Мы вернулись - Иван Хомич

Следующее утро действительно оказалось мудренее вечера. Спасение наше было в том, что немцы начали рыть траншею не внутри двора, а за проволокой, куда подкоп, как оказалось, еще чуточку не дошел, хотя мне и говорили, что дошел.

Прокопав весь день траншеи за оградой и ничего не обнаружив, фашисты прекратили поиски. На следующий день траншей уже не рыли, острота и тревога во втором блоке улеглась, постепенно люди стали забывать об этом происшествии.

Спустя несколько дней немцы произвели тщательный осмотр и отбор больных во всех блоках. Всех, кого можно было использовать на работах, увезли в Германию. Пленные прятались в уборных, на чердаках, ложились на нары, между тяжелобольными, лишь бы избежать отправки за границу.

Германии люди боялись, но и у нас за колючей проволокой быстро росло число могил, заравненных в общие траншеи. Отвратительно было видеть, как на некоторых могилах гитлеровцы разбивают клумбы, сажают деревья и кустарники. Они любили прятать следы своих злодеяний.

Рассказывали, что главный врач "Гросс-лазарета" решил любым путем дать знать на волю, сколько в этом большом "лечебном" учреждении погибло больных и раненых пленных.

Говорили, что он связался с шепетовской подпольной организацией и стал печатать страшной силы обличительный документ - списки фамилий пленных, погибших в лазарете. Ходил слух, что в подпольной типографии было уже напечатано три или четыре тома, когда немцы проведали об этом. Через некоторое время главврача ночью увели, обратно в лазарет он не вернулся...

Кончался сентябрь. О подкопе даже во втором блоке люди забыли, все улеглось. Однажды во дворе четвертого блока мы встретились с Романом. Заговорили тихонько. Я спросил: - А как вы думаете, не пора ли возобновить работы?

Роман ответил:

- Я и сам так думаю.

- В таком случае - за дело. Только одно надо помнить: трусов и паникеров к работе не привлекать.

Роман даже вспыхнул. Чуть не полным голосом заговорил:

- Хватит! Я с ними в августе намучился. Теперь умный!

Мы разошлись. Через два - три дня возобновились подземные работы. К Октябрьской годовщине траншея вчерне была закончена. Начался подбор людей и подготовка к побегу в лес.

Побег

Каждый этап работ, как известно, несет с собой и новые трудности. Нам предстояло решить целый ряд организационных и хозяйственных вопросов. Договорились, что мероприятия, связанные непосредственно с выводом людей в лес, поручаются мне. Хлопоты по окончательной "отделке" тоннеля, по подбору людей и материальному обеспечению выхода взял на себя Роман Лопухин. Ему это было больше с руки, он давно находился в лазарете, имел некоторую связь с водопроводчиками, "гробокопателями", с возчиками и кухней, в общем, с людьми, которые бывают на воле и сталкиваются с жителями Славуты.

В очередную нашу встречу мы договорились с Романом обо всем.

Роман сказал просто:

- Я по существу человек гражданский, В армию меня призвали сразу после института, но повоевать пришлось меньше полугода. В лагерной обстановке я ориентируюсь, а вот дальше... трудно.

Я успокоил Романа - справимся. У меня за плечами школа службы в пограничных частях, опыт двух войн.

С выводами по житомирскому подкопу оба мы были знакомы. Там все погубила некоторая размагниченность людей и недостаточная конспирация.

Подготовка к побегу в наших условиях должна была, по моему мнению, заключаться прежде всего в тщательной конспирации.

Есть данные, которые должны быть известны не более чем двум - трем надежным людям. Нужна карта, компас, сухари, хорошо бы достать хоть один револьвер или гранату. Полезно знать, где и как можно переправиться через реку Горынь, может быть, есть брод или мелкие места. Плыть через реку невозможно по двум причинам: первая - могут наступить холода, вторая - у нас много истощенных людей, им это не под силу.

Лопухин, слушая меня, молчал, лицо его было очень серьезным.

За время плена я отвык от того, чтобы слова, мною произнесенные, воспринимались как приказ, и странно было видеть, с каким вниманием принимается к сведению и к исполнению каждое мое слово.

Лопухин так и сказал:

- Иван Федорович, пока не будет полностью закончено "метро", я решаю вопросы самостоятельно. А дальше, я - солдат и любое ваше указание принимаю как приказ.

Я еще раз убедился, что Роман - человек волевой, серьезный и с ним можно вести людей на такой риск, как побег.

Я высказал еще несколько организационных предложений по комплектованию группы и конспирации. Каждый должен знать не более пяти - шести человек, всех людей еще раз надо проверить и перепроверить, малонадежных или неустойчивых необходимо отсеять, они могут погубить всех. Провал - это смерть.

При последующих наших встречах Роман Александрович сообщил, что подземный ход расчищен, проветрен и подкоп на несколько метров продвинулся вперед; все люди проверены, некоторые "строители" переведены из других блоков во второй корпус.

Роман предложил мне:

- Может быть, и вам лучше во второй перебраться? Я, подумав, решил, что в интересах конспирации делать этого, пожалуй, не стоит.

- Но вот побывать у вас в блоке, чтобы с чердака осмотреть поле, по которому мы ночью пойдем, крайне желательно.

Я сказал еще, что нужно бы мне лично познакомиться с руководителями отдельных групп, дать им некоторые практические советы. Хорошо бы также достать хоть плохонькую топографическую карту или план нашего района.

Лопухин сообщил:

- Компас я раздобыл, за сухарями остановки не будет, карту мне обещали через недельку достать. В Славуте проживают несколько жен командиров, у них мы и думаем раздобыть какие-нибудь топографические карты или планы. Не знаю только, сможем ли достать оружие.

От всей души я крепко пожал Роману руку и сказал:

- Если так, все идет очень хорошо. Что касается оружия, то я понимаю, что его вы можете и не достать, но выход из-за этого задерживать нельзя.

На том мы и разошлись. Инструкции руководителям групп должен был приготовить я, а встречу организовать Роман Александрович.

Печально прошли у нас дни Великого Октября. Мы сидели за колючей проволокой, а по верху нашего подкопа бродили вооруженные до зубов фашисты. В наш праздник немцы усилили охрану.

Стояли осенние дни. Ночью было холодно, к утру земля серебрилась, начались заморозки, на маленьких лужах появился ледок, но река Горынь текла по-прежнему, ее не коснулись ноябрьские холода, если не считать того, что температура воды, конечно, резко упала. Это осложняло наше положение. Пускаться вплавь было слишком рискованно, а большие леса начинались только за рекой. Вокруг лагеря виднелись лишь перелески да небольшие рощицы, которые и на сутки не могли укрыть нас от врага. Мешали нам и лунные ночи, установившиеся примерно с десятого ноября.