Азовская альтернатива - Анатолий Спесивцев

— Да татарский лук, из самых слабых, и то дальше бьёт! — выразил общее настроение Наум Васильев.

— Положим, эта игрушка тоже много дальше бьёт, другое дело попасть на большое расстояние из неё тяжело. Зато вблизи, например, при захвате турецкого корабля… представили? — улыбнулся Аркадий.

О, они, конечно же, представили и минут пять обговаривали, чего б можно было наделать, если б у них было такое оружие. А ещё лучше, подальнобойнее, стреляющее, хотя б сажен на сто.

— Есть, то есть… было…чёрт, запутался я во времени, в общем, будет у вас оружие стреляющее и на сто сажен, и на версту, и если пушки, на пять вёрст. Ясное дело, не завтра, да и не послезавтра, но будет. Если решитесь историю менять.

В завершение оружейной темы, Аркадий торжественно преподнёс атаману Татаринову третий ТТ с двумя запасными магазинами и полусотней патронов россыпью. Вызвав тем самым, сильнейший приступ самой чёрной зависти среди остальных старшин. Оружие казаки любили до самозабвения. Подаренный пистолет был не только самым тщательным образом осмотрен, но и обнюхан и, может, Аркадию показалось, облизан.

За инструктирование атамана обращению с новым оружием взялся Васюринский. Тут же Татаринов отстрелял восемь патронов по мишеням в метрах пятидесяти. Вот здесь казаки от невероятной, для того времени дальнобойности и точности пистолета пришли в восторг. В семнадцатом веке гарантированное попадание из пистоля обеспечивалось его прижиманием ко лбу жертвы. Да и то, количество осечек исчислялось десятками процентов у ударного кремнёвого замка. Частый выход из строя обесценивал хрупкий колесцовый затвор. Не могла их не восхищать и скорострельность ТТ. Под гул интенсивнейшего обсуждения татариновской обновки, Аркадий умудрился даже немного подремать, набираясь сил для продолжения разговоров о будущем.

После оружия картинки в телефонах впечатлили казаков несравненно меньше. Несколько «возрастных», перешедших сорокалетний рубеж, старшин, их и рассмотреть толком не смогли из-за дальнозоркости. Очки для чтения, уже появившиеся в Европе, у наших предков тогда распространения ещё не получили. Однако, многие смогли полюбоваться на подружку Аркадия. Минимальность её одежды тоже вызвала диспут, хоть и кратковременный, но не менее бурный, чем оружейный вопрос.

К ночи, вымотанный до предела Аркадий мог первую часть своего плана считать воплощённой в жизнь. Атаманы, полковники и есаулы с сотниками ему беззаговорочно поверили. Вне всяких характерницких угроз. И, у большинства, по крайней мере, желание изменить страшное будущее просматривалось безусловно.

Не обошлось без досадного инцидента. Седой как лунь, со страшным шрамом на лице атаман Верига взбунтовался. Промолчав всё это время, он, посмотрев на не очень качественное изображения в мобильнике, начал свою пропагандистскую кампанию.

— Братия, люди православные! Это ж посланец сатаны! Послан он, чтоб смутить наши чистые души, низвергнуть нас в гиену адскую! Не слушайте его! Изничтожьте бесовское отродье!

Казаки были людьми, безусловно, верующими. Они даже позиционировали себя как самых главных защитников православия на юге Руси. Церковные иерархи не скрывали своего скепсиса по этому поводу, но сомнения придерживали при себе, не афишировали. Да и в огромных пожертвованиях своим церквям и монастырям, прослеживались и сугубо меркантильные интересы. Дожившие до старости казаки шли замаливать свои грехи в монастыри. Так сказать, пенсионная страховка.

Вера верой, а вмешиваться в свои дела церковникам казаки никогда не позволяли. Попов даже никогда не брали в набеги, считалось, что поп на чайке — к несчастью. От неожиданной выходки Вериги все несколько растерялись. Неожиданный же защитник веры, увидев, что никто его поддерживать не спешит, выхватил свой пистоль, чтоб спасти души боевых товарищей самостоятельно. И ту же получил шесть пуль. Четыре пистольных, две пистолетных. Впрочем, пулю, выпущенную Татариновым, пришлось извлекать из руки есаула Фёдора Иванова. К счастью, ничего серьёзного там пуля не повредила, пробив насквозь тело Вериги, она застряла в мышце есаула.

— И чтоб мы делали, если бы этот… нехороший человек не схватился за пистоль? — задумчиво спросил Аркадий. — Вот вам ещё один повод для изменения законов. Но об этом завтра.

Как он добрался до своей кровати, Аркадий не запомнил. Скорее всего, его притащили сонного и уложили, сняв только обувь. И спал он эту ночь крепчайшим образом. Сны, в отличие от покойника Пилипа его не мучили.

Трепещи Архимед!

Черкасск, … 7146 года от с.м

Проснулся Аркадий ни свет, ни заря, хотя мог бы поспать подольше. Неловко повернулся во сне, а действие-то лекарств тю-тю, закончилось. Прощай неверный друг Морфей. Здравствуй утро, чтоб тебя!.. Ворочаться в постели в надежде найти удобное положение и поспать ещё, не стал. Уже убедился, что ничего хорошего из этого не получится. Шипя и вспоминая вполголоса разнообразные выражения и идиомы родного языка, для этого очень подходящего, вылез из постели, обулся и потащился на двор.

Не смотря на раннее время, там было полно людей и все были заняты каким-то делом. Пришлось попаданцу, для облегчения мочевого пузыря обойти дом. Присмотревшись к занятию Васюринского и Татаринова, также явно не выспавшихся, он понял, что они заняты допросом. Причём, допрашиваемый, рыжий, светлокожий молодой парнишка был отнюдь не татарином.

— Доброе утро всем! Иван, что случилось?

— Не зараза, так понос! Вчера заметил, что у старого Митрохи глазки подозрительно бегали. Засомневался на его счёт, попросил своих пластунов присмотреть за его двором. А в самую темень среди ночи из его двора попытался вывести лошадь на поводу вот этот дурачок. И имя у него подходящее, Балда, сынок Митрохи. Хлопцы его тихонько захомутали и доставили ко мне. Я кликнул Татарина, всё же земли здесь войска Донского, самоуправничать (Татаринов хмыкнул) мне негоже. Поспрашали мы его, без жесточи, ласково, можно сказать. Он и всё нам выложил. Отзывчивый на ласку оказался. Выяснилось, что храбрый и верный защитник православия, атаман Митроха, которого никто в предательстве заподозрить не мог, давно азовскому паше обо всём в Черкасске тайком докладывает.

— И что же теперь делать?

— Ну, с этим посланником и его папашей сомнений никаких нет, раки в Дону за зиму сильно оголодали, подкормить надо. Да вот беда, там ещё жена, три девки и пацан малолетний в хате живут. Они тоже, не дай бог, могут знать. Придётся тогда грех на душу брать. Оставлять в живых осведомлённых о твоей тайне никак нельзя.

Аркадий представил, как режут глотки детям, и ему поплохело. Впрочем, ненадолго. Боль в собственных ранах и ушибах быстро вытеснила сопереживание ни разу им, не виденным девушкам и пацану. Здесь как раз подошли трое характерников и предложили ему полечиться, к великому его облегчению.

Вторую часть совещания начали с обеда. Опять и сытного и вкусного. После чего Аркадий встал.

— Ну, люди добрые (?), чего надумали? Оставим всё как есть, или менять под себя будем?

Казаки дружно, хоть и вразнобой заверили его, что намерены менять плохую судьбинушку.

— Если хотите изменить печальную участь для своих детей и потомков, то вам надо строить государство. Живя вот, как вы сейчас живёте, никого вам от сильного врага не защитить. Слишком уж вас мало, да и прокормить вы себя не можете. На вас и походом идти не обязательно. Перекрыть доступ сюда хлеба и вам конец. Сами перемрёте. Это-то вам понятно?

На сей раз, гул одобрения был откровенно жидковат. Отказываться от своих обычаев казаки не рвались. Но послушать, что скажет пришелец из будущего, всем хотелось.

— Понимаю, от обычаев отказываться вам — нож острый. Только вот если царь-батюшка по неизбывной своей доброте не пришлёт вам хлебушка и в этом году, многие из вас до следующего года доживут? Приедут татары осенью и плетями погонят выживших в полон. Так? — сгустил краски Аркадий.

Ответом стало молчание. Соглашаться было стыдно, а спорить… голодно было на Дону. И на урожай надеяться не приходилось. От татар-то, попрятались бы, не в первый раз такие напасти случались. Да обидно прятаться, если силу в себе чуешь.

— Ну, что ж, молчание — знак согласия. Значит позарез необходимо посеять здесь уже в этом году. Что-нибудь скороспелое, не мне, горожанину вас учить. Наверняка есть здесь люди, не забывшие крестьянский труд. Но и вашу опаску от нашествия помещиков я понимаю. Пока мы слабые, можно разрешить сеять на юге, где велика опасность татарских набегов. Туда добровольно никакой помещик не полезет. За свою шкуру побоится. Вон, на Запорожье, сеют хлебушек и ничего, не лезут проклятые паны под татарские арканы.

Аркадий сделал небольшую паузу, давая возможность казакам обговорить сказанное им. При всей революционности, его предложения, всерьёз жизнь большинства казаков от них не менялась бы.