Физрук-5: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров

помог ей утвердиться на ногах, но они ее все равно, казалось, плохо держали. Пришлось усадить ее на парту. Протянул ей стакан с оставшейся водой. Завуч выхлебала ее досуха.

— Пригрела змею на своей груди, — простонала она.

— Да выбросьте вы ее из головы, Эвелина Ардалионовна!

— Эва… — сказала Царева.

— Что — Эва? — не понял я.

— Называйте меня — Эва, — пояснила Шапокляк. — Не при коллегах, конечно, и не при ребятах…

— Ну Эва так Эва, — не стал спорить я. — А ты меня — Сашей! При тех же условиях…

— А мы разве — на «ты»?

— Предлагаю перейти.

— Хорошо, Саша…

— Так вот, Эва, — продолжал я. — Забудь эту дрянь… Она сама мне сказала, что у нее жизненный принцип такой — всем гадить. Этакая демонесса в овечьей шкуре!

— Демонесса? — удивилась завуч.

— Ну-у… Исчадие ада…

— А-а, понятно…

— Тебе-то зачем она понадобилась?..

— Я хотела наладить культурно-воспитательную работу…

— Ой, да ладно тебе юлить… Что же ты тогда Симочку пыталась заткнуть?

— Ладно, — вздохнула Царева. — Признаю. Хотела, чтобы ты поближе ко мне был.

— А эта дрянная девчонка здесь причем?

— Ну она же тебе нравится. Нравилась…

— Было дело, но это давно прошло…

— Правда?

— Правда!

И в это время кто-то откашлялся и произнес:

— Прошу прощения, товарищи!

Я распрямился — потому что во время разговора с заведующей учебной частью присел перед ней, сидящей на парте, на корточках. А сама Царева вскочила, как ошпаренная. Перед нами стояла химичка, а за нею уже начинала вырисовываться толпа семиклассников, которые с любопытством разглядывали всю мизансцену.

— Вообще-то у нас урок начинается, — добавила Екатерина Семеновна.

— Да-да, — пробормотала пристыженная завуч. — Мне стало плохо и Александр Сергеевич… Простите, мы уже уходим…

И она ринулась к выходу из кабинета химии. Я двинулся в том же направлении, но химичка притормозила меня за рукав и прошипела на ухо:

— Нашел с кем развлекаться… И — где!

Я лишь пожал плечами, не буду же оправдываться. У нас как? Только начнешь оправдываться, значит, точно — виноват!

Высвободив руку, я вышел из класса и побрел в учительскую. Мне нужно было взять классный журнал. Надо же как разворачиваются события! Я окончательно расстался с Серафимой Терентьевной — по крайней мере, мне так кажется — и, похоже, подружился с Шапокляк. Во всяком случае, мы теперь с ней союзники, вроде как. Ай да Александр Сергеич, ай да сукин сын!

Теперь у меня в школе не осталось врагов. А вот вне ее найдутся. Та же Симочка вряд ли скоро успокоится. Опять будет искать тех, кто на меня обижен. И ведь такие имеются — Стропилин, например. Вряд ли он простит мне свой конфуз. Да и хрен с ними обоими. Если надо будет, раздавлю. Уже бы раздавил, но женщин и детей не трогаю.

Погода стояла хорошая. Январь уже заканчивался и хотя впереди был еще снежный, метельный февраль, простудный, сырой март, неустойчивый апрель — хотелось верить, что зима скоро покинет город. Пока же я поставил восьмиклашек на лыжи и гонял их вокруг стадиона. Сам тоже решил не отставать. Тем более, что ходьба на лыжах — прекрасная тренировка. Я с удовольствием скользил по хорошо накатанной лыжне. Равномерно вдыхая и выдыхая свежий морозный воздух. Другие уроки прошли тоже как по накатанной.

На большой перемене я изловил Доронина и предупредил его, что завтра после уроков заеду к нему домой. Мой проверочный вояж продолжался.

Этот здоровяк, который изводил не только весь класс, но и полшколы своими тупыми насмешками, услыхав, что в четверг я к нему нагряну, испугался не на шутку. Ну уж кого другого, а «Чапаева» я точно не стал заранее утешать. Да, в самбо он показывал неплохие результаты, но в остальном оставался столь же дремучим двоечником, каким он мне достался первого сентября. Только из-за грядущей спартакиады я это пока терпел. Не хотелось ослаблять команду и ребят подводить.

А вот выступим, возьмем первое место по городу, устрою я этому «Весельчаку У» веселую жизнь. Остальные же подтянулись! Вот и он пусть соответствует всей прочей команде. Кстати, впереди еще внутришкольные соревнования, которые я же и придумал на собственную голову. И теперь, когда Егорова отвалила, мне придется все самому придумывать. Вот, например, с формой, которая, кстати, нам нужна не только для этого спортивного междусобойчика, но и для выступления на спартакиаде.

Кто у нас по разной там одежонке? Конечно же — Маша Вершкова — модельер-конструктор со швейной фабрики! Вот к ней и надо обратиться. Не забыл ли я номер ее рабочего телефона? Нет, не забыл! И на последней перемене набрал его. Машуня откликнулась.

— Привет! — сказал я. — У меня к тебе дело!

— Рада слышать! — сказала Вершкова. — А то я думала, ты меня совсем забыл.

— Ты сегодня вечером свободна?

— Свободна.

— Тогда я заеду после шести вечера за тобой на фабрику?

— Заезжай.

— До встречи!

Так, с формой для соревнований вопрос, считай, решен. Правда, за чей счет банкет? Я, конечно, парень щедрый, но надо же и начальству совесть иметь! И не теряя времени даром, я отправился в кабинет директора. Пал Палыч оказался на месте. Я ему сразу изложил суть проблемы. Он кряхтел и накручивал на палец кончики своих чапаевских усов. Разуваев частенько так делал, когда чувствовал, что придется порастрясти казну школы. Вообще, давно мог бы найти каких-нибудь спонсоров, вернее, по-нынешнему — шефов.

— Пал Палыч, а почему у школы все время финансовые затруднения? — зашел я издалека.

— Ну сколько исполком средств выделяет, столько и проживаем, — пробурчал тот. — И каждая копеечка у нас расписана до конца финансового года.

— А поискать спонс… То бишь, шефов — не пробовали⁈

— Как это — поискать? — удивился директор. — Побираться?.. Просить, Христа ради, подаяние?.. У нас же не Запад… Надо ждать, что какое-нибудь крупное предприятие решит поддержать наше образовательное учреждение…

— У советских собственная гордость, — хмыкнул я.

— Да, а вы, разве, не согласны?

— Согласен на все сто!.. — поспешил уверить его я и тут же спросил: — Где работает большинство родителей наших учеников?

— Да как и у всего города — на металлургическом комбинате.

— Все понял.