Те, кто выжил - Александр Тамоников

— Кто бы спорил, Колян? Конечно, без законов жить нельзя. Хату мою знаешь, аппараты в сарае стоят, там же брага и конечный продукт! Получай в суде санкцию, бери понятых и вперед! Прятаться не буду. Посадить меня не посадишь, конфискуешь имущество, новое приобрету, штраф, слава богу, есть чем заплатить! Но промысла не брошу, прямо тебе заявляю.

Горшков вздохнул:

— Эх, дед! Одного ты понять не хочешь, что самогон твой людей губит, каким бы чистым он ни был! Возьми Стукачевых. Ведь у них от пьянки у всех скопом крыши едут. Митяй стрельбу устроил. Хорошо не по людям. А сколько других мужиков с похмелья головы поднять не в состоянии? Не работают, хотя по соседству москвичи деревообрабатывающее производство открыть не могут. Рабочих рук нет! В каждом доме по мужику, за редким исключением безработные, им работу чуть ли не на блюдечке предлагают с приличной даже для Переславля зарплатой, а они нос воротят. Потому как не могут. Встать без стакана сил не хватает. Спились к чертовой матери!

Дед остановился:

— Правильные слова говоришь, Коля, правильные! Пить уметь надо, и не всем дано это. Но разве я виноват в том, что мужики деревенские спиваются? Ладно, прикрою я, допустим, свою лавочку. Что, все сразу бросят пить? Али все же в магазин рванут, за казенной? То-то! Рванут за казенной! И последнее из дома вынесут за отраву! Так что, Колян, пока власти в стране нормальной жизни не установят, ничего не изменится. Так и будет вымирать народ!

— Так кто эту нормальную жизнь должен устанавливать? Не сам ли народ?

— Нет! Народу все давно по херу! Власти должны порядок навести.

— Что ж власти смогут сделать, если народу все по херу?

— Сталин же смог? В момент такой порядок навел, что куда там! Слова лишнего сказать боялись. Вот и сейчас нужен такой, как Сталин. Только чуток помягче, уж больно Иосиф Виссарионович круто гайки закручивал, ты не знаешь, а я на своей шкуре испытал тот режим. И все равно говорю, порядок должен быть. Пусть жесткий, пусть авто… автори… черт… как его…

Николай машинально помог Спиридону:

— Авторитарный!

— Вот-вот, авторитарный, но должен быть. Иначе, Колян, России хана! Всякая там демократия не для русского мужика. Ему хозяин с кнутом нужен. С кнутом, но и с пряником.

Николай покачал головой:

— А ты философ, дед!

Спиридон улыбнулся:

— Станешь философом, прожив и повидав с мое! Ты пойми, Колян, я против власти ничего не имею, а уж против тебя, избавь господь, тебя я уважаю, ты за всех нас кровь свою проливал против супостатов. Одно звание Герой чего значит! Но извини уж старика, как гнал самогон, так и буду гнать! Для меня это не деньги, деньги — ерунда, для меня это, как бы сказать, чтоб понял… научная работа, что ли. Я каждый раз стараюсь что-нибудь новое выгнать. Где дубок применить, где мед, а где и цветочки полевые. Чтоб свой вкус у напитка был!

Горшков усмехнулся:

— Экспериментируешь, значит?

— А ты не усмехайся. Тебе меня, к сожалению, не понять!

— Отчего ж? С тобой, дед, как раз все предельно ясно! А посему по-хорошему договориться мы не сможем. Придется давить тебя, как нарушителя закона. А не хотелось бы. Дед ты разумный, мудрый, на людей влияние имеешь, мог бы многих от спиртного отвести. Ну да ладно.

— Ты дави, Коль, дави, я в обиде не буду. Понимаю, что к чему.

Николай взглянул в умные и совсем не старые глаза Спиридона:

— Послушай, дед! Ты хоть Стукачевым пойло не продавай! И тем, кто уже дошел до ручки.

— Я бы с удовольствием, так они других заместо себя пришлют!

Горшков сплюнул на грунтовку:

— Тоже верно! Кругом одно дерьмо, куда ни глянь. Честное слово, дед, в Чечне под пулями духов трудно было, но как-то светлее! Знали, что не вырвемся, но бились. Потому как смысл был. Долг выполнить. Здесь же… эх, ладно! Короче, поговорили, ты по одну сторону баррикад остался, я… по другую! Бывай, дед!

Горшков повернулся и пошел в сторону церкви. Дед смотрел ему вслед, о чем-то думая, затем окрикнул:

— Колян!

Участковый не услышал.

Спиридон крикнул громче:

— Коля!

Горшков остановился, повернув голову, спросил:

— Ну, чего тебе еще?

— Погодь!

Спиридон подошел к участковому:

— Один вопрос хотел задать тебе, Коль!

— Задавай!

— Нет, два вопроса!

— Ну, не тяни.

— Ты на самом деле рванул бы гранату, если бандиты подошли бы к тебе?

Горшков ответил спокойно:

— Да, рванул бы.

— Угу! И все пацаны вашей роты бились до конца?

— Ты же все по телевизору видел.

— Э-э, Коль, телевизор одно, очевидец, участник — другое. Так все?

— Тебе это так важно?

— Важно.

— Было несколько предателей, перебежавших к духам. Остальные же стояли до конца.

— И что с этими предателями?

— Головы им духи отрезали, вот что! Предателей используют, но не ставят ни во что. И это ты знаешь. Они получили то, что заслужили. А почему ты вдруг решил спросить меня о тех боях?

— Тебе не понять.

Николай удивился:

— Вот те раз! Это еще почему?

— Долго объяснять. Я вот что решил, Колян! Самогон гнать буду, но чисто в экспериментальных целях: для себя, близких, редких гостей. Продажу же прекращаю! С этого момента!

Подобное заявление еще более удивило участкового.

— Почему?

Дед вздохнул:

— И это тоже долго объяснять! Прощевай, Колян, и счастья тебе!

На этот раз изумленным взглядом Николай провожал деда Спиридона, поковылявшего к своей вполне приличной усадьбе.

Николай произнес:

— Дела-а. И чего это он?

Николай вернулся домой.

Анастасия Петровна спросила:

— Что-то долго ты отсутствовал, сынок? Опять что-нибудь выкинула Клавка?

— Да нет, мам, все в порядке. Кстати, завтра приезжает Костя Ветров с женой и сыном. Решили выходной провести на природе.

Иван Степанович воскликнул:

— Так это хорошо! Костю мы всегда рады видеть. И Лену, и сыночка ихнего Димку тоже. Своего внучка или внучку нам с бабкой, видно, долго ждать!

Это был камень в огород Николая.

— А ты назови мне, отец, хоть одну девушку, которую хотел бы видеть невесткой? Молодняк весь по городам разбежался. И правильно сделал.

— Так ты ж часто в районе бываешь, Костя в Переславле живет. Мог бы там подыскать невесту.

Колян заявил:

— Я никого не собираюсь подыскивать. Встречу нормальную девку, полюблю, пойму, что чувства взаимны, женюсь. Тогда и получите внука или внучку!

Отец заявил:

— От тебя дождешься!

В разговор вступила мать:

— Ну чего ты к парню пристал? Правильно он говорит! Если уж жениться, так чтобы жить. А без любви какая жизнь? Ладно, вы тут гуторьте, если есть желание, а я пойду комнату для гостей приготовлю, надеюсь, они с ночевкой к нам?

Николай заверил:

— С ночевкой. Кто ж их вечером отпустит? — И спросил у отца: — Слушай, пап, водочки бы с шампанским надо с утречка организовать. Ну, водка не проблема, а вот шипучки в комке может и не быть! Да и мясо замариновать.

Иван Степанович выставил ладонь вперед:

— Об этом не волнуйся. Нам на Девятое мая в прошлый год как раз по бутылке этой дряни выдали. До сих пор в хлеву стоит. И водочка имеется.

— Ну тогда порядок!

— В танковых войсках всегда порядок!

Отец Николая служил срочную танкистом. В 1968 году даже горел в танке, подожженном в Праге. Впрочем, он не любил вспоминать события сорокалетней давности.

Этим вечером Колян лег спать раньше обычного.

И в воскресенье встал в шесть утра. Он решил прокатить семью Ветровых по окрестностям, а вчера, когда загонял «УАЗ» в гараж, движок, как показалось Николаю, «затроил». Надо проверить до появления гостей. А то получится не очень-то удобно. Выкрутив свечи, обнаружил, что одна, действительно, не работала — отошел провод высокого напряжения от тумблера. Устранив неполадку, Горшков подогнал «УАЗ» к дому, переоделся. Мать подала завтрак. Выпив стакан молока, от яичницы Николай отказался. Проверил состояние маринованного мяса. Оно выглядело аппетитным, шашлык должен получиться на славу. А вот шампуры пришлось поискать. Все в доме считали, что принадлежности для приготовления шашлыка сложены в мангале, но шампуров в нем не оказалось. Начали поиски. Обнаружили в сенях, за удочками. Так и не вспомнив, кто их туда додумался засунуть. За суетой, присущей ожиданию близких гостей, прошло три часа. Николай переоделся, вышел на улицу. Костя обещал подъехать часов в одиннадцать, так как сын встает в девять. Почему так поздно? Наверное, в детский сад не водят. Так, а сейчас почти десять. Еще час. Николай прикинул — обойти, что ли, деревню? Да только чего особенного увидишь? Ничего. Вокруг тишина и покой. Только домашние животные маленьким стадом пасутся на лугу за озером. А всего каких-то лет десять назад, когда это стадо подгоняли на водопой, то пацанам уходить приходилось. Животные весь берег занимали. А гуси? Утки? Куры? Бывало, на подъеме налетишь на гусиную стаю и сразу к плетню, иначе собьют к чертовой матери. Где сейчас все эти гуси-лебеди? Коровы, козы? Да что там птица и скот! Людей-то по пальцам пересчитать можно. Остались те, кому за сорок, молодежь в райцентре, в Переславле или столице обретается. Жизнь лучшую ищут! Кто-то находит. Кто-то ее теряет. Вон по соседству жила местная принцесса Рита. Рита, Рита, Маргарита. Красивая. Была! Как школу окончила, так в Москву и рванула. Потом приезжала на тачке с каким-то белобрысым очкариком. А год назад в гробу привезли. Выяснилось, что промышляла Ритка в столице проституцией. Девочкой по вызову пахала. Вот раз вызвали и разделали под орех какие-то отморозки. Изуродовали девку до неузнаваемости. Специальную экспертизу проводить пришлось. Вот так. Поехала жизнь лучшую искать, а нашла смерть лютую. А главное, поплакали над ней подружки да сами подались в Москву! Дуры, одно слово. А с другой стороны, в деревне чего им ловить? Вернее, кого, если пацаны по примеру взрослых самогон жрать с пятнадцати лет начинают. Хорошо, хоть наркоторговцы не пробили сюда тропку. Но за этим участковый Горшков следил особо.