Азиатский аэролит. Тунгусские тайны. Том I - И Ковтун

Решил, что лучше всего в этот момент одним махом положить конец игре.

Остановился у ее ног (даже коснулся коленом носка приподнятой туфельки Гины) и ровным голосом, сохраняя на лице безразличное выражение, спросил:

— Тебе все известно?

Гина ответила ему в тон, так же ровно и безразлично:

— Все.

— Абсолютно?

— Да.

После этого ответа Эрге отодвинулся от ее ног, повернулся на каблуках и зашагал из угла в угол, сухо бросая на ходу короткие вопросы. На каждое слово Гина отвечала так же сухо и коротко.

— Это глупо…

— Напротив…

— Конечно, Сорокин?

— Он.

— Мерзавец…

— Дело ваше.

И снова через минуту Эрге остановился рядом с Гиной и, покачиваясь с каблуков на носки и обратно, спросил:

— Что же привело тебя сюда?

— Соскучилась.

Эрге, не сдержав злости, воскликнул:

— Ложь!

Гина засмеялась, встала и нежно потянулась к нему.

— Дорогой мой, чистая правда.

Он грубо отбросил ее руки и снова яростно заметался по комнате.

— Брось играть, это не мюзик-холл. К тому же, ты играешь отвратительно и неестественно.

Эрге замолчал на мгновение, ожидая ответа, но Гина молчала, склонив голову над журналом. И это напускное спокойствие еще больше разозлило его; он едва сдерживал себя, чтобы не вырвать журнал из ее рук.

— Послушай, — проговорил он, стискивая кулаки, — из твоего плана ровным счетом ничего не выйдет. Мы на днях вылетаем, а ты спокойно вернешься в Сан-Франциско. Слышишь?

Гина подняла голову, побледнела и, подчеркивая слова, бросила в лицо:

— Слышу! Что ж, я полечу с тобой. А если ты заставишь меня вернуться в Сан-Франциско, в тот же день весь мир узнает о твоей авантюре. Слышишь?

Такого Эрге не ожидал, даже не мог себе представить. У него беспорядочно задергались щеки, и он ощутил, как все тело охватило терпкое, похожее на испуг чувство — словно он незаметно для самого себя очутился на краю бездны.

На столе дважды вспыхнули зеленые лампочки и резко зазвенел звонок: сигнал из радиокабины.

Эрге выпрямился, ничего не ответив Гине, и выбежал из кабинета.

Торопливо прижал к ушам трубки, услышал знакомый шепот, сразу отрезвивший его мысли:

— Слушайте… слушайте… слушайте… Вверх… вверх… вверх…

Эрге побледнел — это был сигнал вылетать. Он изо всех сил прижал трубки к ушам, не веря себе, но нет, трубки глухо и настойчиво повторяли:

— Вверх… вверх… вверх…

Затем голос умолк, но Эрге еще долго сидел, не снимая наушники с головы.

Когда поднялся, захотелось уйти из здания куда-нибудь подальше, чтобы в одиночестве успокоиться и обдумать финальную часть своего смелого плана.

На Алеутских островах наступила весна. Давно уплыли прочь льды, и каждый день сильно припекало солнце. Сегодня Лощина трех кряжей полностью освободилась от въедливого тумана, и черные скалистые горбы гор казались не такими уж мрачными и неприветливыми.

Эрге возвращался с гор успокоенным, с уравновешенными чувствами. Да, он чувствовал себя прекрасно — даже уселся на отвесную скалу и, опираясь на локти, осознанно решил немного помечтать (имел он такой недостаток, правда, сам же его недолюбливал).

Отчего же не помечтать немного — дальнейшие ходы борьбы начертаны, проверены сознательно и спокойно, узлы, что так неожиданно возникли сегодня, самым чудесным образом развязаны. Что ж, пусть Гина едет. Все-таки она переоценила свои силы, надеясь как-то помешать его планам — чепуха!

Эрге вспомнил, как растерялся, когда услышал ее угрозу, и чуть поморщился — не следовало. Как же он не сумел сдержаться? Фи!

Легко отогнав это неприятное воспоминание, снова погрузился в свои мечты, что, как и в Нью-Йорке, пьянили его и вызывали внутри терпкий холодок — предвестник воодушевления.

Конечно, Гина помешать не сможет. Оторванная от людей, она сразу почувствует свое бессилие. По правде, лучше было бы, если… и тут Эрге невольно вспомнил о Сорокине. В ту же секунду в голову пришла навязчивая мысль немедленно увидеть его.

Мысль понравилась. «Умрет ведь, мерзавец, когда увиди меня», — с улыбкой подумал инженер и легко встал на ноги.

Защищая ладонью глаза от солнца, посмотрел в сторону шхуны, белевшей парусами на черной воде океана, справа от скалистого горбатого полуострова. Смотрел и снова улыбался себе:

«Умрет, мерзавец».

Отдав приказ грести к шхуне, Эрге уселся на корме шлюпки, перегнувшись, трогал рукой воду и, забавляясь, злорадно предвкушал встречу с Сорокиным. Вместо злости появилось желание помучить проклятое животное — измучить, отыграться за все неприятности.

Ровно через 30 минут матросы остановили шлюпку у трапа.

Эрге легко взбежал по ступенькам наверх, остановился на палубе, ища глазами кого-нибудь из экипажа, чтобы спросить, где находится каюта Сорокина.

У капитанского мостика увидел сильную фигуру Билла, направился к нему. Билл тоже заметил гостя и пошел навстречу.

В трех шагах от Эрге Билл приложил два пальца к фуражке и вежливо спросил:

— Каюту мистера Сорокина?

— Да.

— Прошу за мной. Мистер имел несчастье заболеть у самого берега.

Эрге чуть улыбнулся.

Он, конечно, имел право улыбаться. Однако, дорогой читатель, Сорокин в самом деле заболел, как только увидел темные очертания береговых скал. Но заболел он необычной болезнью — испугом. Увидев берег и представив себе встречу с Эрге, он задрожал, как в настоящей лихорадке, весь вспотел и лишился сил. Наутро, когда пристали к берегу, заявил, что на берег сойти не может, так как чувствует себя очень скверно.

Через два дня ему стало хуже, ночью он от страха не мог сомкнуть глаз, а если и смыкал, то его начинали душить кошмары.

Так, в постели, и застал его Эрге.

— Здравствуйте, господин Сорокин! Как себя чувствуете, а? Что же вы молчите? Может, не узнаете? Или рот раскрыть не в состоянии?

Сорокин приподнялся на локте да так и застыл. Небольшие глазки расширились и округлились, насколько позволяли орбиты, и стали напоминать испуганные зрачки кролика.

Эрге на минуту замолчал, медленно и спокойно подошел к кровати. Сорокин, не спуская с него глаз, с ужасом отодвинулся к стене.

— Так что же вы молчите? Откройте наконец рот. Это ведь невежливо — молчать, когда к вам обращаются. Вы, кажется, говорить умеете, и довольно-таки красноречиво?

Сорокин сразу понял, на что намекает инженер, и едва пошевелил помертвелыми губами. Не сказал, а выдавил:

— Я себя сейчас очень плохо чувствую. — Заискивающая гримаса сложилась на его испуганном лице, и он подавленно воскликнул: — Мистер Эрге, я не виноват, честное слово, не виноват. Клянусь всем дорогим, что это произошло как-то случайно и бессмысленно.