Нулевой цикл. Научно-фантастические рассказы - Борис Фрадкин

Вот так и случилось, что темой дипломного проекта Валентина Звягинцева стала установка для сварки с помощью гидравлического удара в воде. Разумеется, подобные конструкции уже существовали в технике. Единственное, что он делал, так это связывал свою судьбу с водой. Но если в его дипломной работе источником удара являлась обыкновенная взрывчатка, то в аспирантуре ему предложили просто захватывающую перспективную тему: использование луча лазера. Взрывчатка позволяла создавать тысячи атмосфер. Луч лазера порождал в воде миллионы!

Кафедра заключила договор с самолетным заводом на разработку ванны для ударной сварки частей крыла и фюзеляжа. И первая опытная ванна была изготовлена по чертежам Валентина Звягинцева, собрана при его участии и проходила испытания под его руководством.

Теперь он сам находился в этой ванне…

Вода, вода!

Ледяными обручами кралась она все выше уже по бедрам Валентина. Струя била где-то под ногами, неслышимая, но по-прежнему сильная, легко простреливающая всю толщу воды. Освобожденная от пены поверхность была теперь вся исчерчена водоворотами.

Напрасно Валентин, человек в общем-то веселый и словоохотливый, пытался успокоить себя комизмом своего положения, пытался внушить себе, что вся эта нелепая история закончится благополучно, что иначе она закончиться и не может. Нет, страх леденил сердце. А липкое и холодное прикосновение мокрой одежды, ползущее все выше по телу, этот страх удваивало.

Вода Творец!..

Разве Валентину не было известно, что вода и жестокий разрушитель? Вода порождает ржавчину, она поедает стенки труб, лопасти турбин и насосов. Вода — это цунами, сметающие с лица земли целые города и обращающие в пустыни прибрежные страны. Вода — это грозные штормы, похоронившие в море неисчислимое количество кораблей вместе с теми, кто на них находился.

Вода — это, наконец, ливни, тысячелетие за тысячелетием размывающие гранитные громады горных хребтов. Медленно, но верно уносят реки на дао океанов обращенные в песок материки. Вода неумолимо приближает тот день, когда Земля, превратившись в гладкий каменный шар, окажется сплошь покрытой многокилометровой толщей океана.

Быть может, именно вода заставит человечество покинуть свою родную планету…

…Все это тягостным видением промелькнуло в голове Валентина.

Вода поднялась выше пояса. Валентин потерянно бродил от стены к стене, для чего-то ощупывая ладонями их влажные и холодные поверхности. И все ждал чуда, ждал, что вот сейчас кто-нибудь появится в лаборатории, бросится к пульту, нажмет заветную кнопку.

Единственным человеком, способным в такую рань появиться в лаборатории, был лаборант Прокопий Михайлович, авиационный техник-лейтенант в отставке. Ему бы сидеть дома на пенсии да возиться с внуками. Так нет, видите ли, не желает. Страдающий хроническим радикулитом, поминутно хватающийся за поясницу, Прокопий Михайлович тем не менее и минуты не оставался без дела, все что-то чистил, ремонтировал, регулировал, подтягивал, заменял…

Валентина он откровенно недолюбливал. Привыкший в авиации к чувству ответственности, Прокопий Михайлович по пятам ходил за болтливым и безалаберным аспирантом, ворча, подбирал за ним разбросанный инструмент, выключал оставленные невыключенными насосы, выговаривал за небрежное отношение к электронике. И вслух ужасался тем бедам, которые мог бы натворить Звягинцев, допусти его к обслуживанию самолета.

Опека старого лаборанта не то чтобы выводила из себя весельчака Звягинцева, но часто мешала сосредоточиться. Именно желание поработать в одиночестве, не чувствуя на себе недреманного ока Прокопия Михайловича, и заставило Валентина прийти в лабораторию пораньше.

А теперь Валентин молил судьбу, чтобы она согнала старого технаря с постели. Ведь случалось же, что так и не уснув от терзающего его радикулита, Прокопий Михайлович вместо положенных девяти часов появлялся в лаборатории в пять-шесть часов утра, потешая своей бессонницей отменного здоровяка Валентина Звягинцева.

Вода, вода… Что же ты делаешь, вода? Ведь именно с тобой были связаны все лучшие, все самые честолюбивые помыслы Валентина. А теперь ты ползешь все выше, уже подбираешься к самому горлу…

Валентину пришлось запрокинуть голову, приподняться на носки. Изо рта его рвались стоны. Еще немного, и он взвоет от разрывающего сердце отчаяния.

Вода закрыла кварцевый глазок и от темноты в узком, еще свободном пространстве между поверхностью воды и потолком камеры, Валентину стало не просто страшно. Ужас, мутящий сознание, заставил его забиться, рвануться вверх, вверх! Головой он так ударился о металл, что во рту ощутил соленый вкус крови. Он закричал, но вода попала ему в рот. Он закашлялся, хлебнул еще больше.

Это был конец.

Вместе с воздухом в легкие хлынула вода, наполняя грудь разрывающей болью…

3

…Придя в себя, Валентин никак не мог сообразить, где он и что с ним. Он только ощущал непосильную тяжесть в груди. Странное чувство: внутренности словно спрессовало в единый свинцовый комок, и этот комок вот-вот оборвется и своей тяжестью расплющит кишечник.

Перед глазами сначала была непроглядная тьма. Но постепенно в ней стала проглядывать зеленоватая зыбь. Слабый рассеянный свет падал откуда-то сверху.

Первое, что вспомнил Валентин, — агонию, безумное желание жить! жить! жить! И острую боль, рвущую на части носоглотку и легкие, боль, — которая погасила сознание. Сейчас боли не было. Было только тягостное ощущение свинца в сердце, в легких, во всей груди. Но что все это значило в сравнении с радостью спасения, сознанием, что он снова жив.

Жив! Жив, черт возьми!

Он жив, значит, все страшное позади.

Вот только странная темнота. Почему нет солнца? Почему нет ветра, пьянящего, вливающегося в легкие воздуха? Валентин пошарил вокруг себя, убедился, что лежит на плоском металлическом полу. И тут же ощутил спиной знакомую вибрацию, — это продолжала работать насосная установка.

Значит… значит он по-прежнему в ванне?!

Опершись руками в пол, Валентин сел. И пока садился всем телом, кожей лица, даже волосами на голове ощутил воду. Вокруг была вода. Он озадаченно поводил рукой, и рука встретила знакомое сопротивление, какое он испытывал, плавая в бассейне. Да, сомнений не оставалось: он находится в ванне, в ванне, заполненной водой! Он сидит на металлическом полу живой и целехонький.

— О, черт! — хотел выкрикнуть Валентин.

Но вместо привычных звуков изо рта его вырвался каскад пузырьков. Цепочкой, один за другим, пузырьки устремились к потолку камеры, и потрясенный Валентин замер, следя за их полетом.