Письма к госпоже Каландрини - Аиссе Шарлотта

Удивительное единодушие проявили критики и в своих суждениях о самой м-ль Аиссе: все они признавали ум, чувствительность, литературную одаренность «несчастной черкешенки», а один из них даже сравнил ее с прославленной г-жей де Севинье [324].

Иной точки зрения придерживался лишь Жан-Франсуа Лагарп. В «Письмах» он не усматривал ничего, кроме «ничтожных мелочей», «новостей, назавтра теряющих всякую ценность», и «некогда злободневных анекдотов, изрядно рискованных и подчас лживых», «нескончаемых жалоб» на собственное здоровье, здоровье возлюбленного и т. п., а хотел бы найти там «борьбу любовного чувства и благочестия». «Несомненно, автор – женщина острого ума, – полагал Лагарп, – но женщина сломленная, печальная и погруженная в себя, которая не интересуется ничем и, следовательно, не может заинтересовать других». Не удовлетворял сурового критика и ее эпистолярный стиль: он требовал естественности, а в большинстве случаев видел лишь небрежность. Правда, кое-что одобрял в них и он: так, замечание о недостаточно скромной и сдержанной игре м-ль Пелисье он счел поучительным для современных актеров и актрис, которые «объясняются с помощью кулаков и выдают горячность за страсть, а безумие за пылкость» [325].

Отзыв Лагарпа в печати появился много позднее, в период правления Наполеона. Однако единомышленников у него не нашлось, кажется, и тогда. Во Франции совершилась великая революция; между тем восприятие книги, как это ни странно, особых изменении не претерпело. Наследие и документальное свидетельство «старого режима», она и в эту новую эпоху вызывала неизменное сочувствие в литературных и читательских кругах.

В 1805 г. после семнадцатилетнего перерыва «Письма» увидели свет вновь, на сей раз вместе с образцами эпистолярного творчества некоторых других знаменитых женщин – маркизы де Виллар, графини де Лафайет и г-жи де Тансен [326]. Книга, изданная Леопольдом Колленом, была снабжена пояснениями Л.-С. Оже, впоследствии – члена Французской Академии и ее непременного секретаря, а также очерком о м-ль Аиссе, принадлежавшим перу Проспера де Баранта, будущего видного историка, литератора и дипломата. Наряду с фактами известными Барант сообщал сведения, переданные ему Ж.-Б. Сюаром со слов людей, близко знавших м-ль Аиссе. Восхищала его нравственная позиция героини, «возвышающая ее над уровнем обычных женщин и составляющая все ее очарование»; пленял «трогательно-меланхолический» тон «Писем» – следствие «непрестанной борьбы со все нарастающим чувством, утраты всякой надежды, раскаяния в собственной слабости, невозможности без краски стыда проявить материнскую нежность» [327].

Издание это было как бы подготовлено статьей Огюста де Лабуис-Рошфора, опубликованной несколькими месяцами ранее в журнале «Magazin encyclopédique». Характеризуя «этот томик, ныне почти никому не известный», автор отмечал своеобразие писем, их простоту, естественность, остроумие, вполне искупавшие, по его мнению, весьма многочисленные небрежности и неправильности, стиля. Особенно поразила его способность этой «женщины, которую ввиду ее привлекательности считали пустой», предвидеть события. Речь шла о приведенной выше фразе: «…все, что ни случается в этом государстве, предвещает его гибель», в которой критик усматривал некое предсказание грядущих общественных перемен [328]. На выход же книги немедленно откликнулся «Journal des débats». Признавая женское превосходство в эпистолярном жанре, автор рецензии демонстрировал это и на примере «прелестных писем» м-ль Аиссе, в которых запечатлелись «благородство» и «чувствительность» ее сердца, «живость» и «изящество» ее ума, а также «очаровательная легкость» ее пера, переходящего «без усилий» от «надрывающих душу жалоб» к «ярким, блестящим и стремительным зарисовкам» [329]. Вскоре появился и другой отклик – на страницах журнала «Le Publiciste». У анонимного критика «Письма» вызывали умиление, а к м-ль Аиссе он испытывал «почтение, смешанное с нежностью, и едва ли не восхищение». Для нее, «обреченной на бесчестье еще до того, как ей суждено было понять, что такое честь», полагал он, именно честь являлась высшим идеалом и прекраснейшей мечтой. «Поистине, – утверждал критик далее, – она была вознаграждена за свой нрав, столь благородный, что его не испортили ни горе, ни зависимость, ни даже унижение, которое ощущают, совершив ложный шаг: ее уважали, и даже развращенность, господствовавшая в то время, словно обходила ее и краснела перед ней» [330].

Успех сборника побудил Л. Коллена еще в 1805 г. переиздать его в двух томах и в несколько ином составе: письма г-жи де Тансен, вызвавшие протест критика «Journal des débats», были заменены письмами г-жи де Куланж и Нинон де Ланкло. В письмах же м-ль Аиссе (они находились во втором томе) был в ряде случаев исправлен текст; это касалось, в частности, имени адресата: в первом издании она называлась г-жей Саладен [331]. В 1806 г. вышло третье издание сборника; состоял он уже из трех томов, причем письма м-ль Аиссе теперь переместились в третий. В свою очередь, издание 1806 г. легло в основу следующего, появившегося еще семнадцать лет спустя [332].

Новое издание «Писем» увидело свет лишь в 1846 г. стараниями одного из хранителей Королевской (впоследствии – Национальной) библиотеки Ж. Равенеля при участии Ш. Лабита. Текст писем был усовершенствован, комментарий существенно дополнен, а вместо очерка Баранта книге был предпослан обильно документированный «литературный портрет» м-ль Аиссе, созданный Ш-О. Сент-Бевом [333]. В этом этюде крупнейший французский критик середины XIX в. обобщил все сколько-нибудь существенные сведения, относившиеся к истории «прекрасной черкешенки» – о ее происхождении и воспитании, о Ферриолях и Болингброках, о г-же Каландрини и, конечно, о шевалье д'Эди. При этом он, кроме источников, уже не раз привлекавшихся, использовал старые книги и журналы, ученые труды, мемуары и письма, среди которых особый интерес представляли два письма шевалье к м-ль Аиссе, обнаруженные Равенелем в бумагах г-жи де Креки, и письмо шевалье к дочери от 15 декабря 1741 г., сообщенное семейством Бонневаль (за графа де Бонневаля в 1760 г. вышла замуж внучка Блеза-Мари д'Эди и м-ль Аиссе, и с тех пор в архиве этого старинного дворянского рода начали собираться различные материалы, связанные с м-ль Аиссе и ее потомством) [334].

В течение долгого времени издание 1846 г. оставалось лучшим; значение его сильно потускнело лишь после 1873 г., когда подготовленную им книгу выпустил Эжен Асе: текстологические уточнения и в особенности обширный комментарий этого неутомимого эрудита в известной степени отменяли все предшествовавшие издания «Писем», включая и труд Равенеля – Сент-Бева [335].

Последнее известное нам издание «Писем» увидело свет в 1957 г. в серии «Les Belles lectures»; от первого его отделяют ровно сто семьдесят лет.

Изданиями «Писем», откликами на них и статьями об их авторе не исчерпывается, однако, их судьба. Давно уже книга эта служит источником вдохновения для писателей – французских и не только французских.

Собственно, впервые интерес к м-ль Аиссе обозначился в художественной литературе еще задолго до выхода «Писем». Речь идет о романе аббата Прево «История одной гречанки» (1740), герои которого отдаленно напоминают «прекрасную черкешенку» [336]и Шарля де Ферриоля [337]. Существует также мнение, что м-ль Аиссе – прообраз м-ль де Фар, одного из персонажей романа Мариво «Жизнь Марианны» (1731–1741) [338].В дальнейшем же все авторы в основном опирались на «Письма», домысливая и расцвечивая их в меру своей осведомленности и таланта.