Игрок - Иэн Бэнкс

Хватит с меня Флер-Имсахо, подумал он, хватит предположительно безукоризненного планирования и колоссальной хитрости Контакта. Их юный представитель даже не обеспокоился тем, чтобы появиться и сделать надлежащим образом свою работу — занят был, нянчил свое идиотское самолюбие.

Гурдже знал уже достаточно об империи, чтобы понять — она бы такого не допустила; ее люди знали, что такое долг и приказ, и к своим обязанностям относились серьезно, а если нет — то платили за это.

Они делали то, что им говорили, у них была дисциплина.

Наконец три офицера, наговорившись между собой и затем опять со своим кораблем, отправились проверить модульный ангар. Когда они ушли, Гурдже с помощью своего терминала спросил у корабля, о чем тут был спор.

— Они хотели привести сюда еще людей и оборудование, — сказал ему «Фактор сдерживания». — Я сказал, что это невозможно. Беспокоиться им не о чем. Вам лучше собрать свои вещи и идти в модульный ангар — через час я покину имперское пространство.

Гурдже повернул голову к своей каюте.

— Надеюсь, ничего страшного не случится, — сказал Гурдже, — если вы забудете сказать Флер-Имсахо, что отправляетесь в путь, и мне придется спускаться на Эа в одиночестве. — Это была не только шутка.

— Это было бы немыслимо, — сказал корабль.

Гурдже встретил дистанционного автономника в коридоре — тот медленно вращался в воздухе и неритмично покачивался вверх-вниз.

— Неужели это действительно необходимо? — спросил Гурдже.

— Я делаю то, что мне приказали, — язвительно отозвался автономник.

— Не перестарайтесь, — пробормотал Гурдже и пошел собирать вещи.

Из пальто, которое он в последний раз надевал в Икрохе, выпал маленький пакетик и ударился о пол каюты. Гурдже подобрал его, развязал ленточку, недоумевая, что же это такое. Скорей всего, сувенир от какой-то из знакомых дам с «Маленького негодника».

Оказалось, что это тонкий браслет, модель очень широкого, полностью завершенного орбиталища, половина внутренней поверхности которого была освещена, а другая половина пряталась в тени. Поднеся браслет к глазам, Гурдже увидел крохотные, еле заметные светлые точки на ночной половине; дневная показывала яркое синее море и куски суши под миниатюрной системой облаков. Вся внутренняя сцена светилась собственным светом — в узенькой полоске был какой-то источник питания.

Гурдже надел браслет себе на руку, и тот засверкал на его кисти. Странно, кто с ВСК мог сделать ему такой подарок?

Потом он заметил в свертке записку, вытащил ее и прочел: «Просто чтобы напомнить вам, когда вы окажетесь на той планете. Хамлис».

Гурдже нахмурился, увидев это имя, затем (поначалу отстраненно, с досадным чувством стыда) вспомнил вечер перед своей отправкой с Геванта двумя годами ранее.

Конечно.

Подарок от Хамлиса. Гурдже совсем забыл о нем.

— Что это? — спросил Гурдже.

Он сидел в передней секции конвертированного модуля — того, что «Фактор сдерживания» взял на ВСК. Попрощавшись со старым военным кораблем (который должен был ожидать за границами империи), Гурдже и Флер-Имсахо взошли на борт маленького суденышка. Ангарный блистер повернулся, и модуль в сопровождении двух фрегатов начал спускаться в сторону планеты, а «Фактор» с нарочитой медлительностью развернулся и, эскортируемый двумя крейсерами, стал выходить из гравитационного колодца.

— Что — «что»? — переспросил парящий рядом с Гурдже Флер-Имсахо — его маскарадный корпус был сброшен и лежал на полу.

— Вот это, — сказал Гурдже, кивнув на экран, который показывал вид снизу.

Модуль летел над землей к Гроазначеку, столице Эа; в империи не любили, когда суда входили в атмосферу вертикально над городами, поэтому пришлось войти со стороны океана.

— Ах, это. Тюрьма-лабиринт.

— Тюрьма? — переспросил Гурдже.

На экране появились окраины распростершейся внизу столицы, и теперь под ними проплывал комплекс стен и удлиненных, геометрически искривленных зданий.

— Да. Идея вот в чем: люди, нарушившие закон, отправляются в лабиринт, а внутри его помещаются соответственно характеру преступления. Это не только лабиринт в физическом смысле, но еще и нравственный, поведенческий лабиринт. Внешние его очертания, кстати, никак не связаны с внутренней планировкой — снаружи одна только видимость. Заключенный должен дать правильные ответы, действовать надлежащим образом, иначе он никогда не выберется оттуда и даже рискует быть упрятанным еще глубже. Теоретически идеальный заключенный может выйти на свободу через несколько дней, а неисправимый преступник останется там навсегда. Чтобы исключить переполнение, установлен предельный срок пребывания, и если за это время заключенный не выберется на свободу, то его переводят в исправительную колонию пожизненно.

Пока автономник говорил, тюрьма внизу исчезла из виду, экран заполнился городом, паутиной улиц, домами и куполами — тоже своего рода лабиринт.

— Довольно разумно, — заметил Гурдже. — И что, эта система действует?

— Именно это они и стараются нам внушить. На самом деле тюрьма используется как предлог, чтобы не вводить нормальную судебную систему. К тому же богатые могут выйти на свободу за взятку. Так что в отношении правящего класса эта система действует.

Модуль и два фрегата совершили посадку в огромном порту на берегу широкой илистой реки со множеством мостов. Порт располагался чуть поодаль от центра, но тем не менее был окружен зданиями средней высоты и низкими геодезическими куполами. Гурдже вышел из модуля с Флер-Имсахо, — тот в своей древней оболочке громко жужжал и трещал статическими зарядами. Они спустились на громадную площадь, покрытую синтетической травой, ковер которой был развернут до самого модуля. На траве стояли сорок-пятьдесят азадианцев в разных военных мундирах и гражданских одеяниях. Гурдже изо всех сил напрягал мозги, пытаясь распознать различные полы: он решил, что большинство принадлежит к промежуточному полу, или верховникам, и лишь несколько — к мужскому или женскому. За ними стояло несколько рядов одинаково одетых мужчин с оружием. Позади вооруженных — еще одна группа азадианцев, которые играли довольно пронзительную и быструю музыку.

— Те, кто с оружием, это почетный караул, — сказал Флер-Имсахо из своего фальшивого корпуса. — Не беспокойтесь.

— Я и не беспокоюсь, — ответил Гурдже.

Он знал — это в традициях империи. Официально в число встречающих входят чиновники, секретные агенты, представители организаторов игр, соответствующие жены и наложницы, а также сотрудники новостных агентств. Один из верховников подошел к нему.

— Обращаясь к этому, на эаском следует добавлять «господин», — прошептал Флер-Имсахо.

— Что? — переспросил Гурдже, который едва различал голос машины за ее жужжанием.

Флер-Имсахо гудел и трещал достаточно громко, чтобы его слышали все, кроме оркестрантов, а от генерируемого им статического электричества волосы у Гурдже скособочились в одну сторону.

— Я говорю, что на эаском к нему нужно обращаться «господин», — прошипел Флер-Имсахо, перекрывая собственный гул. — Не прикасайтесь к нему, но когда он протянет руку, вы должны протянуть две и произнести то, что нужно. Помните: не прикасаться к нему.

Верховник остановился прямо перед Гурдже, протянул одну руку и сказал:

— Добро пожаловать в Гроазначек, Эа, империя Азад, Мюра Гурджи.

Гурдже сдержал гримасу, протянул обе руки (показывая, что в них нет оружия, как то объясняли древние книги) и ответил на эаском, тщательно выговаривая слова:

— Для меня большая честь ступить на священную землю Эа.

(«Отличное начало», — пробормотал автономник.)

Остальная часть встречи прошла как в тумане. Голова у Гурдже кружилась, он потел в лучах яркого двойного солнца, находясь под открытым небом (он знал, что должен обойти почетный караул, хотя ему так и не объяснили, что при этом нужно искать), а затем внутри незнакомые запахи порта еще сильнее заставили почувствовать, что он оказался совершенно в чужом месте. Его представили множеству людей, большинство опять были верховниками. Им явно льстило то, что с ними разговаривают на вполне сносном эаском. Флер-Имсахо сообщал, что надо делать и говорить, и Гурдже слышал себя, произносящего нужные слова, чувствовал, что делает правильные жесты, но общее впечатление было таково: беспорядочные движения; шумные, не желающие слушать люди, и притом довольно резко пахнущие. Впрочем, Гурдже не сомневался, что местные думают то же самое о нем. А еще у него возникло странное впечатление, что под масками своих лиц они смеются над ним.

Если отрешиться от очевидных физических различий, то все азадианцы казались довольно плотными, крепко сбитыми и решительными в сравнении с людьми Культуры; более энергичными и даже (если уж быть критичным) нервными. По крайней мере, это относилось к верховникам. Мужчин Гурдже почти не видел, но, судя по всему, они хуже соображали, были более мрачными, флегматичными и сильными физически, тогда как женщины представлялись более тихими (вдобавок более сообразительными) и более изящными на вид.