Маг без диплома - Ольга Романовская

Был бы у неё не использованный накопитель, можно было бы попробовать сотворить какие-то охранные чары, но его нет, а силы надо беречь. На что же их может хватить? На простенький фокус. Оставалось надеяться, что маг на него клюнет.

На всякий случай нащупав рукоять флиссы (без боя она убить себя не даст, пусть бой и будет недолгим), Эллина начала медленно отступать к окну, на ходу незаметно, за спиной, рисуя руны.

Постаралась успокоиться, сосредоточиться, в деталях представить то, что должно было получиться. Вроде бы вышло — вот оно, тончайшее облачко дыма.

Схватив стул, гоэта разбила им окно и юркнула на улицу.

— Не так быстро, милая, куда же ты так спешишь?

Проклятый Доновер поджидал её у коновязи.

— Ну, иди же ко мне, милая. Совсем ничего не почувствуешь. Если хочешь, перед этим поцелую.

— Подавись своим поцелуем, мерзавец! — выпалила гоэта.

— Как хочешь, — пожал плечами маг. — Я настаивать не стану. Что, думаешь, прямо здесь убью? Нет, дорогая, ты нам ещё кое для чего нужна, так что топай сюда, без лошадки всё равно далеко не убежишь.

Эллина решила попробовать — и вправду, недалеко, до ближайшего забора, у которого конный Доновер догнал её. Поднырнув под его руку, гоэта размахнулась флиссой, целясь в плечо. Промахнулась — и чуть не погибла под копытами коня.

Доновер, Доновер, которого она узнала только по голосу, потому что внешне он сильно изменился, усмехаясь, парализовал её заклинанием и, словно мешок, перекинул через седло.

— С большим удовольствием помог бы тебе встретить родных, но у Гланера на тебя другие планы.

Эллина дёрнулась от омерзения, когда его пальцы коснулись её щеки, очертили подбородок, не в силах сделать ничего иного, плюнула ему в лицо.

Доновер хладнокровно вытер слюну со щеки и начертил в воздухе руну:

— Спи!

Голова разом стала чугунной, веки сами собой закрылись…

Гоэта пришла в себя в какой-то комнате.

Доновер бросил её на полу, у очага, а сам устроился на стуле неподалёку, что-то вполголоса обсуждая с Гланером.

— Вижу, очнулась, — приветливо улыбнулся бывший друг, прерывая разговор. — Добрый день, Лина. Есть хочешь?

Эллина удивлённо уставилась на него: разве приговорённых к смерти кормят?

Гланер между тем встал, бросил Доноверу: «Иди, я позову», подошёл к гоэте и помог ей встать. Пристально осмотрел и жестом пригласил к столу.

— Ты решил меня отравить? — Эллина не торопилась воспользоваться столь щедрым предложением. — Иного объяснения я не вижу. Живой я тебе не нужна, раз ты сам…

— Дура же ты, Лина! Всю свою жизнь была дурой. А ведь могла неплохо жить. То, к чему привела тебя твоя несговорчивость, ты выбрала сама.

Гоэта недоумённо воззрилась на него, осмысливая сказанное. Гланер между тем подошёл и протянул руку. Помедлив, Эллина всё же дала ему ладонь: лучше тебе помогут встать, чем рывком поднимут. Довольно улыбнувшись, гоэт усадил её за стол. Перед ней была тарелка с густым наваристым супом.

Эллина усмехнулась: конечно, он не позволит ей взять в руки вилку или нож.

— Будет мало — есть ещё отбивная. Я сам тебе её порежу. И скормлю.

— Ну уж нет!

— А, по-моему, хорошая идея. Ешь.

Гоэта не стала спорить и покорно взялась за ложку. Суп оказался вкусным, желудок с радостью принимал его в свои объятия. Эллина съела всё до последней капли, чуть ли не тарелку облизала.

— Ты как маленький зверёк.

Гланер откинул салфетку с ещё одной тарелки, на которой оказалось мясо. Пройдясь взглядом по её лицу, он мелко нарезал отбивную, наколол один кусочек на вилку и протянул Эллине. Та отрицательно покачала головой.

— Лина, в кого же ты такая упрямая? — вздохнул гоэт, наклонился и практически коснулся мясом её губ. — Открывай рот.

Гоэта покосилась на нож — не дотянуться, а можно ли выбить вилку?

— Лина, не будешь есть сама, я покормлю тебя насильно. Возьму за подбородок, открою рот и…

Эллина покорно сняла кусок отбивной с вилки и прожевала. За ним последовал следующий, который она так же проглотила.

От неё не укрылось то, что Гланер пристально наблюдает за её губами, за тем, как она облизывает вилку, и ей стало не по себе. Возможно, ей показалось, но у всего этого был определённый подтекст.

Скормив бывшей подруге половину отбивной, вторую Гланер доел сам, загадочно улыбаясь.

— А теперь выпьем. Тут виноград для тебя. Но есть его ты будешь по моим правилам.

— Гланер, я не понимаю, зачем это тебе? Если решил убить — убей.

— Глупое, глупое ты создание! — покачал головой Гланер, наполняя бокалы. Ей налил больше, себе — меньше. — Я тебе давно предлагал, а ты отказывалась, столько раз отказывалась, хотя знала! И предпочитала что угодно, только не то, что было под боком. А если бы согласилась, даже в тот последний раз, то тебе не пришлось бы бежать из Сатии. Ты была бы невиновной, Лина, и богатой. Хочется наверняка бриллиантовое колечко? Так получила бы, если бы не кобенилась. И в Аварин бы с собой взял…

— Так ты меня… — она чуть не подавилась.

— Не делай вид, будто не знаешь! Или верила в дружбу между мужчиной и женщиной? Тогда ты ещё и наивна. За десять лет могла бы и дать, от тебя бы не убыло. Но нет, тебя манила чья угодно постель, кроме моей!

— Гланер, я считала тебя другом, я не могла спать с тобой! И я тебя не хочу, понимаешь, совсем не хочу. И никогда не хотела. Я не понимаю, почему именно я, или тебе столько лет покоя не даёт, что не сумел тогда меня изнасиловать?

— Изнасиловать? — Гланер рассмеялся. — Тогда? Нет, Лина, тогда бы я занимался с тобой любовью, и тебе бы понравилось. Хотя ещё больше бы тебе понравилось, если бы ты как-то согласилась на моё постоянно повторяемое предложение. Я бы доставил тебе удовольствие, но, увы! Значит, не хочешь? Сегодня мы это исправим. Только спрашивать твоего согласия я не буду. Допивай вино, оно тебе полезно.

Эллина пила и давилась, понимая, что её ждёт. Никогда бы она не подумала, что ему захочется её унижений, её боли, моральных мук. Оставалось надеяться, что он удовлетворит своё желание более-менее традиционным способом, но в таком состоянии гоэт был не предсказуем. Пугало и то, что он мог позвать Доновера не после, а во время.

— Так вот какую ты выбрал мне смерть, Гланер. Долгую, мучительную и унизительную.

— От этого не умирают, Лина, заверяю тебя, я планирую тебе другую смерть. Не менее интересную. А это… Всего лишь твой должок.

Откинув салфетку с последнего, третьего блюда, Гланер поднял ветвь винограда и подошёл к Эллине. Запрокинул ей голову и заставил, обсасывая, срывать губами ягоды. Гоэте было противно, но она делала это, понимая, что иначе он затолкает ей виноград в горло.

Гланер сальным взглядом провожал каждую виноградинку, потом не выдержал, швырнул гроздь на стол и виплся в губы Эллины жёстким поцелуем. Руки притянули к себе, приподняли, сжали ягодицы.

— У тебя всегда была аппетитная попка, сейчас я близко с ней познакомлюсь. Возможно, даже очень близко.

— Убери руки, Гланер! — Эллина оттолкнула его и влепила пощёчину. — Грязное животное, похотливая скотина!

— Осторожнее, Лина, а то пожалеешь! — нахмурился гоэт. — Ты права, ты можешь умереть и от потери крови, корчась на холодном полу от разрывающей изнутри боли. Или ты хочешь сразу двоих? Доновер будет не против.

— Нет! — испуганно замотала головой Эллина.

— Тогда раздевайся и ложись.

Гоэта с мольбой посмотрела на Гланера, но наткнулась на жёсткий, незнакомый взгляд и плотно сжатые губы. А ведь этот человек столько лет был её лучшим другом, и, оказывается, она ничего о нём не знала.

— Гланер, прошу тебя, не надо! Что я тебе сделала? Обещаю, я буду молчать, я никому не скажу, — Эллина решила воспользоваться традионными женскими уловками. Нужно было бы ещё заплакать, только слёзы никак не хотели наворачиваться на глазах.

— Ты сама в это веришь, Лина? Не сунулась бы тогда в Рамит, не полезла со своими подозрениями к Анабель, не проявила неуёмное любопытство — ничего бы не было. Так что вини только саму себя. Мне жаль, но ты должна умереть. А теперь не испывай моего терпения и раздевайся. Доноверу ты дала, сейчас моя очередь.

Эллина вздохнула, подошла к занавеске, за которой притаилась кровать, отдёрнула её и села на постель, с нескрываемым презрением глядя на бывшего друга.

Гланер налил себе ещё вина, смакуя, выпил, затем наполнил бокал гоэты и отнёс ей. На этот раз Эллина выпила его, но выполнять указания гоэта не спешила.

— Либо ты сама разденешься, Лина, либо это сделаю я. И тебе будет очень больно.

— И не надейся, я не стану.

— Станешь. Либо снимешь, либо я зову Доновера.

Понимая, что могут сделать с ней двое мужчин, Эллина предпочла, чтобы в комнате остался один — с ним хотя бы можно попытаться справиться.