Крест Гитлера - Эрвин Люцер

Гитлер начал с упреков в адрес своих гостей, обратившись к ним с тирадой о том, что он был неверно понят. По его словам, все, чего он хотел, — это «мира. Мира между Церковью и государством». Он побранил их за то, что они мешали ему, саботируя его попытки по достижению этого мира.

Нимёллер ожидал возможности высказаться и, когда таковая представилась, объяснил, что его единственной целью является благополучие церкви, государства и немецкого народа. Гитлер молча выслушал его, а затем сказал: «Вы ограничьтесь Церковью, а я позабочусь о немецком народе». После этого разговор перешел на другие темы.

Когда он был окончен, Гитлер пожал духовенству руки, и Нимёллер понял, что это была последняя возможность высказать свое мнение. Тщательно подбирая слова, он сказал: «Вы сказали: «Я позабочусь о немецком народе». Однако мы тоже, как христиане и священнослужители, имеем ответственность по отношению к немецкому народу. Эта ответственность была возложена на нас Богом, и ни вы, ни кто-либо еще в этом мире не властен отобрать ее у нас».93 Гитлер повернулся и ушел, не сказав ни слова.

В тот же вечер восемь гестаповцев обыскали дом пастора Нимёллера в поисках разоблачительных материалов. Несколько дней спустя в его прихожей была взорвана самодельная бомба. Полиция прибыла на место происшествия, хотя ее никто не вызывал.

Нимёллеру было легче выдержать угрозы, чем ту критику, которой он подвергся со стороны коллег за свои храбрые слова Гитлеру.

В его биографии под названием «Пастор Нимёллер» Дитмар Шмидт говорит, что Нимёллер «оказался объектом почти всеобщего порицания» со стороны его собственных сторонников. Они обвиняли его в провале конференции из-за тех слов Гитлеру. Они предсказывали, что вместо того, чтобы сместить с должности Мюллера, Гитлер в действительности укрепит руку своего друга. Один пастор вообще попытался изгнать Нимёллера, сказав: «Я вижу среди нас пастора Нимёллера. Не думаю, что у нас есть общие темы для обсуждения». Нимёллер поднялся и вышел из здания, не сказав ни слова.

Очевидно, что большая часть духовенства придерживалась в первую очередь позиции безопасности. Различные епископы начали отступать от своей приверженности церкви, свободной от политического вмешательства. Некоторые приняли позицию «Немецких христиан», утверждая, что между церковью и государством может быть найден компромисс. Несколько дней спустя две тысячи пасторов вышли из состава «Чрезвычайной лиги пасторов». Они были уверены, что Нимёллер зашел слишком далеко в своей неблагожелательности к нарастающему потоку поддержки политических и экономических достижений Гитлера.

Справедливости ради мы должны отметить, что некоторые из этих пасторов в последующие годы опять стали на сторону Нимёллера. Дитмар Шмидт пишет: «То, что в религиозных сражениях 30-х не всегда прослеживались четкие «фронты»,— это факт. Ряды «Немецких христиан» и их оппонентов никогда не были прочными». Каждый должен был решить для себя, где ему оставаться, внимательно наблюдая за следующим шагом Гитлера. Во всех этих сражениях, говорит Шмидт, «личные амбиции, робость, нерешительность и приспособленчество были точно так же очевидны, как и мужество, стойкость и христианское усердие».94

За день до встречи с пасторами Гитлер назначил своего старого друга Альфреда Розенберга ответственным за духовное обучение партии нацистов. Как мы узнаем в следующей главе, перед Розенбергом была поставлена цель создания немецкой церкви, в которой не было бы места учению о Христе. Он заявлял, что «вечные истины были найдены не в Евангелиях... а только в немецких идеалах характера. Образование в Германии в будущем должно быть основано на том «факте», что источником добродетели является немецкий, а не христианский характер».95 Он хотел заменить Библию книгой «Майн Кампф» или, что еще лучше, своей собственной книгой «Миф девятнадцатого века», которая учила о том, что немецкий народ был богом, которому все должны поклоняться.

Так, для церкви в Германии конец 1933 и начало 1934 года были ознаменованы кризисом. Первоначальный оптимизм относительно того, что церковь может создать прочный блок оппозиции Гитлеру, рассеялся. Что еще хуже — сражение только началось. С течением времени перед церковью возникли еще более трудные вопросы выбора. Впереди еще было много сражений, в которых необходимо было победить или потерпеть поражение.

СОЗДАНИЕ ИСПОВЕДУЮЩЕЙ ЦЕРКВИ (1934 ГОД)

Под руководством Бонхёффера и Нимёллера «Чрезвычайная лига пасторов» сформировала ядро того, что было названо Исповедующей церковью. Бонхёффер проповедовал, что церковь должна быть церковью и «Исповедовать! Исповедовать! Исповедовать!». Пришло время публичного и непрерывного исповедания.

В мае 1934 года Исповедующая церковь собралась и приняла Барменское исповедание, составленное швейцарским богословом Карлом Бартом. Несмотря на то что Бонхёффер на этом собрании не присутствовал, он помогал в подготовке этого мероприятия, поддерживая связь из Лондона и навещая Европу. Его храброе руководство помогло подготовить почву для принятия этого исповедания.

В своей книге «Исповедание церкви во времена Гитлера» Артур Кохрейн пишет, что Барменское исповедание — это «наиболее значимый документ Церкви среди всех, появившихся со времен Реформации».96 Церковь должна была сделать выбор между Христом, Который был Господом сокращающейся «духовной сферы», и Христом, Который есть «Господь всего». В Бармене была предпринята попытка ответить на вопрос о том, какой должна быть церковь.

Разделения внутри церкви конечно же неизбежны и санкционированы Писанием. Павел написал плотским коринфянам: «Ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные» (1 Коринфянам 11:19). Когда распространяется отступничество, тот, кто верен истине, должен идти под другим флагом. Подписавшиеся под Исповеданием знали, что этот документ приведет к разделению церкви, хотя и не желали этого.

Пасторы, которые подписались под этим заявлением, провели черту. Они решили вновь подтвердить миссию церкви, которой религиозно-политическая культура современности дала новое определение. Они собрались, чтобы в единстве оказать сопротивление превозношению государства над церковью. Нет сомнения, что у них было множество разногласий по другим богословским вопросам, однако они согласились в том, что церковь должна быть подотчетна только Христу Писаний.

В ответ на критику, говорившую о том, что они намерены расколоть церковь, во вступлении к Исповеданию было сказано: «Единство Евангелических церквей в Германии может быть основано только на Слове Божием в вере посредством Духа Святого. Только в этом случае Церковь может стать обновленной».

В менее изысканном упоминании о нацификации церкви в заявлении признавалось, что основные принципы церкви «систематически разрушались и делались неэффективными из-за чуждых принципов... Когда эти принципы признаются... церковь перестает быть церковью».

Ключевой пункт, опровергающий популярное учение о «двух сферах», гласил: «Мы отвергаем ложную доктрину о том, что существуют сферы нашей жизни, в которых мы принадлежим не Иисусу Христу, а другим господам — сферы, где мы не обязаны быть оправданными и освященными Им».97 По признанию лидеров, роль государства заключается в поддержании гармонии и мира, а не в исполнении призвания церкви. Никакой человеческий властелин не должен править церковью — для исполнения своей роли она должна руководствоваться Словом Божиим.

Мы не должны забывать о том, что этот документ не критиковал нацизм как политическое движение. В тот момент Германия все еще не видела наихудших черт Гитлера. Верность государству настолько глубоко проникла в души немцев, что подобный шаг столкнулся с решительным сопротивлением со стороны присутствующих на собрании.

Хотя Нимёллер и Бонхёффер убеждали, что церковь должна быть независима от государства, у них были расхождения относительно сущности нацистского режима. С самого начала Бонхёффер предупреждал о намерениях Гитлера и противостоял его приготовлениям к войне. Нимёллер же, хотя и бросал обвинения в адрес Людвига Мюллера со ступеней алтаря своей церкви, но, тем не менее, он это делал среди развешенных на стенах нацистских знамен и приветствуемый собравшимися в церкви на нацистский манер.

Преданность Гитлеру в Исповедующей церкви была все еще сильна. В Барменском заявлении говорилось только о том, что политическая сфера не имеет права вторгаться в духовную сферу и что посвященным христианам повелевается проявлять свою веру во всех сферах жизни. На тот момент еще существовала страстная надежда на то, что Богу и кесарю можно служить, не делая выбор между одним из них. В конце концов, эта надежда была разбита.