Дом крови - Брайан Смит

Долговязый рассмеялся.

- Серьезно? Как заманчиво, - на этот раз смех охранников. - Конечно, я привык к просьбам такого рода от людей вашего положения, но я нахожу это интересным, - oн кивнул на Чeда. - Ты бы убилa его?

Что-то в глубине души Чeда похолодело. Синди встретилась с ним взглядом и удерживала его в течение нескольких секунд, которые показались ей вечностью. Затем она посмотрела на высокого мужчину.

- Вы бы одобрили мое прошение?

Глаза того сузились, и он повернулся, чтобы получше рассмотреть Чeда. Он погладил подбородок большим и указательным пальцами левой руки. В этот момент начальник тюрьмы был воплощением Мефистофеля, дьявольского и коварного. Это было всего лишь еще одно неприятное воспоминание в довершение к целой куче неприятностей, и Чед внезапно почувствовал себя очень усталым.

Он был по-настоящему в заднице.

Долговязого, казалось, позабавил жест безжалостной корысти Синди.

- Я бы подумал об этом во второй раз, возможно, более благосклонно?

Синди нахмурилась.

- Нахуй все это. Bы должны пообещать.

Чеду оставалось только гадать, в чем смысл этого условия - было совершенно очевидно, что этот человек не из тех, кто держит свое слово. Его обещания стоили бы меньше, чем наличные Конфедерации. И он также не знал, что делать с робким согласием Синди. Ему было трудно поверить, что она убьет его, особенно если он поверит в правдивость того, что она рассказала ему в камере, но, возможно, все это больше не имело значения.

Возможно, в этот момент ее волновало только самосохранение. Он сильно подозревал, что ни один человек, проживший в этом месте три года, не сделал это приоритетом номер один в своей жизни.

Так что, да, он мог представить, как она убивает его.

Внезапно он почувствовал себя немного менее отстраненным от ситуации.

Ему все больше грозила серьезная опасность.

Он не знал, что с этим делать. Должен ли он протестовать? Умолять сохранить ему жизнь? Может быть, хныкать и съеживаться, как трусливый пес, которым, как он втайне боялся, он и был. Может быть, он упустил из виду что-то еще. Разве не могло быть так, что Синди притворялась, прикидывалась, пока не придумает способ вытащить их отсюда? Беспомощность, которую он чувствовал, была унизительной. Ослабляющей. Ему приходилось справляться с некоторыми довольно стрессовыми ситуациями в мире бизнеса, где требовалось быстро соображать и уметь творчески решать сложные проблемы, и он пришел к выводу, что у него все получается чертовски гладко.

Что ж, теперь это представление о себе полетело ко всем чертям.

Он понятия не имел, что делать.

То, как надзиратель смотрел на него, не помогало делу. Он был похож на серийного убийцу, оценивающего одинокую проститутку в два часа ночи.

- Я открою вам секрет. Это мое личное мнение, которым я делюсь с вами обоими. Больше всего в моей должности я ценю свободу поступать с подчиненными так, как я хочу, - oн начал раскручивать кнут. - До того, как я пришел сюда, у меня был офис, в котором работало двадцать человек. Я усердно заставлял своих людей работать, и большинство из них работали хорошо. Однако некоторые из них были бездельниками. Бездельники - это те, кто не работает. Я сделал все возможное, чтобы избавиться от них, но это было не так-то просто сделать с теми, кто сделал достаточно, чтобы пройти испытательный срок. Корпоративный устав делал их практически неприкасаемыми. Хуже всего было с ниггерами. Эта хрень с позитивными действиями превратила мою жизнь в ад, скажу я вам. Вся эта бюрократия. Все эти правительственные постановления. Не могу передать, как сильно все это меня разозлило. Я бы все отдал, чтобы вздернуть любого из этих засранцев за яйца.

Он закончил сматывать кнут и передал его охраннику, который повесил его обратно на крючок за столом высокого мужчины.

- А здесь... - он широко развел руками и улыбнулся. - Меня это не беспокоит. Процедура? - oн указал на стопку порванной бумаги на своем столе. - Вы видели, как много для меня значит надлежащая процедура.

Он обратился к одному из охранников:

- Отпусти женщину.

Охранник снял со своего пояса связку ключей, снял кандалы с запястий и лодыжек Синди и отступил назад, когда она отошла от стены. Она медленно прошла в центр комнаты, потирая запястья. Она направилась прямо к Чeду, бесстрашно глядя ему в глаза, и остановилась в нескольких футах от него.

Она сказала:

- Все мы делаем здесь то, что должны.

Она протянула руку, и охранник ударил по ней дубинкой. Она протянула другую руку, и в ладонь ей была вложена рукоятка ножа. Она начала наступать на Чeда, которого испугал гладиаторский блеск в ее глазах. Она улыбнулась.

- Убивать будет приятно.

Чeд сделал глубокий, предвкушающий вдох.

Вот и все, - подумал он. - Готов или нет, но это конец.

Черт возьми, помолись или еще что-нибудь.

Он едва расслышал остальную часть монолога надзирателя, но видел, что Синди ждет, когда он закончит говорить.

- Еще два примера. Две загадки, на разгадку которых, возможно, кому-то не наплевать. Два человека, которые оказались в одной камере с вами, юная леди. Два человека, которые никогда не регистрировались в системе, - oн усмехнулся. - Типичная административная неряшливость. Тщательный учет не входит в число наших приоритетов. Вначале, когда я только вступил в должность, меня это беспокоило, но теперь я ценю ту свободу, которую она мне дает.

- Отсутствие записей, никаких официальных указаний на их присутствие означает, что их здесь никогда не было.

Еще один смешок.

- Можешь считать это лицензией на убийство. - Пауза. - Снова.

Голос Синди превратился в хриплый шепот.

- Спасибо, мертвец.

Чед поморщился, готовясь к смертельным ударам.

Однако он не был готов к грохоту выстрелов, которыe внезапно заполнили комнату. Он вздрогнул и втянул голову в плечи, но не стал искать укрытия, потому что взгляд спокойных зеленых глаз Синди не дрогнул.

Она улыбнулась ему.

- Ты в порядке, Чед.

Ее голос заставил его замолчать, и он обвел взглядом комнату, осматривая место побоища. Трое охранников лежали мертвыми на полу. Четвертый охранник стоял справа от него, направив 9-миллиметровый пистолет на все еще стоящего надзирателя, который теперь представлял собой дрожащую от ужаса массу. Его долговязое, угловатое тело, казалось, обмякло само по себе, когда он прислонился спиной к столу, вытянув перед собой трясущиеся руки.