Сходство - Френч Тана

Когда Фрэнк затормозил возле дома, шурша галькой, ни один не шелохнулся – застыли, точно фигуры на средневековом барельефе, загадочные, исполненные достоинства и сокровенного смысла. Лишь юбка Эбби порывисто трепетала на ветру.

Фрэнк глянул на меня через плечо:

– Готова?

– Да.

– Умница. Удачи. Ну а мы поедем.

Он выбрался из машины, достал из багажника мой чемодан.

– Береги себя, – сказал Сэм. На меня он не смотрел. – Я тебя люблю.

– Скоро вернусь, – ответила я. Под немигающими взглядами четверки нельзя было даже руки его коснуться. – Завтра позвоню, если получится.

Сэм кивнул. Фрэнк захлопнул багажник – грохот вышел дикий, дом отозвался эхом, с веток сорвались спугнутые вороны – и распахнул передо мной дверцу машины.

Я вылезла, держась за бок, выпрямилась.

– Спасибо, детектив Мэкки, – сказала я Фрэнку. – Спасибо за все.

Мы пожали друг другу руки.

– Всегда пожалуйста! – отозвался Фрэнк. – И не беспокойтесь, мисс Мэдисон, мы этого подонка поймаем.

Он с тихим щелчком выдвинул ручку чемодана, передал его мне; я покатила чемодан по подъездной площадке к крыльцу, где стояла четверка.

Никто из них так и не шелохнулся. Вблизи я будто взглянула на них под иным углом – и с ужасом все поняла. Напряженные позы, поднятые головы, тишина как натянутая струна: им неуютно сейчас друг с другом. Под колесами чемодана пулеметными очередями скрипела галька.

– Привет, – сказала я у подножия лестницы, глядя на них снизу вверх.

В первый миг я и не надеялась дождаться ответа, в голове пронеслось: меня вычислили, что делать? Тут Дэниэл выступил вперед, и картинка дрогнула, ожила. Джастин расплылся в улыбке, Раф выпрямился, помахал рукой, Эбби сбежала с крыльца и кинулась мне на шею.

– Привет-привет, – засмеялась она, – с возвращением!

Волосы у нее пахли ромашкой. Я отпустила ручку чемодана и обняла Эбби, прижала к себе – странное это было чувство, будто обнимаешь девушку с картины кого-то из старых мастеров и удивляешься, что плечи у нее теплые, живые, как твои собственные. Дэниэл с серьезным видом кивнул мне, потрепал меня по волосам, Раф схватил мой чемодан и с грохотом потащил вверх по ступенькам, Джастин похлопал меня по спине – и вот я уже смеюсь и не слышу, как Фрэнк заводит машину и уезжает.

Едва я переступила порог “Боярышника”, мелькнула мысль: я уже здесь бывала. Она отозвалась во мне звонким, словно цимбалы, эхом, и плечи сами собой расправились. Немудрено, что все мне тут знакомо, я же часами изучала фото и видео, но не только в этом дело. Мне был знаком и запах – старого дерева и чайного листа, с ноткой сушеной лаванды, – и солнечные зайчики на истертом паркете, и легкое эхо наших шагов на лестнице, в коридорах. Я словно вернулась домой – и, как ни странно, это было неприятное чувство, в мозгу будто вспыхнул сигнал тревоги.

С той минуты вечер превратился для меня в вихрь образов, звуков и красок, яркий и слепящий. Потолочная розетка, фарфоровая ваза в трещинах, табурет возле пианино, апельсины в миске, быстрый топот на лестнице, звонкий смех. Эбби, сжав тонкими сильными пальцами мое запястье, ведет меня в вымощенный плиткой внутренний дворик позади дома; металлические стулья в завитушках; подрагивают на ветру старые плетеные качели; лужайка, а за нею – высокие каменные стены, наполовину скрытые деревьями и плющом; тень птицы на брусчатке. Дэниэл зажигает мне сигарету, наклонившись ко мне близко-близко, заслонив ладонью огонек спички. Их живые голоса после искаженных записей едва не оглушили меня, а блеск их глаз прожигал насквозь. Я до сих пор иногда просыпаюсь от звука их голосов над самым ухом, мне мерещатся фразы, сказанные в тот день. Иди сюда, – зовет меня Джастин, – во двор, вечерок славный; или Эбби спрашивает: Пора решать, что делать с грядкой для зелени, но мы ждали тебя – как по-твоему… – а когда я просыпаюсь, их нет.

Я тоже, наверное, что-то говорила, не помню что. Помню только, что пыталась привставать на цыпочки, как Лекси, говорить звонким, как у нее, голосом, старалась сделать все как у нее – взгляд, разворот плеч, – пускать дым под нужным углом, пореже озираться, не делать резких движений, не ляпнуть какую-нибудь глупость, не задевать на ходу мебель. И, ей-богу, вновь почувствовала вкус работы агента, аж мурашки по коже! Думала, помню все до мелочей, но ошибалась: легкая дымка воспоминаний не сравнится с тем чувством, прекрасным и смертельным, когда ступаешь по лезвию бритвы, когда одно неловкое движение – и поранишься до кости.

Головокружительный был вечер. Тот, кто мечтал попасть в свою любимую книгу, или фильм, или телепередачу, сможет представить хоть отчасти: все вокруг оживает, все кажется новым, необычным и в то же время родным, и сердце замирает, когда идешь по комнатам, что до сих пор жили лишь в твоем воображении, когда ступаешь по взаправдашним коврам, вдыхаешь тот самый воздух; и необычайно тепло на душе, когда те, за кем так давно наблюдаешь издали, раскрывают объятия, принимают тебя в свой круг. Мы с Эбби лениво раскачивались на качелях, парни сновали из кухни во внутренний дворик и обратно сквозь стеклянные створчатые двери, готовили ужин – пахло жареной картошкой, шкворчало мясо, и меня вдруг одолел лютый голод – и звали нас. Вышел Раф, сел между мною и Эбби на качели, взял из пальцев Эбби сигарету, затянулся. Золотисто-розовое небо понемногу темнело, неслись над горизонтом пухлые облака, словно дым далекого лесного пожара, а в пряном прохладном воздухе веяло травами, землей и новой жизнью. Ужин! – крикнул сквозь звон посуды Джастин.

Длинный стол, накрытый плотной красной камчатной скатертью без единого пятнышка, белоснежные салфетки; свечи, перевитые плющом, язычки пламени отражаются в пузатых бокалах, подсвечивают столовое серебро, мерцают в тускнеющих окнах, словно огни святого Эльма. И эти четверо вокруг стола, на стульях с высокими спинками, неверный свет золотит лица, глазам придает глубину; Дэниэл во главе стола, на другом конце Эбби, рядом со мною Раф, Джастин напротив. Торжественность, о которой я лишь догадывалась по видео и со слов Фрэнка, вблизи оглушала. Я будто попала на банкет, или на военный совет, или играла где-нибудь в одиноком замке в русскую рулетку.

Конец ознакомительного фрагмента.