Строптивая герцогиня - Мэдлин Хантер

— Вы обещаете, что я не проснусь однажды утром и не найду вас в карете, направляющейся в порт?

— Да, обещаю. Бегство — глупый импульс. Все случившееся так ошеломило меня, но я справлюсь, поверьте.

Она бросила на него взгляд, который говорил: «Я справлюсь с вами, дайте только время».

Кареты и фургон громыхали по дороге, возвращаясь в Девон. С каждой милей небо над ними становилось все темнее. Гроза приближалась.

Тяжелые черные тучи не предвещали ничего хорошего. Но отнюдь не весенняя непогода тревожила Эйдриана. Другие признаки, говорившие о возможной буре совсем другого сорта, приковывали его внимание и, возможно, потребуют его вмешательства. Глухой стук от комка грязи в бортик кареты. Проклятие возчика фургона, когда тот увидел герб Эвердона на карете герцогини. Толпы фермеров у кромки полей, их крики, которыми они осыпали проезжающих господ.

Подобные неприятности сопровождали их от Портсмута до Марли, но здесь они проявлялись особенно сильно. Казалось, что кто-то знал маршрут герцогини и умышленно собрал толпы раздраженных людей.

Эйдриан догадывался кто.

Последнюю остановку сделали в Хейфорде — не в «гнилом местечке», а в большом населенном пункте поблизости от Стейверли, одного из поместий Эвердона на побережье.

Их встретил непрекращающийся дождь. Все местные жители, казалось, собрались в городе. Напряженная тишина выплеснулась на переполненные улицы. По сравнению с происходящим все предыдущие демонстрации казались куда менее значительными.

Харви Дуглас, член парламента, не обращал внимания ни на дождь, ни на опасность. Он встретил карету широкой улыбкой. Оказалось, что герцогиня знакома с ним.

— Приветствую вас, мистер Дуглас. Когда я просматривала список кандидатов, я обрадовалась, увидев по крайней мере одно знакомое имя.

Харви Дуглас помог Эйдриану проводить Софию в местную гостиницу. К тому времени слуги уже разгрузили фургон.

— Скопив достаточную сумму, будучи управляющим у вашего батюшки, я купил в Стейверли некоторую недвижимость. И был горд, как только может быть горд человек, когда он предложил мне место в парламенте. Мне бы хотелось думать, что я оправдал возложенное на меня доверие, — проговорил Дуглас, поглаживая усы и густую бороду.

Он улыбнулся Эйдриану, ища подтверждения. В действительности Дуглас играл в парламенте роль законченной марионетки. Он никогда не выражал собственного мнения и, возможно, не обладал подобным. Другие «собственные» члены палаты общин, представляющие интересы Эвердона, горячились по поводу своих обязательств. Но Дуглас процветал, потому что политика его вовсе не интересовала. Его положение раскрыло перед ним двери гостиных, прежде закрытые для него, и на местных собраниях он играл роль значительного человека. Он испытывал необычайную благодарность к герцогу за приобретенный социальный статус. И к Джеральду Стидолфу. Эйдриан помнил, что именно Стидолф рекомендовал Дугласа в парламент. Влияние Стидолфа сделало его преданность герцогу ясной каждому.

— Учитывая, что сегодня не базарный день, город выглядит необычайно оживленным, — заметил Эйдриан, когда они спешили под навес, чтобы спрятаться от дождя.

— Местные жители страшно любопытны. Не видели герцогиню годы. А ведь вокруг сплошь земли Эвердона. Я построил небольшую трибуну около церкви, так как ожидал, что соберется немало желающих увидеть свою госпожу. Кто же знал, что пойдет дождь, — объяснил Дуглас.

— Мы скоро отправимся к церкви, — кивнул Эйдриан. — Я должен сказать вам, что герцогиня пока не сделала официального заявления относительно реформы.

— Я не понимаю. Герцог…

— Герцог умер, и теперь все решает герцогиня.

— Но я уже позволил себе огласить наши намерения. При принятии последнего законопроекта герцог дал нам понять, как следует голосовать. Вы же знаете, Берчард. Вы единственный, кто дал нам слово.

София подняла голову:

— Мистер Дуглас, вы позволили себе выступать от моего имени, не имея на то моего позволения?

— Простите, ваша светлость. Но люди спрашивают, и мистер Стидолф объяснил, что герцогиня Эвердон выскажется против принятия нового билля, как и покойный герцог.

Она встала, напустив на себя все возможное высокомерие.

— Не думаю, что мистер Стидолф или кто-то еще знает, каково сейчас мнение Эвердона. Никто не может высказать его, кроме меня. И пока я не обнародую свое мнение, вы не имеете права говорить от моего имени. Теперь, если вы усвоили сказанное мною, я готова.

Главная карета уже отъехала, но открытая коляска, предназначенная для слуг, все еще стояла около гостиницы. Эйдриан реквизировал ее у грума и помог Софии усесться. Взяв вожжи, он быстро погнал к церкви. Фермеры и жители города длинной рекой тянулись следом.

К тому времени как герцогиня и сопровождающие ее заняли места на импровизированной трибуне, по меньшей мере три сотни мужчин и женщин собрались послушать, что говорит их госпожа. Эйдриана пугало их настороженное молчание.

Представляя герцогиню, Дуглас произнес длинный спич, в котором превозносил ведущую роль ее отца в регионе.

София вышла вперед. Наступила мертвая тишина, которую нарушал лишь шум дождя. Она начала с обычного выдвижения кандидатов.

Напряжение в толпе росло, готовясь прорвать плотину, сдерживающую эмоции. И вот кто-то дал сигнал.

— Поддержим реформу! — крикнул какой-то мужчина.

— Мы хотим получить то, что нам причитается!

— Отправляйтесь назад во Францию!

София спешила закончить речь, пока толпа не превратилась в неуправляемую чернь. Политические настроения различных оттенков смешались с личными недовольствами каждого, превратившись в общий шум. Некоторые проклинали землевладельцев, кто-то выражал недовольство правительством, другие ругали реформаторов, а третьи — и саму Софию Роли. Она стояла прямо, как мачта, позволяя крикам разбиваться об нее.

Эйдриан подошел к ней:

— Вам лучше уйти.

Она проигнорировала его совет и подняла руку, обращаясь к возмущенной толпе:

— Мой народ! Вы избрали не тот способ, который может уладить разногласия или повлиять на события.

Толпа загудела еще больше.

— Давай, давай, герцогиня!

— Только разумное рассуждение поможет нам найти общий язык. — Ее голос утонул в общем гуле.

Возбуждение переросло в физические действия. Толпа окружила трибуну, и страсти накалялись все сильнее. Вспотев от страха, Дуглас промямлил извинения и удалился.

— Мои извинения, герцогиня. — Ухватив Софию за талию, Эйдриан подтолкнул ее к лестнице.

Он впихнул ее в карету и, запрыгнув на козлы, взял вожжи, еле сдерживая себя, чтобы не выругаться вслух. Как Дуг лас мог быть настолько глуп и недальновиден? Как мог не замечать, что назревало у него под носом?