Гризли - Джеймс Кервуд

Брюс засмеялся в ответ:

— Превратности войны, Джимми! Ведь, идя на гризли, берешь с собой не комнатных собачонок, и уж лучше заранее приучить себя к мысли, что не той, так другой из них все равно раньше или позже погибать… Этот медведь оказался нам не по зубам, в этом все дело. Он обставил нас, как маленьких.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что по-честному, без подвохов, с ним не справиться. И мы здорово дали маху, впутав в это дело собак. Если уж ты без этого медведя жить не можешь, то согласен хоть взяться за него по-моему?

Ленгдон кивнул.

— А что ты придумал?

— Когда отправляешься на гризли, то нечего с ним нежничать, — начал Брюс. — А особенно когда идешь на „убийцу“. Теперь не будет и часа такого, чтоб этот гризли не знал, где чем пахнет, и так до тех пор, пока в спячку не завалится. Как ему это удастся? Будет каждый раз лишний крюк давать по дороге. Держу пари, что, если бы сейчас выпал снег, то следы гризли на нем показали бы, что он через каждые шесть миль возвращается мили на две назад по собственному следу поразнюхать, не преследует ли его кто-нибудь. И передвигаться он теперь будет больше ночами, а днем — отлеживаться где-нибудь высоко на скалах. И если тебе хочется сделать еще хоть один выстрел по медведю, то на выбор можно предложить одно из двух. Первое, и оно бы самое лучшее, — отправиться дальше и заняться охотой на других медведей…

— Об этом не может быть и речи, Брюс. Подумай, как добраться до нашего.

Брюс помолчал и ответил:

— Район его теперь у нас весь как на ладони. Он начинается у первого перевала, который мы перешли, и кончается здесь, в долине. Из конца в конец миль двадцать пять. Гризли не уйдет в горы ни на запад от этой долины, ни на восток от той. И уж можешь быть спокоен, теперь только и будет делать, что кружить по всему району, пока нам не надоест гоняться за ним. Сейчас он улепетывает к югу, на окраину своих владений. А нам нужно затаиться здесь и несколько дней посидеть на месте. Потом отправим Метусина с собаками, если от них что-нибудь останется, по долине в том же направлении. Один из нас засядет на склонах. Другой — в низине. И будем медленно кочевать так с места на место. Понял, куда я клоню? Он не уйдет от родных мест. Вот Метусин и будет гонять его по всей округе, пока не загонит на кого-нибудь из нас. Метусин выступит открыто. А мы устроим засаду. Не может же быть, чтобы этот гризли все время ускользал от нас. Когда-нибудь да попадется под твои или мои выстрелы.

— Неплохо придумано, — одобрил Ленгдон. — К тому же я расшиб колено, и несколько дней передышки не помешают — хоть подлечу его…

Не успел он договорить, как неожиданно резко загремела цепь, которой была стреножена пасущаяся на лугу лошадь. Раздался испуганный храп лошади. Это заставило их вскочить на ноги.

— Ютим! — прошептал Метусин, и багряный отсвет костра заиграл на его темном лице.

— Верно… собаки, — отозвался Брюс и негромко свистнул.

В соседнем кустарнике что-то зашуршало, и две собаки появились у костра. Они ползли по земле на брюхе. Подползли к охотникам. Простерлись у их ног. В тот же момент к ним присоединились еще две.

Это была уже совсем не та стая, которая покидала лагерь утром. Бока у собак глубоко запали, шерсть на загривках свалялась. Они бежали что было сил и сами знали, что осрамились. От боевого задора эрделей не осталось и следа. У них был вид побитых дворняжек.

Пятая собака явилась уже на исходе ночи. Она ковыляла, волоча перебитую переднюю лапу. Голова и горло одной из тех, что пришли раньше, были в крови, глаз выбит.

Они распростерлись на земле, как бы ожидая приговора. „Ничего у нас не вышло, — говорила эта их поза. — Нас потрепали, и вот все, что от нас осталось“.

Брюс и Ленгдон молча смотрели на них. Прислушались… подождали. Больше ни одной не появилось. Друзья переглянулись.

— Вот и еще двух не стало, — сказал Ленгдон.

Брюс подошел к груде корзин и парусины и вытащил сворки. А Мусква, сидя на дереве, весь трясся от страха. Всего в нескольких ярдах перед собой он снова увидел ораву этих белозубых, которые не только загнали его в расщелину, но обратили в бегство самого Тэра. Людей медвежонок боялся уже не так сильно. Они не причиняли ему вреда, и он больше уже не трясся от страха, не рычал, когда тот или другой из них проходил поблизости. Но собаки были ужасны. Они вступили в бой с самим Тэром и, вероятно, оказались победителями, потому что гризли бежал.

Привязанный к очень еще молодому и невысокому деревцу, Мусква пристроился на седловине его развилки, в пяти футах от земли. Когда Метусин вел одну из собак мимо деревца, эрдель увидел медвежонка и неожиданно прыгнул вверх, вырвав сворку из рук индейца. Он чуть было не достиг Мусквы. Собака уже приготовилась к новому прыжку, когда Ленгдон с сердитым окриком подбежал, схватил ее за шиворот и крепко всыпал ей свободным концом сворки. Затем увел эрделя.

Медвежонок не мог ничего понять. Человек спасал его! Он отколотил это чудовище с красной пастью и седыми клыками и увел всех этих страшилищ на привязи подальше от него.

Вернувшись, Ленгдон подошел к деревцу и ласково заговорил с медвежонком. Мусква дал приблизиться его руке дюймов на шесть и не вцепился в нее. По всему телу его вдруг пробежала дрожь. Пока голова медвежонка была повернута в сторону, Ленгдон решительно положил руку на его пушистую спинку. И это прикосновение оказалось совершенно безобидным! Даже мать Мусквы ни разу не клала свою лапу на медвежонка так бережно! Прошло еще десять минут, и Ленгдон за это время раз шесть успел погладить его.

Сначала Мусква в ответ скалил оба ряда своих сверкающих зубов, хотя и не издавал ни звука. Постепенно он перестал даже скалиться.

Ленгдон отошел, вернулся с большим куском сырой оленины и поднес его к самому носу медвежонка. Мусква чуял запах карибу, но пятился от протянутого ему куска и отстранялся. В конце концов Ленгдон положил мясо рядом с миской у подножия деревца и вернулся к курившему трубку Брюсу.

— Самое большее через два дня будет есть у меня из рук, — сказал он.

Вскоре Ленгдон, Брюс и индеец завернулись в одеяла и быстро заснули. Весь лагерь утих. Пламя костра опало, и только одна огромная головня все еще продолжала тлеть. Недалеко в глубине леса ухала сова. Тихая ночь наполнилась бормотанием долины и гор. Звезды разгорелись ярче. Мусква услышал, как где-то вдали какая-то каменная глыба, сорвавшись, покатилась по склону горы. Теперь бояться нечего. Все было спокойно. Все спало.

Мусква потихоньку слез с дерева и вдруг угодил прямо в миску, разлив сгущенное молоко, часть которого попала ему на мордочку.