Ожог - Артем Тихомиров

— А? Нет, нормально, ты вошла, я тебя не слышала… — Дина кашляет. -

Мам, больше так не делай!.. Не пугай.

— Я тебя звала, ты молчала, — сказала мать.

— Ну задумалась я, ну и что?..

Дина отворачивается от нее и свертывает окно почтовой программы, чтобы мать ничего ненароком не прочитала.

— Что ты хотела?

— …Забыла уже, — проворчала мать. — Я думала, тебе плохо.

— Мне хорошо, — сказала Дина. — Я вообще-то занята.

— Отец не сможет тебя подвезти завтра, ему раньше на работу нужно.

— Пусть едет, я не против.

Мать покачала головой.

— Ну, если что будет нужно, говори…

— Обязательно…

— Почему ты так разговариваешь?

— Магнитные бури.

Мать постояла, переводя взгляд с головы дочери на монитор, а потом вышла из комнаты. Лязгнула защелка. Дина перевела дыхание, провела рукой по лицу. Кажется, мать не заметила слез или просто промолчала, опасаясь влезать не в свои дела.

То существо опять было здесь, рядом, гораздо ближе, чем можно представить. Дина как раз закончила письмо Снегову и думала над тем, не много ли написала. Ощущение вторжения из пустоты было устрашающим, у Дины до сих пор все тряслось внутри. Потом вошла мать — и застала ее во время нового отключения.

Может быть, из-за нее призрак и исчез, нельзя сказать наверняка…

Повторись такое еще пару раз — и вопросы посыплются градом. Но что же делать? Дина не может контролировать этого, никогда не могла.

А почему не могла? Потому что не пробовала? Боялась пробовать? Или все дело в страхе, который не позволяет принимать решения? Когда приходила та мерзкая старуха, Дина оказывалась беспомощной и парализованной, а картины изуродованных собачьих трупов вовсе вышибали из-под нее почву. Ей было только одиннадцать лет, но что может человек в этом возрасте?

Сейчас ей семнадцать, и стоит хорошенько задуматься, сумеет ли она контролировать себя или будет таким же ни на что не способным ребенком, чурающимся людского общества.

Дина обернулась, осмотрела комнату, потом встала и включила верхний свет. Остановилась возле того места, где предположительно стояло привидение.

Стояло? Если эта сущность бестелесна, то она не может стоять!

Да, верно, однако чем объяснить эту вмятину на ковровом ворсе?

Дина склонилась над следом, оставленным привидением, действительно похожим на отпечаток ноги. Пускай он и был нечеткий, но в целом ясно просматривался на ковре. Ничего подобного рядом не было. Положение пятки указывало на то, что кто бы сюда ни ступал, он шел в сторону двери, а до того стоял за спинкой стула.

Я видела ее позвонки, думает Дина. Она была без одежды, как днем. Я схожу с ума…

Дина заставила себя сесть за компьютер, чувствуя поднимающуюся истерику. Возвращались слезы. Отогнать их стоило титанических усилий. Дина написала в письме постскриптум, где поставила свое имя. Раз она поведала Снегову свою главную тайну, надо быть последовательной.

Дина. Глупая подделка «Аид» больше не нужна. Теперь остается ждать его реакции. Получается, Максим теперь единственный человек, на которого она может рассчитывать. Дина, почти не думая, написала в самом конце слово

«помоги», но тут же его стерла, испугавшись. Нет, и так достаточно того, что получилось. Дина нажала на кнопку «отправить». Сообщение улетело по адресу за секунду.

Ощущение было такое странное, словно она только что призналась в любви.

Ну, это совсем невероятно, здесь еще меньше здравого смысла, чем в визитах призрака.

В большой комнате телевизор стал работать тише. Дина почувствовала, как подступили пустота и безмолвие.

Глава четвертая

Полночи Максим не мог уснуть и все думал о том, что написала Дина в ответном сообщении. Это не было открытием, сенсацией, ударом по лбу. Скорее подходило определение «шок». Вот так разом эта девчонка выложили перед ним столько подробностей своей жизни, преподнесла их с жаром, свирепостью и отчаянием, с каким ему всегда хотелось написать в будущем Главную Книгу жизни.

Снегов ворочался под тонким одеялом, и в голову ему лезли дурные мысли.

Он воображал себе те ситуации, которые описывала Дина. Сначала Максим даже не поверил, ему показалось, что это шутка, а материал взят из газеток, публикующих «правду» о Сверхъестественном. Поразительная схожесть. Видения.

Кошмары. Посещение призраками. Полтергейст. Все основные черты страшной истории наличествуют, к тому же объектом потусторонних посягательств становится молодая девушка, школьница. Классический случай. Максим никогда не ставил под сомнения все подобные истории, но столкнуться с одной такой в жизни никак не ожидал. Он представлял себе эти контакты и невольно сравнивал со своими ощущениями прошлой ночью. На первый взгляд, какая тут связь? Нет ее. Просто стечение обстоятельств, какие часто бывают. В одно точке времени и пространства сходятся некие разрозненные факты и создают обманчиво реальную картину. Кажется, что и связи в ней глубоки, и логика есть, а начинаешь анализировать, все рассыпается на части. Не надо строить иллюзии.

Дина может страдать заболеванием мозга, о котором не знает, у ней может быть слишком буйная фантазия. Вероятно, страдает психика — некоторые чокнутые склонны целиком верить в воображаемый ими мир. И, конечно, Дина могла пошутить. Иногда она делала так, но раньше всегда было точно известно, где правда, а где ложь.

Максим не хотел верить в ложь, но и против такой правды протестовал его здравый смысл. Он писал ей и просил подробностей не для этого. Для чего же тогда? Он искал отклик на свои сомнения, тревогу, искал сочувствия, а в ответ получил едва ли не вопль о помощи. Тон письма не допускал лжи — в это была загвоздка. Как писатель Максим чувствовал правду. Откровение писалось человеком, который слишком долго держал это в себе и решил выговориться.

Такое происходит в единственном случае. Когда человек загнан в угол.

Пугала именно правда. Как писатель Максим знал и это. Груз правды велик, иным он не по плечу.

Максим лежал и, не вполне осознавая этого, прислушивался к тишине. Он давно привык к одиночеству, и когда уходила в никуда его очередная пассия, писатель даже втайне радовался. Тишина и покой с возрастом становились ему дороже, чем общение с противоположным полом. Снегов никогда не задавался вопросом, как выдерживает его психика ночную пустоту и тишину. Лет с тринадцати он, казалось, окончательно излечился от детских фобий и не вспоминал о них. Вернулся ли страх темноты? Что все это значит?

Бессонница — такое сравнение пришло ему на ум. Он вспомнил все, что говорил Кочнев, и по спине побежали мурашки.