Мир запретных ласк - Эбби Грин

от природы. Поверь мне, Ева. Твоя мать не смогла подавить твою личность.

— Спасибо. Мне очень приятно это слышать. — Вспомнив, что он сказал вначале, она посмотрела на него и произнесла: — Ты сказал, что летишь в Нью-Йорк. Я буду тебя сопровождать?

Видаль покачал головой:

— Нет. Я лечу туда один. После сегодняшнего приема наше соглашение закончится.

Ева почувствовала себя так, словно он ее ударил.

— Зачем я нужна тебе сегодня вечером?

— Это очень важное мероприятие. Через несколько дней я публично заявлю, что мы с тобой расстались друзьями после короткой помолвки.

— Полагаю, ты сделаешь это после подписания контрактов на инвестиции?

— Разумеется.

От его ледяной безжалостности у нее перехватило дыхание.

— То есть ты собираешься просто оставить меня здесь словно вещь, которая перестала быть тебе нужна?

— Ты заслуживаешь снова стать хозяйкой своей жизни. Жизни, свободной от долгов и обязательств.

— Что, если я откажусь сопровождать тебя сегодня?

Видаль пожал плечами:

— Это будет полностью твое решение. Я предпочел бы, чтобы ты пошла со мной, но твое присутствие не будет играть особой роли.

— Почему ты сообщаешь мне об окончании нашего соглашения сейчас? Если бы ты этого не сделал, ты мог бы быть абсолютно уверен в том, что я пойду с тобой.

— Потому что я не хотел, чтобы ты подумала, что я тобой манипулирую.

— Как благородно с твоей стороны, — усмехнулась Ева.

— Мы оба знали с самого начала, когда и как все закончится. Не вижу смысла продлевать наше соглашение.

Сердце Евы разрывалось на части, но она приложила все усилия, чтобы изобразить на лице спокойствие.

— Разумеется. — Сделав глоток вина, она поставила бокал на столик: — Я готова. Пойдем.

Видаль пристально посмотрел на нее, и ей оставалось лишь надеяться, что он не увидел ее боль.

Выпив залпом виски, он ответил:

— Да, нам пора идти.

Еве удалось каким-то образом продержаться до конца вечера. Это был ее первый выход в свет в Мадриде за долгие годы. Те самые люди, которые когда-то посмеялись над ней и ее нарядом, предлагали ей свою дружбу, приглашали ее на ланч, ужин, чашку кофе…

Она давала всем неопределенные ответы. Изображать дружелюбие было для нее пыткой. Мимические мышцы болели от натянутой улыбки.

У нее было такое ощущение, будто стены зала сдвигаются и вот-вот ее раздавят. Ей хотелось перенестись в дом Видаля в Сан-Франциско или в его дом на острове Мауи, где она чувствовала себя свободной. Но она понимала, что больше никогда не побывает ни там ни там.

Видаль прикасался к ней во время мероприятия, но все его прикосновения были легкими и незначительными. Он держался с ней отстраненно. Возможно, его сексуальное влечение к ней уже ослабело, и поэтому он не видел смысла продолжать их отношения.

Что ж, он прав. Ей пора уходить, и она сделает это с высоко поднятой головой.

* * *

Сняв смокинг и бабочку, Видаль ходил взад-вперед по гостиной.

Несколькими часами ранее он отпустил Еву, сообщив ей об окончании их соглашения, потому что хотел оказать ей добрую услугу, вернуть ей контроль над ее собственной жизнью.

В таком случае почему он чувствует себя так, словно поступил неправильно? Почему он не может найти себе места?

Потому, что он видел ее лицо в тот момент, когда сообщил ей, что больше в ней не нуждается. Оно выражало потрясение и еще что-то, что он не смог определить.

Конечно, для его репутации было бы лучше, если бы они оставались вместе, по меньшей мере, еще месяц. За это время новость о заключенной сделке распространилась бы и, возможно, привлекла бы больше инвесторов.

Кроме того, он все еще хотел Еву. Хотел ее так сильно, что боялся лишний раз к ней прикоснуться и выдать свое желание. Тонкий аромат ее духов щекотал ему ноздри. Весь вечер он представлял себе, как медленно, дюйм за дюймом, снимает с нее роскошное платье и ласкает ее тело.

Но он знал, что не может продолжать этот спектакль. Ева заслуживала большего.

Она появилась в дверях у него за спиной. Он увидел ее отражение в зеркале. На ней были джинсы и топ, в руке она держала небольшой чемодан.

— Куда ты собралась на ночь глядя? — спросил он, повернувшись.

— Я не вижу смысла задерживаться здесь. Я возвращаюсь во дворец. По условиям договора, у меня есть две недели на сбор вещей, не так ли?

У Видаля возникло такое чувство, будто мир перевернулся с ног на голову.

— Я забронировал для тебя этот номер на месяц. Если тебе понадобится больше времени для того, чтобы решить, что делать дальше, позвони мне, и я продлю бронь.

Ева покачала головой:

— В этом нет необходимости, но все равно спасибо. — Она слабо улыбнулась: — Спасибо тебе за то, что ты освободил меня от бремени моего наследства. За то, что ты показал мне мир. И за…

Внезапно она осеклась, и внутри у Видаля все сжалось. Ему стало стыдно.

— Ты не должна меня благодарить. Я заставил тебя согласиться на этот фарс путем шантажа.

Она покачала головой:

— У меня был выбор. В том, что я не могла продать дворец, не было твоей вины. Я уверена, что рано или поздно продала бы его. Наслаждаться роскошью и комфортом мне было совсем не трудно. И ты не затаскивал меня в свою постель посредством шантажа. Я хотела там оказаться.

Видаль не знал, что на это ответить. Он был в полной растерянности.

— Я желаю тебе всего наилучшего, Видаль. Я говорю искренне, — продолжила она. — Ты заслуживаешь встретить женщину, достойную твоей любви, и создать с ней семью.

Ему даже думать не хотелось о других женщинах.

— Ты тоже заслуживаешь найти свою вторую половинку и стать матерью.

Ева грустно улыбнулась:

— Я уверена, что смогу окружить себя людьми, с которыми мне будет хорошо. Здесь, в высшем обществе Мадрида, их нет. Ты помог мне это увидеть.

Боже, как же он недооценивал эту женщину!

— Позволь моему шоферу отвезти тебя во дворец.

— Хорошо, спасибо, — ответила она, повернулась и ушла.

Видаль направился в спальню, где на двери висело в защитном чехле вечернее платье. Краем глаза он заметил что-то лежащее на комоде, подошел ближе и обнаружил, что это было кольцо, которое он надел ей на палец перед тем, как они публично объявили о помолвке.

Взяв кольцо, он с такой силой сжал его в кулаке, что камень больно впился в кожу.

Он не имел права требовать от Евы Флорес чего-то еще. Он должен был ее