Приключение ваганта - Виталий Гладкий

— Но продавать будем вместе. Нет-нет, я тебе доверяю! Просто мой молодой господин желает посмотреть на торги лошадьми, чтобы набраться опыта в таких делах. А лучшего, чем ты, наставника по этой части не сыскать во всей Франции.

— Я часто задавался вопросом: уж не цыган ли ты… м-м… Гийо? — улыбаясь, спросил Тагар. — Только у народа ром мог родиться такой жох.

— Должен тебя огорчить, любезный Тагар. Увы, скорее нет, чем да. Впрочем, кровь какого роду-племени течет в моих жилах, могла точно сказать лишь моя матушка, но она уже двадцать лет как упокоилась.

— Ладно, приходите… — цыган назвал день и час, — на площадь Сен-Жан-ан-Грев, где продают сено. Там есть место, на котором проходят лошадиные торги.

Они тепло распрощались и покинули дом гостеприимного кузнеца.

— Сен-Жан-ан-Грев… Лошадиные торги… — Жиль в недоумении пожал плечами. — Ты ведь говорил, что рынок, где продают и покупают лошадей, расположен возле замка Шато де Марли.

— Да, говорил, — ответил Гийо, пыхтя под грузом дорожных сумок. — Там находятся знаменитые конюшни Марли, где часто устраивают лошадиные бега. А еще возле замка расположен большой конный рынок. Но на нем представлены в основном рыцарские кони, которые стоят бешеных денег. Даже за простую лошадь на рынке возле Шато де Марли придется отдать пятнадцать ливров, а добрый боевой конь стоит не менее пятидесяти. Что касается площади Сен-Жан-ан-Грев, то туда приводят продавать лошадей, мягко говоря, сомнительных достоинств…

— Ворованных? — догадался Жиль.

— Не без того. Но и это еще не все. Впрочем, вы все сами увидите и поймете, мессир. Тагар устроит вам знатное представление…

Тут Гийо звучно захохотал, да так, что от него шарахнулись идущие навстречу служанки, которые тащили с рынка полные корзины зелени и разной снеди. Жиль попытался устроить расспросы, но Гийо лишь отмахивался: «Всему свое время…»

Он был сильно озадачен. Гийо пришлось пожить некоторое время в Париже, и он думал, что хорошо знает город, но это было давно, а за десяток с лишним лет столица Франции изменилась до неузнаваемости. Гийо вел Жиля в доходный дом неподалеку от Парижского университета, где можно было снять квартиру за небольшие деньги. Однако по прошествии времени все стало настолько ново и запутанно, что Гийо совсем обалдел. Он таращил глаза, вертел головой — да так, что, казалось, еще немного, и она отвалится, и ничего не узнавал. Тогда Гийо начал спрашивать парижан, как им найти нужный адрес.

Увы, эти расспросы ничего не дали. Конечно, парижане знали местность, прилегающую к крепостной стене, где проводились военные учения и массовые игры, знали кое-как обустроенные берега Сены со стенами, лестницами и песчаными отмелями — широкими и открытыми низменностями, служившими для складирования товаров, а также местом для прогулок. Им были известны маршруты разных процессий, к участию в которых их настойчиво приглашали. Они неплохо ориентировались по большим церковным или королевским зданиям, а также по крестам, устанавливаемым на площадях и перекрестках. Однако истинное знание всего города было свойственно не всем парижанам.

Лавочники и торговцы, мелкие конторские служащие, почтенные каноники и их слуги, хозяева мастерских, лакеи или ремесленники — все хорошо знали квартал, в котором они жили и работали, а также своих соседей. Однако люди из других городов или даже жильцы соседнего квартала не могли найти нужный им дом, не обратившись с расспросами к прохожим. Таким образом, они были вынуждены заявить о себе. Это служило гарантией всеобщей безопасности, потому что весть о присутствии в квартале чужаков разлеталась мигом, а просьба о предоставлении нужных сведений позволяла жителям квартала расспросить путника о цели его прихода и о людях, с которыми он хочет повидаться. По этой причине парижане крайне отрицательно относились к табличкам с названиями улиц. Это было очень неудобно для посторонних, зато надежно для местных жителей.

Местоположение дома на улице определяли лишь по вывескам — нарисованным или вырезанным на стене, намалеванным на подвешенной доске. Но и они имелись не на каждом здании. А если учесть, что владельцы домов устанавливали и меняли вывески, сообразуясь со своим настроением или срочной надобностью, притом совершенно произвольно, то можно понять страдания Гийо, который вскоре окончательно запутался.

Совсем отчаявшись, Гийо с подчеркнутой вежливостью попросил двух мужчин, по виду мещан средней руки, указать им путь хотя бы до замка Большой Шатле у моста Гранд-Понт, где находились суд и резиденция королевского прево. Ему, конечно, объяснили, как туда добраться, но со сдержанной враждебностью. Наверное, мещане посчитали Гийо и Жиля кандидатами в королевские ищейки, которые прибыли из провинции. Заметив их недобрые взгляды, Гийо поклонился, торопливо пробурчал слова благодарности и едва не силком потащил Жиля за собой. Уж он-то точно знал, что люди прево не пользуются у парижан благосклонностью. И ему очень не хотелось ссоры, которая в Париже обычно заканчивалась хорошим ударом шпаги или ножа.

Глава 8. Дикое поле

Два раза в год — весной и в конце лета — степь превращалась в ковыльное море. Когда поднимался ветер, не было ничего более волнующего и прекрасного в этой девственной пустыне, нежели долгое созерцание бесконечного движения серебристо-белых ковыльных волн по зеленой равнине, которая ближе к осени меняла свой цвет на ржаво-золотой. Нередко чересчур впечатлительному путнику казалось, что это не ковыль волнуется под порывами теплого ласкового ветра, а проносится мимо, в неизведанные дали его жизнь.

Иногда его так убаюкивало это бесконечное движение, что он постепенно цепенел и становился похожим на одного из каменных идолов, торчавших на вершинах степных курганов, которые были поставлены народами, проживавшими здесь в незапамятные времена. Потом ему стоило большого усилия воли, чтобы вырвать себя из состояния единения с неведомыми, таинственными силами степи. Продолжая свой путь дальше, он с удивлением прислушивался к покою, воцарившемуся в его душе, и качал головой — ну надо же… А в голове у него стоял тихий неумолчный шум и едва слышный мелодичный звон божественных колокольчиков.

Дикая степь хороша во все времена года. Весной воздух в степи гудит от жужжания майских жуков, он наполнен мелодичным свистом проснувшихся после зимней спячки сусликов, греющихся на солнце, а в голубом бездонном небе звучит птичий хорал, где первую партию ведут жаворонки. В мае степь зеленая и душистая, как никогда. В глазах рябит от тюльпанов, ирисов и множества пестрых первоцветов, щедро рассыпанных по ярко-зеленому ковру прорастающих злаков.