Война и мир Михаила Тухачевского - Юлия Кантор

Командующие двух армий нашли общий язык: 17 сентября Хвалынск был освобожден.

26 сентября войска 1–й и 4–й армий получили новый боевой приказ, где говорилось о необходимости перейти к скорейшему овладению общими силами двух армий Сызранью, а затем всеми соединенными силами тех же армий атаковать Самару. 3 октября части 1–й армии вступили в Сызрань. 8 октября армия Тухачевского заняла Самару.

Последние дни пребывания Тухачевского в 1–й армии Восточного фронта омрачились конфликтом с ее комиссарами.

Тухачевский, как и подавляющее большинство военспецов, не слишком жаловал комиссаров, считая, что в армии недопустимо двуначалие. Командующий полагал, что члены Реввоенсовета не должны вмешиваться в конкретные стратегические решения и в повседневную жизнь боевых и тыловых частей. А при наличии командира–коммуниста армии не нужен укрепляющий ее комиссар–большевик.

Комиссары, разумеется, придерживались противоположной точки зрения, борясь за умы и штыки.

Уже имея на руках предписания вступить в должность помощника командующего Южным фронтом, в конце декабря 1918 года Тухачевский добился отзыва из армии комиссара С. П. Медведева. На сторону комиссара немедленно встали политработники, направившие командованию череду рапортов–доносов. В доносах говорилось о том, что Тухачевский ездит «в салон–вагоне с женой и многочисленной прислугой», что «с развитием армии сильно разбухает штаб и все ее управление, но по количеству, а не по качеству ». Комиссары информировали ВЦИК: «Из высших должностных лиц вокруг командарма образовалась китайская стена, отгородившая его от контроля и влияния поли тических командиров». Комиссар 1–й армии О. Ю. Калнин телеграфировал в Реввоенсовет республики, что командарм–1 не может мириться с тем, что к нему на равных приставлены политкомы. Калнин же не мог мириться с комиссарским «неравноправием», рассматривая этот шаг Тухачевского как дискредитацию власти политкомов и попытку установить единоличное управление армией.

Кстати, о салон–вагоне командарма, так возмутившем комиссара. Вагон командующего принадлежал до революции какому–то крупному железнодорожному чиновнику — интерьеры, письменный стол, кресла красного дерева, кожаный диван и круглый чайный столик. На письменном столе, как вспоминал Н. И. Корицкий, рядом с картами и планами — «Походы Густава Адольфа», «Прикладная тактика » Безрукова, «Стратегия» Михневича и раскрытый на истории Пугачевского бунта томик Пушкина.

Любопытно, что конфликт между командармом и комиссаром 1–й армии, по содержанию сугубо идеологический, носил форму «кухонно–коммунального». Медведев, например, отменил санкционированную командармом служебную командировку помощника заведующего разведывательным (!) отделом армии, которому было поручено…

закупить и привезти для должностных лиц штаба на Новый год продукты. Однако Реввоенсовет тогда принял сторону Тухачевского — на «нецелевом использовании»

сотрудников разведотдела решили внимание не акцентировать, комиссара приструнили: победоносный командарм имеет право не некоторые вольности.

На Южный фронт Тухачевский прибыл в начале января 1919 года. Короткое время оставался помощником командующего фронтом В. М. Гиттиса, затем возглавил 8–ю армию. Его армии предстояло закончить разгром атамана Краснова, уже отступавшего после знаменитой неудачи под Царицыном. Казачьи полки, поверив большевистским обещаниям, что Советы их трогать не будут, расходились по домам. Однако занимавшие территорию Донской области войска Красной армии и отряды ЧК немедленно начали выполнять санкционированную Лениным 24 янва ря 1919 года жесточайшую директиву о расказачивании.

Этот бесчеловечный документ предусматривал физическое истребление всего казачьего сословия. Троцкий писал о казаках:

«Это своего рода зоологическая среда, и не более того. Стомиллионный русский пролетариат даже с точки зрения нравственности не имеет здесь права на какое–то великодушие. Очистительное пламя должно пройти по всему Дону, и на всех них навести страх и почти религиозный ужас. Старое казачество должно быть сожжено в пламени социальной революции… Пусть последние их остатки, словно евангельские свиньи, будут сброшены в Черное море…»50 Член Реввоенсовета 8–й армии И. Э. Якир в развитие ленинской директивы издал приказ, предусматривающий расстрел на месте всех имеющих оружие, — большевики знали, что практически каждый казак был вооружен. Тухачевский, как и в бытность свою на Восточном фронте, смягчил репрессивные меры, мотивируя это смягчение, разумеется, не гуманизмом, запрещенным Троцким, но прагматическими соображениями. Осложняющие и без того непростую ситуацию массовые восстания казаков, с детства умеющих воевать и протестующих против легализованных коммунистических грабежей, победоносной Красной армии были не нужны. В частности, Тухачевский своею властью разрешил не конфисковывать у казаков лошадей и повозки, уменьшил объем хлебных реквизиций и — главное — ограничил расстрелы. Чем немедленно заслужил от вышестоящего командования упрек в «мягкотелости». Естественно, власти Тухачевского как командующего армией для существенного изменения большевистской политики на Дону было недостаточно.

Стоит упомянуть, что до прихода большевиков казаки обращались с населением, тем более с той его частью, которая не признала их власти, не менее жестоко.

«Все плохо, а хуже нет казацкой плети. Она никого не щадит — ни старого, ни малого. Казаки не дали нам никакого продовольствия, а отнимали одежду, мало того, что грабили, но приходилось самому отнести без одной копейки (оплаты), если не отнесешь, то к полевому суду. Много расстреляно мирных жителей, не только мужчин, но и женщин, а также ребятишек. Отрезали ноги, руки, выкалывали глаза»51.

8–я армия Тухачевского наступала вдоль Дона, части Краснова уже оказывали лишь слабое сопротивление. Казаки тысячами сдавались в плен. С конца января 1919 года в Донецкий бассейн прорвались войска деникинской Добровольческой армии, и победоносное шествие красных по Южному фронту несколько замедлилось. В середине февраля Краснов ушел в отставку, и атаманом стал деникинец генерал А. П. Богаевский — приток частей Добровольческой армии на Дон резко возрос. (Год спустя Тухачевский, уже командующий Кавказским фронтом, вновь столкнулся с армией Деникина — и одержал убедительную победу под Новороссийском, после чего эта армия фактически перестала существовать). Гиттис направил 8–ю армию на юговосток вглубь Донской области. Но Тухачевский, не подчинившись приказу, повернул войска на Ростов — чтобы по кратчайшему пути, через Донбасс, нанести удар по добровольческим дивизиям. Тухачевский небезосновательно полагал, что пролетарское шахтерское население угольного бассейна больше сочувствует Красной армии, чем казаки, и оказался прав.

Тухачевский снова пошел на субординационный конфликт.

Как впрочем, и сам Гиттис, до того нарушивший директиву главкома Вацетиса, приказавшего перегруппировать силы в направлении Донбасса. Армия Тухачевского к марту смогла оттеснить добровольческие войска к Ростову.

Но тем временем начался ледоход и дальнейшее наступление оказалось невозможным. Кроме того больших усилий красных потребовало и подавление крупного казачьего восстания на Верхнем Дону. Таким образом, к концу марта 1919 года полностью занять область войска Донского и Донбасс большевикам не удалось. Возмущенный неудачей и считая комфронта Гиттиса главным ее виновником, Тухачевский апеллировал к главкому Вацетису.

И нашел понимание: снова получил назначение на Восточный фронт, где опять сложилась критическая обстановка.

Центр Восточного фронта к апрелю 1919 года был прорван.

Требовалось срочно переломить ситуацию. Командующий Восточным фронтом С. С. Каменев сделал основную ставку на 5–ю армию во главе с Тухачевским. 5–я армия находилась во временном подчинении командующего войсками Южной группы М. В. Фрунзе. (Тогда и завязалось личное знакомство Тухачевского с Фрунзе, в дальнейшем переросшее в дружбу.) О том, насколько шатким было положение красных войск на Восточном фронте и насколько динамично развивалась ситуация, можно судить не только по сохранившимся сводкам перемещений военных частей с обеих сторон, но и по переговорам командного состава. В Самарском архиве социально–политической истории хранятся никогда ранее не публиковавшиеся, документы — расшифровки переговоров по прямому проводу командующего Южной группы М. В. Фрунзе с командующим 5–й армией М. Н. Тухачевским.

«Фрунзе. Самое большое, что от нас сейчас требуется, это прикрытие со стороны Оренбурга и Стерлитомака нашей намечающейся операции. Общего плана фронта в его деталях не знаю, подкрепление нам обещано в виде одной дивизии из вновь формирующихся.

Район сосредоточения для нее наметил Симбирск, с тем, чтобы потом бросить ее на Бугульму… В случае благополучного исхода для нас…