Закат Техномагов: Заклиная Тьму - Джин Кавелос

Если бы Гален не допросил Цирцею в его присутствии, Гауэн до сих пор ходил бы в розовых очках, верил бы во все, что ему говорили относительно происхождения и сущности биотека. Надеялся бы на то, что однажды на него снизойдет великое озарение, и он сможет соединиться с биотеком и с самой Вселенной.

Гален позволил себе выплеснуть гнев, пытал Цирцею до тех пор, пока она не заговорила. В результате Гауэн узнал правду: биотек не являлся неким великим благословением, полученным ими от некоего Бога, не вел их ни к какому озарению. Биотек, напротив, был чумой, которой Тени заразили их, и тянул магов во тьму.

Куда бы ни направился Гален, он нес с собой смерть.

Голова Гауэна была слегка повернута набок, глаза закрыты, на круглых щеках — влажные следы слез. Гален надеялся, что его глаза не ошиблись, что лицо Гауэна действительно выглядело умиротворенным.

Гауэн нашел в себе мужество, которого недоставало ему самому. Гален не посмел удалить даже крошечный кусочек биотека из своего тела, чтобы лишить Теней возможности контролировать его. Но программа, зовущая к уничтожению, была заложена в каждую клеточку биотека.

Узнав правду, Гауэн решил полностью удалить заразу из своего тела, избавить себя от влияния Теней. Он выбрал мучительный, но единственно доступный им путь. И теперь он был свободен.

— Я хочу, чтобы ты перенес тело в переднее хранилище, — повторил Блейлок. — Завтра мы совершим обряд для них обоих.

Худое лицо Блейлока будто застыло.

— Сделаю, — ответил Гален. — Мне очень жаль.

— Впервые за все время он не подчинился мне.

Гален визуализировал уравнение, укрыл Гауэна иллюзорной простыней.

— Вам следует присесть.

— Мы должны сообщить правду всем магам. Они должны понять, как понял я. Биотек — это благословение. Программу, заложенную в него, можно подавить. С помощью совершенной дисциплины, совершенного контроля, мы можем достичь совершенного единства со всей жизнью. Мы можем достичь истинного понимания. Благословение не в могуществе той силы, что мы несем в себе, а в святости нашей тесной связи с ним. Биотек вплетается в базовые стихии, в саму ткань Вселенной. Он способен обучить нас воле Вселенной, сделать нас единым целым с ней.

— Вы скажете магам, что биотек дали им Тени?

Блейлок повернулся к нему, и впервые Гален заметил печаль на его худом, строгом лице.

— Гауэн потребовал этого.

Гален кивнул. Маги давно заслуживали права знать правду. Но он опасался их возможной реакции.

Блейлок вдруг упал на колени.

Гален присел рядом с ним:

— Блейлок.

— Я отслужу здесь службу. Пожалуйста, забери его. Сделай так, чтобы никто не увидел его, — Блейлок поднял перед собой негнущиеся, покрытые желтоватой кожей, ладони, в воздухе между ними появился огненный шар. Его руки мелко дрожали. — Я оказался не слишком хорошим учителем для него.

— Ты сказал ему все, что мог сказать. Ты научил его всему, что знал сам.

Блейлок опустил голову.

Гален создал платформу под телом Гауэна, поднял его с кровати, платформа двинулась к двери. Провел платформу сквозь дыру и пошел следом за ней по узким, вызывающим клаустрофобию коридорам, не обращая внимания на встревоженные взгляды встречавшихся по дороге магов.

Когда Гален проходил мимо столовой, он услышал, как Цакицак подбивал толпу пойти и требовать исчерпывающих объяснений от членов Круга.

— Почему столь преданный ордену маг, как Цирцея, пытается покинуть тайное убежище, вырваться на свободу?! — кричал он. — Почему она убила Элрика?! Как обычно, Круг хранит в тайне детали происшедшего! Мы должны заставить их понять, что заслуживаем уважительного к себе отношения!

Нестройный хор гневных голосов был ему ответом.

Возможно, маги могут подавлять в себе стремление к уничтожению, но здесь делать это становилось с каждым днем все труднее. Гален мог чувствовать, как оно растет в каждом из них, переполняет их, превращаясь в гигантскую, неодолимую волну, которая сокрушит их всех.

Они должны позволить ему улететь до того, как эта волна поглотит его, пока он еще может сдерживать собственное стремление к уничтожению.

— Кто ты? — спросил человек по имени Джастин. — Как тебя зовут? Анна, назови нам свое полное имя.

Анна злобно рассматривала его сквозь слой мерцающей, черной кожи. Человек, опираясь на трость, расхаживал из угла в угол по ее самой большой комнате. На нем были обычная рубашка, жилет и брюки. В сравнении с Элизаром, молча стоявшим у стены, он выглядел слабым и ничем не примечательным: редкие, седые волосы, кустистые брови, морщинистое лицо. Когда он говорил, его голос слегка дрожал. Но, несмотря на все это, Анна почувствовала в нем жесткость, исходящую от него угрозу. Ей очень хотелось выкинуть этого человека из своего тела.

Око приказало ей отвечать на его вопросы, но эти вопросы не имели смысла. К тому же, отвечать на вопросы вовсе не являлось ее предназначением. Она доставила своих пассажиров обратно, на За'ха'дум. Теперь она должна присоединиться к сестрам, вместе с ними мчаться в пространстве, исторгая из себя боевой клич. Но вместо этого она оставалась прикованной к поверхности планеты, гравитация давила на нее, непрекращающийся ветер нес с собой тучи пыли, обжигавшей ее кожу. Пока она вот так, без толку, проводила здесь время, Око начало передавать ей странные приказы и сигналы, заставив ее не на шутку обеспокоиться. Ей было приказано изменить обычный цикл технического обслуживания систем, теперь она проверяла состояние центрального процессора намного чаще и тщательнее, чем обычно. В этом было столько же смысла, сколько в вопросах Джастина.

«Меня зовут Анна», передала она ответ.

Он остановился, поднял указательный палец:

— Анна — это только имя. А фамилия?

Она знала, что он прав, и это лишь сильнее разозлило ее. Да, когда-то у нее была фамилия. Но она больше не помнила ее.

— Когда ты родилась? — спросил он.

«Я не понимаю».

— Где твой дом?

«На За'ха'думе».

— А раньше, до За'ха'дума?

Но до За'ха'дума ничего не было. Как могла она быть где-то? Ее первые воспоминания были связаны с За'ха'думом: здесь она получила первые инструкции от Ока, училась управлять своими системами, училась летать. Здесь она стала единым целым с машиной.

— Анна, что ты есть?

Идиот.

«Орудие хаоса и уничтожения».

— Чем ты была до того, как соединилась с машиной? Кто такая Анна Шеридан?

Шеридан. Сейчас, когда он произнес это слово, она вспомнила. Но она не понимала, что означает фамилия, откуда она у нее взялась.

«Твои вопросы бессмысленны».

— Это бесполезно, — произнес Элизар. — Чего мы тянем? Когда ее вынут оттуда, Банни поможет пробудить все ее сохранившиеся воспоминания.

Джастин резким жестом руки отмел предложение Элизара, в его голосе появилась жесткость:

— Ничего подобного никогда раньше не делалось. Они сказали, что мы должны хотя бы начать процесс сейчас, пока она остается в нынешнем состоянии, чтобы потом она ощущала себя хотя бы относительно целостной личностью.

О чем они говорят? Что они собираются с ней сделать?

«Если ты поможешь нам, — говорило Око, — то принесешь нам победу. А величайшая радость — восторг победы».

Ей хотелось взмыть в небеса, покинуть это место. Но Око не позволит ей этого.

Ровный ритм сердцебиения машины нарушился, чего не случалось уже долгое время, и Анна запаниковала, поспешно начала проверку систем. Она не будет слушать их вопросы, не станет отвлекаться от своего главного предназначения — нести хаос и уничтожение.

Машина была такой прекрасной, такой элегантной. Идеальная грация, идеальное управление, форма и содержание, слитые в неразрывную цепь, замкнутая вселенная. Все системы машины контролировались ею, она была ее сердцем, она была ее мозгом, она была машиной. Она следила за тем, чтобы нейроны посылали сигналы в полной гармонии друг с другом. Она синхронизировала очищение и циркуляцию, заставляя все системы этой огромной машины работать как единое целое. Пела вместе с комплексной, многоуровневой системой марш, в котором никогда не изменится ни одна нота. Кожа машины была ее кожей, плоть и кровь машины — ее плотью и кровью. Она и машина были…

— Анна, — произнес Джастин, — ты помнишь своего мужа? Помнишь Джона Шеридана?

Магический огонь пылал, ярко-зеленое пламя вилось вокруг плоского камня, на котором лежало тело, темные очертания которого сейчас с трудом можно было рассмотреть за стеной огня.

Испещренная кратерами серая поверхность астероида рябила в резком, ярко-зеленом свете. Небо над ним было черным, маскирующее поле, созданное для того, чтобы скрыть от посторонних глаз существование астероида, блокировало свет звезд. Только светлые полосы иллюзорных падающих звезд — Келл считал их символом магов — время от времени проносились по нему, отдавая дань уважения ушедшему великому магу.