Ящик водки. Том 2 - Альфред Кох

…Свитер, магнитофон, обед в приличном ресторане с выпивкой, фотоаппарат, часы, цветной телевизор в дешевой провинциальной комиссионке — все стоит 10 000 йен, или 70 долларов, или 430 рублей. А между тем это заработок среднего японца за 6 часов работы…

…Даже в самом центре Токио воздух неправдоподобно чист. Наш самый читающий в мире читатель запомнил байки про токийских полицейских, которые-де несут службу в противогазах, чтоб не задохнуться, — это все равно, что рассказывать про гуляющих по Красной площади медведей.

…А если нам вдруг изобилие и жизненные удобства, чтоб было? Сделались бы мы богатыми — но стали бы автоматически такими же добродушными и приветливыми, как японцы? Смогли бы так же вежливо общаться с людьми на улице, в магазине, в конторе? Смогли бы так же беспечно оставлять на улице велосипеды и машины? Удержались бы от расхищения справочников из телефонных будок? От нацарапывания в публичных местах разных незатейливых текстов? И сможем ли мы, разбогатев, сидеть в ночном заведении часов до трех — без широкомасштабного потребления алкоголя, без швыряния денег, без гудежа и балдежа? Не окажемся ли мы в результате похожими не на свободных богатых людей, но — на внезапно разбогатевших лакеев, хамов?

…Там я впервые подумал, что японцы похожи на насекомых. К примеру, на муравьев — те тоже трудолюбивы, старательны, педантичны. Или — на пчел: те тоже трудяги и, если надо, камикадзе. Бесстрастность — по крайней мере внешняя — тоже черта сходства с насекомыми.

…Подумал и про НЛО: куда уж нам с инопланетянами контактировать, когда с близкими — рукой подать с нашего Сахалина — японцами нам трудно договариваться! Едва ли можно любить чужое, принципиально иное, не наше… Боюсь, инопланетяне нам покажутся скучными с самого начала. Очень мало у кого достанет терпения изучить их обычаи и письменность, которая едва ли проще иероглифов…

…Когда мы вернулись из Японии, Владивосток показался таким бедным, серым, простеньким, что виделся не городом даже, а всего лишь поселком городского типа».

Свинаренко: — А под самый Новый год, 29 декабря, я нанял машину в Мострансагентстве и перевез свои немногочисленные вещи в новую квартиру.

— О-о-о! А у меня это случилось в 91-м. Первая квартира.

— Въехали, расставили все… И после долгие годы привыкали жить в двух комнатах. Потому что одна казалась лишней, запасной. Особенно при наличии собственной, без соседей, большой кухни. Значит, в большой комнате живем, а меньшая — так стоит. Придет кто-нибудь в гости, выпьем самогонки, идем по квартире. Человек спрашивает — а тут у тебя что? Тут? Ну, это… а, кабинет! Ни хрена себе, кабинет у человека… А там стол стоит, который я с помойки притащил. И табуретка с коммунальной кухни.

— А в 89-м ты еще писал, наверно, от руки.

— Не, не. К тому времени только на машинке. Где-то так с 82-го. У меня было две машинки пишущие, обе — «Москва». Одна железная, другая пластмассовая. Не как у тебя — импортная.

— У меня да, за 180 рублей.

— А у меня обе советские и бэушные были. Одну на литр коньяка я сменял, а другую не помню на что.

— А за PC ты когда сел невылазно?

— Это в 90-м. Яковлев выжигал старые порядки каленым железом — чтоб не было ни одной машинки, ни листа бумаги в редакции. Вот и пришлось осваивать… Хотя — в 89-м у меня был серьезный шанс сменить профессию. Тогда в «Комсомолке» образовался коммерческий отдел. И туда ушел мой начальник — Сунгоркин.

— А, знаю!

— Ну. И позвал с собой меня.

— А что ж ты не пошел?

— По причине полного непонимания бизнеса и неприязни к нему. И относительно слабого интереса к большим деньгам.

— Вот ты рассказываешь, что ничего не смыслишь в бизнесе. А между тем… (Дальше мы обсуждаем мои успехи в бизнесе, о которых мы тут ради экономии места не будем распространяться. — И.С.)

— Я тогда спросил Сунгоркина: «А с чего ты взял, что я — бизнесмен? Какие основания? Я же не фарцую, бабок нет… Любопытно услышать. Может, потому, что я не ворую?» Но он объяснил: люди часто не воруют только потому, что у них нет возможности спиздить безнаказанно. Пока они этим не проверены, ни о чем судить нельзя. А назвал Сунгоркин три необходимых для бизнесмена качества: смелость, предприимчивость и общительность. Ну ладно, говорю, пусть будет общительность. А остальное? К тиграм в клетку не вхожу, джинсами не торгую. Верно, ответил он и указал на то, как я обличал своих калужских начальников. И припомнил мне мою квартиру — на фоне множества бездомных репортеров.

— Вот и я об этом же! Ты себя позиционируешь как человека страшно далекого от коммерции, но это так неубедительно.

— Но бизнес мне действительно не нравится. Это же занятие наискучнейшее! Но вернемся в 89-й. Не пошел я строить новый отдел с Сун-горкиным — хотя лучше начальника на тот момент не видал. Он ничего не забывал, никого не кидал, людей расставлял по деловым качествам… И еще он сильно помог мне с той же квартирой. Я перед «Комсомолкой» работал в «Собеседнике». И стал там проситься на полставки — чтоб иметь время на МЖК. Но мне тогдашний начальник «Собеседника» сказал: «Это твои проблемы! Или ты работай в полный рост, или уходи совсем». А Сунгоркин меня к себе взял с какой-то минимальной зарплатой и от ежедневного хождения на службу освободил. В общем, потряс он меня. До этого я от начальников видел только кидалово, наезды, подставы и эксплуатацию.

Вот. А без него меня начали увольнять из газеты. По профнепригодности. Началась нудная процедура… Но я людей пожалел и написал заявление по собственному.

— А почему они тебя увольняли? Может, ты действительно профнепригоден? Ты об этом не думал?

— Гм… Не думал! При том что я всегда об этой истории рассказываю с гордостью — не каждого журналиста ведь увольняют по таким основаниям.

Комментарий Свинаренко

Прежде не думал, а теперь вот сел и подумал. Действительно, я не раз себя ловил на каком-то всплеске эмоций, когда слышал, как знакомые журналисты говорят о себе: «Я — профессионал!» Мне было интересно понять, отчего я так не говорю. Даже в шутку? Чего такого я в журналистике не умею, чтоб скромничать? Чем я хуже других? И у меня пошла такая цепочка мыслей. Профессию же эту называют второй древнейшей. Значит, если девушка говорит, что она профессионалка, то смысл такой: за бабки она готова красиво обслужить любого. А которая сама решает, кому давать, — та уж точно не профи. С таким подходом на панели особо и делать нечего. Вот и в журналистике профессионал, по идее, должен писать что ему скажут. Этого обосрать, того похвалить. «Я не читал романов Пастернака, но книжки его говно…» «Лично Леонид Ильич Брежнев…» Запретить толлинг и петтинг… Лужков ворует — Лужков святой… Олигарх экономит на алиментах… Семья и нефть… Братки — нежные и пушистые… Ну типа того. Мне же очень трудно отказать себе в удовольствии ляпнуть что-то для красного словца. И потом, когда какой-нибудь лох начинает учить меня журналистике… Как не послать? Зачем тогда жить, если не можешь себе позволить даже такого маленького удовольствия, как послать человека, если хочется? Ну, как при этом называть себя профессионалом?

Я потом, кстати, через сколько-то лет пришел к Жене Анисимову в «Комсомолку» — посоветоваться, я людей набирал на новый проект, на хорошие бабки. «Ну, какие же тебе люди нужны, сформулируй!» — говорит он. Я затрудняюсь с ответом. И тут в дверь заглядывает один из тех, кто меня тогда увольнял. Я ору: «О! Витя! Заходи! Слушай, ты сейчас никого по профнепригодности не увольняешь? Я б взял, мне как раз хорошие ребята нужны…» Он как-то засмущался, а я его между прочим серьезно спрашивал.

Кох: — Ты все-таки давай попытайся объяснить, почему не пошел в коммерческий отдел.

— Гм… Ну, тут надо вернуться в ситуацию 1978 года. Наш курс в очередной раз отправляют на картошку. Приезжаем в колхоз «Большевик» Серпуховского района.

И начинаем там из грязи выковыривать эту самую картошку… Охоты не было особой. Двое ребят отмазались так: нанялись чистить сортиры. И были счастливы, думали — вот мы как всех наебали! Очко драить — это ж счастье. А я пристроился выпускать газету лагерную.

— Лагерным придурком!

— Типа того. Я писал, фотографировал, печатал на машинке. Меня потом попрекали, что совесть потерял: ну, на любом другом бы факультете делал стенгазету, — но на журфаке, это уж слишком! Верх цинизма!

— Я знаю очень много бизнесменов, которые избрали такой стиль — прикидываться идиотами.

— Да? Гм… Забавно.

— Так вот, ты — классический пример такого рода бизнесменов. Это довольно эффективная тактика. Хорошо известная.

— Постой, но я же не бизнесмен. У меня ведь нет «мерса» и дачи в Жуковке.

— А в рамках образа и не должно быть. Ты ж дураком прикидываешься.

— Тебе бы все шуточки шутить. Давай я тебе расскажу историю про бутлегерство на картошке. Она — про бизнес и его место в моей жизни.