Игры с волками - Олеся Рияко

Тяжело дыша, я замерла в руках Егора и позволила ему подняться, сесть и приподнять меня на своих руках, чтобы задать новый темп. Теперь уже не он, а я стонала от этих движений. Частых, сильных, умелых. Всего мгновение и новая волна накрыла меня, но это были уже эмоции другого рода. Я почувствовала, что разрываюсь на кусочки, словно каждая частицами меня только и ждала такого освобождения.

Нежные губы накрыли мои поцелуем и только это позволило остаться в сознании, а не уплыть вслед за отступающей эйфорией. Я чувствовала его в себе и вокруг себя — Егор был воздухом, которым я дышу, миром, который открывался перед моими глазами… Я словно была всю жизнь слепа и только сейчас прозрела — и это настолько поразило меня, что смех, радостный и чистый, сам вырвался из груди.

И Зловский засмеялся. Обняв меня крепко и опустив лицо к моей шее, чтобы вдохнуть аромат, сказал:

— Ты тоже мой воздух. И больше не смей в этом сомневаться.

***

Я была очень голодна. Так сильно, что кусала губы от нетерпения и нервно сжимала вилку и нож в руке, предвкушая угощение.

Огромная столовая, оформленная в богемном стиле, длинный стол, за которым я и с десяток других нарядно одетых гостей ожидали прихода официантов, занимая друг друга неспешной вежливой беседой — мир утопал в ярком свете и блеске.

Наконец двери в конце зала распахнулись, и через них один за другим вошли мужчины в одинаковых смокингах с блестящими подносами в руках.

— Проголодалась? — Услышала я позади себя низкий медовый голос. — Я тоже. Говорят, сегодня в меню что-то особенное.

Мужчина обошел мой стул и сел рядом, одарив до боли знакомой улыбкой… Но темные волосы и совсем другие, такие же мужественные, но более утонченные черты — это был не Егор.

— С ума схожу, как хочется есть! — Выдохнула я с чувством и, неожиданно для себя, накрыла ладонью его руку. Так, будто мы сто лет были знакомы.

Темноволосый красавец вновь улыбнулся, а затем, склонившись ко мне ближе, и окутав волнующим ароматом пряностей и восточных цветов, неожиданно положил горячую ладонь прямо на мой живот.

— Что тут скажешь, зверский аппетит — семейная черта. — Прошептал он.

Я хихикнула и коротко поцеловала его в мягкие губы, ощутив, как от этого соприкосновения в тот же миг по коже пробежали восторженные мурашки.

— Ммм… а может ты все же не так голодна, как тебе кажется? К стати, я разве не говорил? Из окна предоставленной нам комнаты открывается прекрасный вид…

— Даже и не думай меня соблазнять. — Фыркнула я, шутливо оттолкнув его от себя. — Сам же сказал, зверский аппетит — семейная черта. Так кто я, чтобы перечить инстинктам?

Официанты тем временем расставили перед гостями блюда, скрытые под блестящими крышками-клош и замерли за нашими спинами, ожидая знака от хозяина вечера.

Во главе стола поднялся высокий седовласый мужчина в ярком восточном халате поверх белой рубашки и брюк. Неспешно но уверенно, он высоко поднял бокал, тут же снискав всеобщее внимание.

— Семья. — Сказал он тихим хриплым голосом и на мгновение замолчал, обведя обращенные к нему лица теплым взглядом. — Сегодня мы собрались здесь, в тесном кругу, чтобы вознести молитвы к нашему отцу и восславить мать, что не оставляют нас, что бы ни происходило вокруг. Отведаем же дары их, чтобы восполнить силы, прежде чем отдаться во власть этой ночи!

Я в предвкушении закусила губу — ход времени вокруг будто остановился, и рука в белой перчатке, как в замедленной съемке, скользнула из-за моей спины, чтобы приподнять клош, явив мне и другим гостям поданные блюда.

В это же мгновение мне показалось, что мир застыл окончательно, наполнившись гулкими, протяжными ударами сердец… бурых, лоснящихся в свете ламп и сочащихся кровью на тарелках напротив каждого из присутствующих.

Слыша теперь лишь свое сбившееся дыхание и этот нарастающий нестройный стук, я в панике оглянулась вокруг. Гости один за другим, с яростным блеском в глазах, подхватывали с тарелок предложенные им сердца, пачкая руки кровью, струями стекающей к их локтям по обнаженной коже и рукавам нарядов. Впились зубами с вожделением в трепещущую плоть, пачкая одежду и лица, черты которых заострялись, теряя человечий облик…

Чувствуя, что вот-вот потеряю сознание, я в ужасе схватилась за край стола и попыталась подняться, но едва не упала от скрутившей живот голодной судороги. Мой большой, округлившийся живот…

Горячие, липкие от крови ладони, в тот же миг коснулись моих плеч и сжали их так, что длинные узловатые пальцы впились в мою кожу когтями. Я закричала, чувствуя, как они, острые, точно лезвия, пронзают меня — горячее дыхание в тот же миг обдало мою шею заставив зажмуриться, от узнавания.

Нет… нет-нет! Я не желала вновь встретиться взглядом со зверем, вечным спутником моих ночных кошмаров!

22

— Все хорошо, хорошо! Я с тобой, слышишь?!

Внезапно, цепкая болезненная хватка переросла в бережные объятия и сильные руки мягко, но настойчиво прижали меня к горячему телу.

Почувствовав, что я наконец перестала сопротивляться, Егор расцепил руки и взял в ладони мое заплаканное лицо, чтобы уверенно посмотреть прямо в глаза. Таким обеспокоенным я его еще не видела — мужчину почти трясло от напряжения, словно ему явственно передался весь ужас, пережитый мной в очередном ночном кошмаре.

— И часто тебе снится такое, что ты просыпаешься с криками? — Не скрывая эмоций спросил он.

— С тех пор, как тебя повстречала — всегда! — Зло всхлипнула я, и тут же пожалела о своих словах. Ведь я имела ввиду совсем не то… ох, вот же я дура…

Егор замер, отпустил меня и уперся руками в постель перед собой, хмурясь все больше, точно грозовая туча, готовящаяся пролиться дождем.

— О таком надо было сразу рассказать. — Сдержанно сказал он и тут же попытался смягчить тон. — Это знаешь ли, просто жутко, проснуться от того, что ты кричишь в моих объятиях и пытаешься выцарапать мне глаза. И твои эмоции…

— Поверь, видеть в этот момент жуткий сон о том, что кто-то пытается тебя убить — ничуть не лучше. — С обидой фыркнула я. И тут же снова раскаялась. Ну, почему, почему я снова и снова на него рычу?

Егор тяжело вздохнул и притянул меня к себе, словно отпуская свой гнев и подавляя мое смятение. Нежно поцеловал в макушку, тихо втянул носом аромат моих растрепавшихся во сне волос.

— Ну,