Золото Будды - Роберт ван Гулик

— Благодарю вас, у меня прекрасный аппетит, — отказался судья. После того как хозяин передал прислужнику скромный заказ, судья спросил: — По Кай часто посещал ваше заведение?

— Ха! — воскликнул хозяин. — Я всегда был уверен, что он опасный преступник! Всякий раз, как он здесь появлялся, я обращал внимание на его тяжелый взгляд. Мне казалось, сейчас он достанет из рукава нож. Когда я сегодня услышал о развешанных всюду объявлениях, где повелевается его арестовать, я сказал себе: «Я бы давно должен был рассказать о нем судье».

— Жаль, что вы этого не сделали, — сухо заметил судья. Он понял, что хозяин относится к тому типу горе-свидетелей, которые ничего не видели, но зато имеют богатое воображение. — Пришлите ко мне старшего прислужника, — попросил он.

Старший прислужник оказался человеком с проницательным взглядом.

— Должен сказать, ваша честь, — начал он, — я не предполагал, что господин По Кай может оказаться преступником! А люди моей профессии умеют распознавать характер посетителей. Он, безусловно, образован и отменно воспитан, что было заметно даже тогда, когда он напивался. Он всегда был вежлив с прислужниками и никогда не опускался до фамильярности. Однажды я случайно услышал, как глава школы, находящейся около храма Конфуция, упомянул, что По Кай пишет очень хорошие стихи.

— Часто ли он приходил сюда выпить и закусить с кем-нибудь из друзей? — спросил судья Ди.

— Нет, ваша честь, — ответил прислужник. — Обычно он обедал здесь один или в компании с Ким Саном. Они много шутили, эти два господина. Господин По Кай при этом очень забавно выгибал брови. Иногда я замечал, что глаза его не смеялись, они как бы не имели ничего общего с его лицом. В эти моменты я спрашивал себя: а не маскировка ли это своего рода? Но потом он снова начинал хохотать, и мне приходилось признать, что я был не прав.

Судья поблагодарил его и принялся быстро есть лапшу. Потом он оплатил счет, несмотря на энергичные протесты хозяина харчевни, дал щедрые чаевые прислужнику и ушел.

На улице он обратился к старшине:

— Прислужник произвел на меня впечатление весьма наблюдательного человека. Я очень боюсь, что По Кай действительно носит маску. Помнишь, когда он встретил госпожу Цзао, так искусно притворился, что поразил ее своим «видом начальника». Он — наш основной противник, он — преступных дел мастер! Не стоит надеяться нa то, что ваши люди отыщут его. Ему ведь и прятаться не надо — он просто наденет очередную маску. Как жаль, что я ни разу не видел его!

Хун не слышал последних слов судьи. Его внимание было приковано к звукам тимпанов и флейт, раздававшихся с улицы, где расположен храм бога-покровителя города.

— В город прибыла труппа бродячих актеров, ваша честь, — взволнованно сказал он. — должно быть, они узнали о сегодняшней церемонии в храме Белого облака и устроили представление, чтобы получить деньги с жителей, которым надо будет всю ночь не спать. Давайте сходим и посмотрим, ваша честь.

Судья знал об увлечении старшины Хуна сценой — всю жизнь он обожал лицедеев, не пропускал их выступлений. Поэтому с улыбкой кивнул.

На большой площадке перед храмом толпился народ. Выше судья увидел сцену, построенную из бамбуковых шестов и дощатого настила. На ветру реяли красные и зеленые ленты. По сцене двигались актеры в ярких костюмах, освещаемые множеством горящих ламп.

Хун и судья проталкивались сквозь толпу, чтобы добраться до деревянных скамеек, за места на которых надо было платить. Сильно накрашеная женщина в пестром костюме приняла деньги и указала на два места в заднем ряду. Никто не обращал на них внимания, взоры присутствующих были устремлены на сцену.

Судья Ди равнодушно следил за происходящим на подмостках. Он не был поклонником театра, не знал его условностей, но догадался, что старик в зеленой одежде из парчи, с волосистой седой бородой, который, жестикулируя, стоял в центре сцены, является главным героем. Кого изображали два других актера, стоящие перед стариком, и женщина, что плакала на коленях, судья понять не мог.

Оркестр смолк, и старик высоким голосом начал долгий монолог. Судья не был знаком с особенностями театральной декламации, когда намеренно растягивают гласные, и не понимал произносимых слов.

— О чем эта пьеса? — спросил он Хуна.

— Этот пожилой человек — старейшина, — тут же ответил старшина. — Спектакль движется к развязке, ваша честь. Сейчас старейшина подводит итог рассмотрения жалобы, которую подал мужчина — тот, что слева, — на свою жену. Другой мужчина — его брат. Он пришел, чтобы подтвердить показания родственника. — Хун прислушался и взволнованно продолжал: — Муж в течение двух лет путешествовал, а вернувшись, узнал, что жена беременна. Он подал жалобу старейшине, чтобы тот позволил ему отречься от неверной супруги.

— Тише! — прошипел толстяк, сидевший перед судьей.

Вдруг оркестр разразился грохотом тимпанов и визгом скрипок. Женщина грациозно встала и запела страстную песню, смысла которой судья также не уловил.

— Она поет о том, — шептал Хун, — что восемь месяцев назад поздним вечером ее муж вернулся домой и провел с ней ночь, а перед рассветом опять исчез.

На сцене все пришло в движение. Все пели и говорили, перебивая друг друга; старейшина ходил кругами, его борода забавно летала, обвивая тело. Муж повернулся к залу лицом и, размахивая руками, запел скрипучим голосом, что его жена лжет. Указательный палец на его правой руке находился в тени, и казалось, этого пальца вовсе нет. Его брат стоял и одобрительно кивал, сложив руки и спрятав ладони в длинных рукавах. Его так загримировали, что он внешне был очень похож на обманутого супруга.

Внезапно музыка смолкла. Старейшина что-то закричал брату несчастного мужа, на лице которого отразился сильнейший испуг, он стал пятиться по сцене, округлив глаза и громко топая ногами. Старейшина снова крикнул, и мужчина вытащил правую ладонь из рукава. У него тоже не было указательного пальца.

Оркестр неистово загрохотал. Но звуки музыки потонули в одобрительном реве зрителей. Старшина Хун не отставал от остальных.

— Что все это значит, — раздраженно спросил судья Ди, когда шум утих.

— Мужчина был близнецом мужа, и это он приходил к жене в ту ночь, — торопливо объяснил старшина. — Он отрезал себе палец, чтобы жена приняла его за мужа. Вот почему пьеса называется «Один палец за одну весеннюю ночь».

— Вот так история! — вставая, усмехнулся судья Ди. — Пойдем-ка домой.

Толстяк впереди принялся чистить апельсин и бросать корки через плечо прямо на колени судьи.

В это время подсобные рабочие развернули на сцене огромное красное полотнище с написанными на нем пятью иероглифами.

— Посмотрите, ваша честь! — взволнованно воскликнул Хун. — Следующая пьеса называется: «Три тайны, чудесно разгаданные судьей Ю».

— Надо же, — протянул судья Ди. — Судья Ю был величайшим сыщиком семьсот лет назад, во времена славной династии Хан, Давай посмотрим, что за пьеса у них получилась.

Старшина Хун, с облегчением вздохнув, опустился обратно на свое место.

Пока оркестр играл жизнерадостную мелодию, подсобные рабочие вынесли на сцену большой красный стол. Из-за занавеса появилась огромная фигура с черным лицом и длинной бородой. На человеке был черный, расшитый драконами плащ, а на голове — черная шапочка, окантованная поверху блестящим узором. Бурно встреченный публикой, актер тяжело опустился за красный стол.

Двое, выскочив на сцену, пали перед ним на колени. Пронзительным фальцетом они начали исполнять дуэт. Судья Ю слушал их, расчесывая пальцами бороду. Потом он поднял руку, но судья Ди не увидел, куда тот указывал, поскольку в этот момент маленький оборванец, торгующий булочками, попытался взобраться на скамью как раз перед судьей. Между мальчишкой и толстяком мгновенно возник спор. К этому времени судья Ди уже приноровился к утрированной дикции актеров и стал разбирать отдельные фразы из песен, которые доносились до него со сцены сквозь шум препирательств на переднем ряду. Когда продавец булочек исчез, судья спросил старшину Хуна:

— В этой пьесе опять участвуют два брата? Мне показалось, один из них обвиняет другого в убийстве отца?

Старшина кивнул. Судья на сцене встал и сделал вид, что положил на скамью какой-то маленький предмет. Потом, будто бы зажав его между большим и указательным пальцами, стал внимательно изучать его.

— Что это? — спросил судья Ди.

— У вас ушей нет, что ли? — злобно оглянулся толстяк. — Это миндальный орех.

— Понятно, — сухо ответил судья.

— Их старик отец, — начал быстро объяснять Хун, — оставил этот орех миндаля как ключ к разгадке своего убийства. Старший брат сейчас говорит, что отец написал на бумажке имя убийцы и спрятал в скорлупе ореха.