На открытых колёсах (СИ) - Кузнецов Данил Сергеевич

Вдалеке – кажется, на дороге – послышался еле различимый шум мотора. Затем затих.

«Кто там? Менты или эти?.. Через несколько минут будут здесь… Эх, жаль, фонарик меня выдал бы – так хоть посмотрел бы на них…»

И действительно – вскоре со стороны поляны сделались слышны негромкие голоса и шорох шагов. Похоже, двое. Не менты. Тех было бы больше.

Водитель затаил дыхание. Ему чудилось, что биение его сердца разносится по всему лесу. Сейчас что-то будет…

Что именно прибывшие говорили друг другу, было не разобрать. Как прикинул водила по звукам шагов, оба подошли к трейлеру и начали обходить по кругу.

Искали кого-то. Кое-кого.

– Эй, командир, ты где? Мы бабло привезли. Выходи давай… – уже громче сказал один, светя перед собой неярким лучом фонарика.

– Нету его в кабине, – ответил другой, более низкий голос. – Посмотри: может, в грузовой части спрятался… а я тут поброжу, проверю…

«А если деньги у них в машине? – подумал в этот миг водитель. – Тогда можно её угнать, доехать до какого-нибудь городка и затеряться там… Вопрос только в том, где деньги. И есть ли они вообще».

Тем не менее он с предельной осторожностью, стараясь не издавать ни звука, встал и в обход поляны двинулся к грунтовке, чтобы выйти по ней на большую дорогу.

Пройдя метров двадцать, он почувствовал поблизости чьё-то движение и замер. Мгновенно в душе поднялась тревога.

А в следующую секунду в затылок упёрся твёрдый холодный зрачок пистолета.

– А ты не так прост, – со смешком прошептал низкий голос второго из той парочки. – Но правила всё равно определяем мы. Брось пушку или что ты там держишь в руке – иначе я пристрелю тебя прямо так…

«Вот и всё», – обречённо подумал водитель.

Видимо, придётся гибнуть за так. Как обычно и происходит…

Но в разыгрывавшуюся среди деревьев в полной темноте сцену вклинился ещё один, никем не просчитанный фактор.

Водила даже ушам не поверил, когда внезапно – также у него за спиной – заговорил третий, незнакомый голос:

– Стоять на месте. Полиция. Бросить оружие, не то я стреляю…

От затылка тотчас отлепился неприятно давивший «ствол». В тот же миг водитель извернулся и вонзил шокер в бок бандита.

Оглушительно грохнули два выстрела, прозвучавшие почти одновременно. Заложило уши, но водила не выпустил электрошокер, которым продолжал лупить противника током.

– Отошёл! Бросил оружие! – крикнул полицейский.

Водитель понял, что это обращаются уже к нему, и подчинился.

– Я ничего не знаю, мне просто сказали сюда трейлер пригнать вместо стоянки… – забормотал он.

– Разберёмся…

Голоса заглушил грохот перестрелки на поляне, временами перекрываемый криками полицейских, загоняющих оставшегося бандита.

Сверкали точечные вспышки выстрелов. Пули с металлическим звоном рикошетили от трейлера, вплетаясь контрапунктом в симфонию перестрелки.

На расстоянии в пару метров полицейский, перекрикивая стрельбу, вызывал «скорую» для раненого преступника. Тот не двигался, даже не стонал, и водила сильно сомневался, что бандит выживет.

– Менты позорные! Не дамся! – крикнул преступник.

Прозвучало это гулко, словно он находился внутри трейлера.

– Аккуратнее там! Груз не повредите! – заорал водитель в сторону поляны.

– Да тихо ты!.. – осадил его полицейский.

Бахнуло ещё несколько выстрелов, отзвенел в ушах последний вопль – и на короткое время всё стихло.

Потом донеслись звуки бега, тихий глухой удар, будто что-то бросили на землю, и крик одного из полицейских:

– Ложитесь! Сейчас…

И тут на поляне прогремел взрыв.

* * *

Четверг, 18 июня, Сочи

Вечернее море мерно накатывалось волнами на берег. Песок подостыл, но оставался тёплым и приятно щекотал босые ступни.

Я специально пришёл на пляж только теперь, когда он начал пустеть. Во мне была сильна неприязнь Шумилова к шумным людским скоплениям (если невольно получился каламбур, извиняться не буду), и прошло пока мало времени, чтобы в этом плане что-либо изменилось.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Неподалёку в шезлонгах нежились родители в солнцезащитных очках; у обоих – по коктейлю в руке. Взглянув в их направлении, я в который уже раз испытал смешанные чувства.

С одной стороны, я всё так же злился на отца, до сих пор скрывавшего от меня что-то важное. Но, с другой, он же помог организовать ту операцию по поискам болида, и я понимал, что должен за это быть благодарным, и мысленно старался возбудить в себе это ощущение.

К маме у меня претензий не находилось. Может, она и не была особенно умной, зато явно по-настоящему любила своего сына. Точнее, думала, что любит личность, занявшую место Михаила Жумакина внутри его физической оболочки, – расставим уж все точки над «ё».

Потому что любовь – это самообман, ставящий одного человека в зависимость от другого, и мощнейший инструмент манипуляции. От обоих пунктов Шумилов в своей жизни старался избавиться. И в итоге жил без особых проблем. Правда, работка у него была другая… не медийная. Так или иначе, спортсмены – публичные фигуры, а уж гонщики – в особенности.

Поэтому хотя бы видимость нормальных семейных отношений надо поддерживать.

Прошло всего несколько часов с тех пор, как мы сюда прилетели. По пути из аэропорта в гостиницу отец пересказал мне, чем кончилась история с пропажей трейлера, – это ему по телефону передал начальник охраны, которому, в свою очередь, утром позвонил тот полковник.

Оба преступника были застрелены при задержании. Денег, обещанных ими водителю, конечно же, не оказалось. Зато у них имелась бомба, которой они хотели взорвать болид; к счастью, этого не произошло. Один из полицейских успел выкинуть её из трейлера и спрятаться за исполинским корпусом машины.

Игорь переслал мне в личку фотки опалённой с одной стороны, но сильно не пострадавшей фуры. Болиду же повезло меньше: в него попало несколько пуль, и теперь у механиков появились дополнительные заботы по его подготовке к уик-энду.

Водителя немедленно уволили; сейчас с ним менты разбирались, но срок ему светил едва ли. Мне оставалось радоваться, что машины не конфисковали в качестве вещдоков на неопределённое время.

Всё-таки великая вещь – связи…

С другими гонщиками я мало разговаривал – что в самолёте, что в гостинице. По-видимому, они не знали о случившемся, так как шепотков и временного бурного интереса ко мне не было. Похоже, сохранялись последствия неоднозначной тактики, которую мы применили в третьей московской гонке: кто-то был благодарен мне за идею, кто-то же дулся из-за более низких, чем ожидалось, результатов.

Чувствую, несладко мне придётся на трассе…

…Пальцев коснулась прохладная солёная пена, и я отвлёкся от своих мыслей. Повернул голову и заметил, как отец жестом зовёт меня к себе. Второй шезлонг пока пустовал: мама плавала в море.

Я поднялся и пошлёпал по песку к родительскому месту отдыха.

– Миш, давай ты не будешь на меня обижаться, и мы вернём всё к тому, как было раньше? – начал отец, когда я ещё только подходил. – Пойми: мы с твоей мамой хотим тебе лишь добра. Прошу тебя, поверь мне…

У меня возникло желание сразу пойти обратно, но я остался. Мне и самому хотелось сдвинуть отношения с мёртвой точки разлада.

А заодно узнать, какие новые аргументы папа мне попытается впарить.

– А с чего мне тебе верить? Правды ты всё равно не говоришь…

– Может, потому, что пока и не нужно? Ты в хорошей форме, тебе ничто связанное с твоим организмом гонять не мешает. К тому же, я не хочу расстраивать тебя перед этапом. Радуйся тому, что имеешь, Миша, и не грузись тем, что в данный момент объективно для тебя не так важно. Желаешь возразить? Сперва ответь: есть ли у тебя сейчас действительно серьёзные проблемы?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я вспомнил короткие уколы боли в черепе, в среднем приходившие секунд на пять раз в несколько дней, и покачал головой.