Возлюбленный враг - Регина Грез

раз выразить свое восхищение, у вас дивный голос. Прошу принять от меня скромные цветы.

Ничего себе скромные, да мне и на свадьбу Егор таких не дарил, но в данный момент это не важно. Как мне себя теперь вести, отказаться от букета, рассыпаться в благодарности, сделать каменное лицо? Отто, выручай! Но тот только поставил вторую ногу на пол и наклонился вперед, взявшись руками за края дивана. Приветствовать гостя, он, похоже, не спешил, да и Штольц не особенно торопился с ним раскланиваться.

Я вдруг подумала, что Гюнтер пришел по делам к Вальтеру, а розы мне по пути занес, немецкая галантность, и я решила сразу расставить все точки над «и»…

— Генерала сейчас нет.

— Наш гость прекрасно об этом осведомлен, - вдруг раздраженно выпалил Отто.

Я заметила, что Гюнтеру нелегко держать букет одной рукой, неловко прижимая к себе, другой-то рукой он опирался на трость. Ах, он же у нас после ранения, мне стало его жаль. Изобразив на лице подобие улыбки, я потянулась за цветами.

Тут очень вовремя появилась Берта с голубой вазой, где уже плескалась вода, - мы удачно разместили роскошный букет на столе, и я предложила гостю присесть на соседний диван, естественно, не там, где сидел Отто, а поближе к Францу. Сама я, чуточку поколебавшись, присела рядом и чинно сложила руки на коленях.

И тотчас мне пришла в голову строчка из мультика про Карлсона, где тот голосом Василия Ливанова говорит Малышу: «Ну, вот… продолжаем разговор». Только о чем же мне сейчас говорить с немецким летчиком - я совершенно не представляла, а тут еще Грау зверски смотрит на нас, будто я нарочно назначила Штольцу свидание, век бы его не видеть.

Сегодня Гюнтер при полном параде: новенькая темно-синяя форма, а на ней блестящие значки - эмблемки, один в виде веночка из дубовых веточек, сапоги до блеска начищены. И сам-то Гюнтер, надо признать, весьма привлекательный мужчина: немного выше меня ростом, не худой и не полный, весь такой аккуратный на вид, доброжелательный и культурный, а то, что лицо немного обожжено, и хромает - это ж сущие пустяки, даже романтично и трогательно.

Эх, Гюнтер, встретился бы ты мне в родном городе, в наше время... Ты мог быть туристом, мог приехать по работе, у нас большая немецкая диаспора в регионе, много немецких фамилий в разных департаментах, в городской администрации. Что-то я размечталась, зря… ох, как зря.

Я же не в родном городе и не своем времени, а кокетничать с немецким асом, который, может скоро бомбить блокадный Ленинград, мне - русской учительнице, по меньшей мере, странно. А пока я размышляла, Гюнтер обратился к Францу, с которым уже заканчивал работать доктор:

— Добрый день, юноша! Мне жаль, что я не догадался принести вам подарок, но, в следующий раз непременно исправлю свою ошибку. Хочешь модель настоящего боевого истребителя?

Отто скрипнул зубами, вставая с места:

— Вы намерены еще сюда прийти?

— Почему бы нет! Разве кто-то против? - снова улыбнулся Штольц, но глаза его заметно похолодели.

— Вы можете появляться на вечерах, что организует Дорих, но днем вам здесь делать нечего!

— Дело в прелестной фройлейн, я верно вас понял?

Отто молчал, встав напротив дивана, где сидели мы с Гюнтером. Летчик внимательно посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Грау, а затем сказал одно только слово, значение которого я совершенно не поняла:

— Wildfleisch… сразу... может быть…

— Из-за этой русской? Да вы в своем уме? Вы рехнулись! - раздраженно выпалил Грау.

— Не забываетесь, лейтенант! На моем счету более сотни боевых вылетов, сорок восемь побед, вы же, я уверен, даже не бывали в настоящем окопе. Офицер... Грау, - теперь в голосе Гюнтера явно звучала издевка.

Отто побелел и точно бросился бы на поднявшегося с дивана Штольца, но я вскочила между ними и уперлась ладонями в серое сукно на груди "бессмертного".

— Пожалуйста, унесите Франца наверх, я сейчас провожу гостя и поднимусь к вам. Господин Штольц должен понять, что я… я на работе и мне нужно заниматься мальчиком.

Все это я невнятно протараторила, глядя Отто прямо в глаза и даже пару раз подмигнула, по крайней мере, постаралась подмигнуть. Главное, чтобы он немедленно убрался отсюда. И забрал Франца. А я уж как-нибудь сама спроважу нечаянного поклонника. А что мне еще с ним делать?

Отто нервный, еще выскажет Гюнтеру, что однажды уже защищал Берлин от нашествия русских варваров. Разразится скандал. Наконец Грау меня услышал, подошел к Францу и усадил его в кресло. Мы наскоро простились с доктором и вскоре в гостиной остались со Штольцем одни. Летчик был совершенно спокоен и опять улыбался, ласково глядя на меня.

— На вашем месте, Ася, я бы не поощрял юношу, он слишком импульсивен.

— Поверьте, я никого здесь не собираюсь поощрять. Мне нужно идти к Францу, вы же слышали?

— Конечно-конечно, я вас хорошо понимаю. В таком случае, увидимся на торжестве? Я подружился кое с кем из окружения фон Гросса, уверен, смогу появиться здесь даже без официального приглашения.

— А какое торжество вы имеете в виду? - насторожилась я.

— Ну, как же - двадцать второе июня…

У меня дыхание перехватило - они, что же, собираются устроить себе праздник?

— Вы... вы намерены отмечать этот день? - прошептала я, вцепившись в обивку дивана.

— Так ведь день рождения генерала Вальтера…

— Что-о? Именно двадцать второе июня… через два дня… Боже мой!

— Не следует так огорчаться, Ася, вы еще успеете подыскать достойный подарок! Я не сомневаюсь в вашей изобретательности.

В серых глазах Гюнтера стояла откровенная насмешка.

— Вы не понимаете…. Это просто ужас!

— И в чем заключается ужас именно для вас? Поделитесь со мной, Ася, и я постараюсь помочь. Вы можете рассчитывать на меня во всем.

Что я могла ответить? Сказать прямо, что двадцать второго июня начнется страшная война, которая унесет миллионы жизней и которую Гюнтер сам вряд ли переживет, да и Вальтер заодно, а про Отто и вовсе не хочется сейчас вспоминать.

— Так что это будет за трагедия, Ася? Раскройте глаза и мне, - настаивал Гюнтер.

Пришлось выкручиваться.

— В этот день родился Эрих Мария Ремарк. То есть.... ммм... Эрих Пауль Ремарк, сейчас так правильно... А я… Знаете, я очень люблю его книги. В Германии сейчас они запрещены, верно?

Гюнтер совершенно успокоился. Дело