечего. И никто не начал загибать пальцы, подсчитывая, сколько месяцев прошло со дня свадьбы – по крайней мере Клиффорд ничего такого не заметил.

Хелен же действительно была крепкой, здоровой молодой женщиной, пусть перепуганной, а Нелл была крепким, здоровым младенцем и появилась на свет благополучно, пусть и без посторонней помощи, в 3 часа 10 минут утра. Солнце Нелл оставило Стрельца и как раз вступило в Козерога, сотворив ее жизнерадостной и энергичной; Луна ее как раз восходила в Водолее, что сделало ее доброй, обаятельной, великодушной и хорошей; Венера в полной силе стояла посреди небес в Весах, своем собственном доме, что наполнило Нелл желаниями, сделало способной дарить и принимать любовь. Однако Меркурий находился слишком близко к Марсу, Нептун противостоял обоим, а ее Солнце противостояло ее Луне, так что на протяжении жизни Нелл суждено было оказываться в необычных положениях, притягивать великие несчастья, перемежающиеся с великим счастьем. Сатурн в соединении с Солнцем и сильный, но в противостоянии с двенадцатым домом, указывал, что тюрьмы и исправительные заведения будут заметно омрачать ее жизнь – и выпадут времена, когда она будет смотреть на мир из-за решетки. Во всяком случае, таково одно из возможных толкований. И его достаточно. Как еще можем мы объяснить события, порождаемые судьбой, а не нашей натурой?

На первый крик Нелл в палату пристыженно вбежала сестра, и когда новорожденная, вымытая и спеленутая, была наконец положена на руки Хелен, Хелен влюбилась – не так как в Клиффорда в вихре эротического упоения и боязливых предчувствий, но безоговорочно, глубоко и навсегда. Когда Клиффорда оторвали от послеобеденного коньяка и хлопушек (лучшие рождественские из «Харродса») и он предстал у ее кровати в четыре утра, она показала ему маленькую почти со страхом – наклонилась над колыбелью и отогнула уголок одеяльца с крохотного личика. Она все еще заранее точно не знала, что Клиффорду понравится, а что не понравится, что он одобрит, а что отвергнет. Она теперь робела перед ним, почти испытывала страх. И не понимала причины. Но надеялась, что появление Нелл все поправит. Она, как вы обнаружите, не думала о перенесенных мучениях, не обижалась, что Клиффорд покинул ее в такой момент, а просто искала, как лучше угодить ему. В эти первые, многим чреватые месяцы брака она, как я уже говорила, походила на свою мать больше, чем когда-либо прежде или потом.

– Девочка! – сказал он, и на миг Хелен почудилось, что он этого не одобряет, но он глядел на свою дочь и улыбался, а потом сказал: – Не хмурься, любовь моя, все будет отлично.

И Хелен готова была поклясться, что малютка тут же перестала хмуриться и улыбнулась в ответ, хотя сестры и утверждали, что это невозможно: младенцы первые шесть недель не улыбаются. (Все сестры говорят так, все матери знают, что это не так.)

Он взял малютку на руки.

– Осторожнее! – сказала Хелен, но предостережение было лишним: Клиффорд привык держать в руках предметы огромной ценности. И тут же он, к своему изумлению, ощутил (и очень остро) всю боль и всю радость отцовства – раскаленную иглу тревоги в сердце, то есть стремление защитить, оберечь, и теплое сияние, то есть убеждение в своем бессмертии, сознание великой оказанной тебе чести, сознание, что ты держишь на руках не просто ребенка, но будущее всего мира, осуществляемое через тебя. И еще он испытывал нелепую благодарность к Хелен за то, что она родила эту девочку, сделав такое чувство возможным. В первый раз с тех пор, как он спас ее из клиники де Уолдо, он поцеловал ее с неомраченной любовью. Собственно говоря, он простил ее, и Хелен расцвела от его прощения.

– Все будет хорошо! – Она закрыла глаза и процитировала что-то, что прочла, хотя и не помнила когда и что именно. – И все будет хорошо, всякое-всякое будет хорошо!

Клиффорд даже не поставил ее на место, спросив, откуда эта цитата. И действительно, некоторое время все было очень-очень хорошо.

Вот так почти до года Нелл жила в коконе счастья, сплетенном ее родителями. «Леонардо» процветала под руководством Клиффорда Вексфорда – был приобретен интересный Рембрандт, были проданы несколько скучных голландцев, был повешен предполагаемый Боттичелли, обозначенный именно так, к огромному изумлению Уффици, а в новом отделе современного искусства цена картины Дэвида Феркина (которому было поставлено условие писать не больше двух полотен в год, чтобы не испортить своего рынка) взлетела до пятизначного числа. Хелен похудела на двенадцать фунтов и поочередно молилась на Клиффорда и на малютку Нелл. Любить даже приятнее, хотя и труднее, чем быть любимой. А то и другое вместе – может ли быть радость выше?

ЦУНАМИ БЕДСТВИЙ

Читатель, брак, связанный в спешке, способен стремительно распуститься, точно джемпер ручной вязки – стоит оборвать одну нитку, потянуть, еще потянуть, и от него ничего не останется. Только бесформенная кучка бросовой пряжи. Или, скажем, по-другому: вам кажется, что вы живете во дворце, а на самом деле это карточный домик. Сдвиньте одну карту и остальные рассыпаются, плоско ложатся на стол, и от недавнего дворца не остается ничего. Когда Нелл шел одиннадцатый месяц, брак Вексфордов рухнул, погребая бедного ребенка под развалинами – бац! бац! бац! – одно скверное событие за другим, еще более скверным.

Вот как это произошло.

Конрены устроили 5 ноября вечеринку с фейерверком. Помните? Теренс, зачинатель «Ареала»? И Шерли, позже в «Сверхженщине» и «Кружевах»? Все, кто был кем-то, присутствовали там, в том числе и Вексфорды.

Хелен оставила Нелл дома с няней: она не хотела пугать ребенка треском и хлопками. Явилась она туда до Клиффорда, который должен был приехать прямо из «Леонардо». На ней была вышитая кожаная курточка и сапожки с множеством кисточек – такая тоненькая, беззащитная, удивительно хорошенькая и нежная, и словно бы изумленная, даже чуть ошеломленная, как часто выглядят молоденькие жены энергичных мужчин, то есть весьма притягательно для других мужчин, которые начинают вести себя как самцы оленей во время гона – могучие рога сцепляются, и «я получу то, что твое, Богом и Природой клянусь, получу!». Будь на ней ее старый голубой трикотаж, возможно, ничего не случилось бы.