Больше, чем гувернантка - Кэрол Мортимер

Ее длинные черные ресницы дрогнули.

— Что, если Джеффриз вернется?

— Он не вернется.

Задумавшись на мгновение, она заговорила снова:

— Так… он привык к тому, что вы приводите в эту комнату женщин, чтобы заняться с ними любовью?

Адам прикоснулся пальцем к ее губам, призывая замолчать.

— Ничего подобного. Просто он хорошо понимает, когда в его услугах больше не нуждаются, — недрогнувшим голосом ответил Адам, допуская, что Елена вполне имеет право задать такой вопрос, хотя он и был ему ненавистен. — Женщин, с которыми я… делю ложе, я никогда не привожу в свои имения, Елена. Тем более я не стану делать это сейчас, когда наверху спят бабушка и дочь.

Она скованно улыбнулась:

— Возможно, мое присутствие здесь воспринимается вами всего лишь как счастливое стечение обстоятельств?

Адам на мгновение прикрыл глаза.

— Моя страсть к тебе столь велика, — мрачно произнес он, — что я не могу больше сдерживаться. Я должен прямо сейчас прикоснуться к тебе, Елена, поцеловать тебя, — хрипло добавил он.

Она слегка покраснела.

— Прошу прошения. Я… — Она облизнула губы, не подозревая, что этим возбуждает еще сильнее. — Я просто… никогда… не делала… не позволяла такого прежде.

Он знал об этом, догадался о ее стыдливости, когда она попросила погасить большую часть свечей, прежде чем обнажила перед ним грудь.

Теперь Адам ни секунды не сомневался, что, хотя Елена и вдова, после смерти мужа в ее жизни не было ни одного мужчины. Ее молодость и непродолжительный период замужества свидетельствовали против этого. Да и сам брак, по-видимому, не принес ей физического удовлетворения, которого она заслуживала и которое Адам очень хотел ей доставить.

Не сводя с нее глаз, он отступил на шаг.

— Полагаю, будет честно, если я тоже частично разденусь.

Сняв сюртук и развязав галстук, он откинул их прочь. Далее последовал жилет. Расстегнув три пуговицы на рубашке, Адам вытянул ее полы из-под пояса и оставил свободно свисать на бедрах.

Не шевелясь, Елена наблюдала из-под полуопущенных ресниц за его действиями. Ее сердце забилось быстрее, когда в вырезе рубашки показалась гладкая кожа, почти лишенная растительности. Затаив дыхание, она ждала, когда он совсем снимет с себя рубашку.

Стянув с себя перчатки, Елена расстегнула пуговицы на платье. Ее налившиеся желанием груди возликовали, почувствовав скорое освобождение, а томление, терзавшее лоно, усилилось.

Елена жаждала препоручить свое тело опытным рукам Адама. И его губам. И языку. И зубам.

Адам не стал снимать рубашку. Вместо этого опустился на chaise рядом с Еленой, тесно прижавшись к ней теплым бедром. Протянув руку, он медленно стянул рукава платья с ее плеч, опустил корсаж до талии. Теперь ее груди оказались прикрыты лишь тонкой сорочкой.

— Какие у тебя красивые руки, — пробормотал он и, не сводя с нее глаз, поднес к губам ее ладонь и поцеловал каждый палец. — Я хочу почувствовать, как они касаются моей груди. Сними с меня рубашку, пожалуйста.

Неспешные ласки Адама невероятно возбудили Елену. Она знала, что большинство мужчин на его месте просто грубо сжали бы ее груди, не тратя времени на то, чтобы поцеловать каждый палец и убедиться, что происходящее доставляет ей удовольствие. Именно так, по крайней мере, поступил с ней Невилл.

— Не думай о прошлом, милая, — произнес Адам, заметивший тени, замелькавшие в глубине ее глаз. Он мягко коснулся ее щеки. — Здесь только ты и я. Адам и Елена. Больше в этой комнате никому нет места.

На глаза ей навернулись слезы.

— Почему вы так добры ко мне?

Как он мог поступить иначе? Любой мужчина захотел бы окружить эту красивую, обольстительную женщину нежностью и заботой.

— Помоги мне снять рубашку, милая.

Елена встала со своего места, отчего расстегнутое платье заскользило по ногам и упало на ковер. Она осталась в белой сорочке, панталонах и тонких белых чулках, удерживаемых на бедрах подвязками с рисунком из розовых бутончиков.

Но вниманием Адама безраздельно завладели другие розовые бутончики, те, что кокетливо и маняще просвечивали через полупрозрачную ткань сорочки.

Адам продолжал с жадностью взирать на ее похожие на спелые красные ягодки соски даже тогда, когда она медленно стягивала с него рубашку. С ее губ сорвался вздох, заставивший Адама наконец посмотреть ей в лицо.

— Что такое, милая?

— Вы сочтете меня глупой, — отчаянно покраснев, сказала она, глядя на него сияющими глазами.

— Я сижу полуголый в гостиной, где обычно принимаю гостей, но ты при этом называешь глупой себя? — хриплым голосом поддразнил он.

— А я стою полуголая в той же самой гостиной, — печально отозвалась она. — Просто я потрясена твоей красотой, Адам, — робко сказала она.

От ее откровенных слов у него на секунду перехватило дыхание, а когда ее тонкие изящные пальцы несмело коснулись его плеч и начали выводить на них замысловатые узоры, он и вовсе забыл, что нужно дышать. Затем ее пальцы опустились ниже, прошлись по его груди. Она легонько поскребла ногтями по его соскам, заставив Адама хрипло застонать от удовольствия. Его плоть пульсировала в бриджах в едином ритме с ласкающим движением ее пальцев. Он поерзал на месте.

Рука Елены тут же замерла.

— Тебе больно?

— Это боль наслаждения, — простонал Адам.

Она округлила глаза:

— Тебе нравится, когда к тебе прикасаются?

— Да, когда ко мне прикасаешься ты.

Адам стянул с ее плеч бретельки сорочки, наконец явив своему страждущему взору обнаженные груди. Хотя фигура Елены была худощавой, груди оказались на удивление полными, округлыми и высокими, увенчанными восхитительными розово-красными сосками. Адаму казалось, что чем дольше он на них смотрит, тем насыщеннее становится их цвет.

— Можно? — спросил он, в предвкушении облизывая губы.

Стремясь как можно быстрее отведать на вкус эти спелые ягодки, он полностью стянул бретельки с ее плеч. Сорочка соскользнула по ее телу до талии.

— Пожалуйста! — Елена сделала шаг к нему и остановилась. Обнаженные груди застыли возле его рта.

Адам положил руки ей на бедра, чтобы поддержать, и, склонившись вперед, по очереди поцеловал оба соска, затем выбрал один из них и принялся облизывать языком по кругу, снова и снова, подбадриваемый негромкими стонами Елены. Она вцепилась ему в плечи, а он продолжал нежно ласкать ее сосок, забрав его в рот.

У Елены подгибались колени, и она неминуемо упала бы, если бы Адам не схватил ее крепче за бедра, удерживая на месте. Она запрокинула голову, полностью растворившись в наслаждении, которое он дарил ей языком и губами — да, и зубами тоже! — облизывая, покусывая и посасывая сосок.