Симбиоз - Роксана Форрадаре

тем, чтобы изловить преступника. Опасного и хитрого, о чем я не раз тебя предупреждал. И вот спустя месяцы выясняется, что ты общаешься с ним, более того, ты вмешиваешься в операцию по задержанию, хватаешь предметы, о которых ничего не знаешь…

- Почему же, я знала, - слабо возразила я. Поерзала и добавила еле слышно. – Жаль только, что правду открыл мне не ты.

- Распространяться об истинной проблеме одержимых строго запрещено, - Нари нахмурился, не ожидав от меня ответного обвинения. – Будь ты хоть женой, хоть матерью, хоть священником – я не мог тебе сказать.

- Мне не нравится такое определение. Ты ведь знаешь, что мы никем не одержимы!

- Хорошо, о проблеме симбионтов.

- Зачем нужно было обманывать? Называть это психическим заболеванием? Объяснил бы, что секретная информация…

- Заболевание – официальная версия, которой отныне будешь придерживаться и ты. Если сестра или друзья, или соседка поинтересуются твоим мнением, ты озвучишь именно ее. Люди побаиваются психов, а секреты манят их испокон веков. Поняла меня? – я понуро кивнула, и Нари чуть смягчился. – Андреа, мы с тобой оба не выше закона. Ограничения о неразглашении придумали не просто так, их необходимо соблюдать, чтобы обеспечить безопасность нашим близким. Я очень надеялся отгородить тебя от этого.

- Что теперь будет? - впервые за четыре дня я ощутила нечто похожее на голод. – Вы не позволите мне жить, как раньше? Не позволите вернуться домой? Посадите куда-нибудь, где будете долгое время наблюдать за мной?

- Не говори глупостей. Тебя поставят на учет и сразу отпустят. Вся процедура займет не больше пяти часов. Вчера в Даллас прилетел Джованни – начальник штаба и старший помощник директора ФБР. Очень важный человек, - уточнил он, встретив мой неуверенный взгляд. – Тебе придется с ним побеседовать.

- Сейчас?

- Да.

Мы немного помолчали. Я позволила себе расцепить руки и чуть расслабиться: судя по выбранному Нари направлению, дорога лежала в полицейский участок, а поездка туда предвещала мне максимум неприятное столкновение с отцом. В воображении, вдоволь разгулявшемся на подготовительном занятии профессора Беннета, все было гораздо страшнее: там Нари приезжал в окружении других сотрудников ФБР, обязательно вооруженных, надевал на меня околиозную маску, как бы она ни выглядела, и увозил в какую-нибудь секретную лабораторию.

- Я только до сих пор не могу взять в толк, - прервал Нари затянувшуюся паузу. – Почему ты покрывала Франциско, зная, что он в розыске?

- Он привел неопровержимые доказательства.

- Доказательства чего?

- Того, что ты соврал насчет него. По меньшей мере один раз, - я приникла щекой к окну. – Мне хотелось разобраться.

- И как? – было заметно, что Нари рассердился. – Много что удалось разобрать?

- Достаточно, чтобы понять, что он не представляет опасности для меня и моей семьи.

- Опрометчивый вывод. Он говорил тебе, что приговорен к пожизненному сроку на Сан-Клементе? Говорил, почему? Конечно, не говорил, иначе ты бы трижды подумала, прежде чем иметь с ним дело. Десять лет назад разразилась война, подробности которой мало кому известны, потому что в ней фигурировали симбионты. Пожалуй, я даже не нарушу правила, рассказав тебе, ведь ты больше не относишься к числу неосведомленных. В войне я не участвовал, тогда еще только собирался поступать в Академию ФБР. Уже после ее окончания, отобравшись в группу, специализирующуюся на симбионтах, я пролистывал отчеты погибших разведчиков, стараясь как можно лучше изучить врага изнутри. Там были снимки с места событий, списки пострадавших, внешние признаки преступников, и знаешь, что запомнилось мне больше всего? Фотография тощего мальчишки, крылатого, с когтями и красными фонарями вместо глаз, стоящего среди груды обгорелых развалин, а под ними – изувеченные человеческие тела. Перечислить тебе его приметы?

Я очень быстро качнула головой и стукнулась лбом о стекло. Отодвинулась с досадой и посмотрела на Нари.

- Почему? – он, казалось, уже не мог остановиться. – Боишься разочароваться в своем новом друге? Который и стал-то таковым исключительно ради того, чтобы беспрепятственно проникнуть в кабинет шерифа округа.

Я рассеянно бегала глазами по его лицу, тщетно пытаясь установить былую неуловимую связь, которая присутствовала с самого первого дня, как мы познакомились, помогая нам с легкостью понимать друг друга.

- Что?

- Немногие симбионты способны столь искусно перевоплощаться в других людей. Перевоплощаться так, чтобы поверили даже близкие; это кропотливый труд, ведь нужно учитывать пропорции фигуры, манеры поведения и, разумеется, тембр голоса, - нам пришлось бы очень сложно, если бы все симбионты умели, как Франциско, подражать чужим голосам. Сколько он изучал тебя, чтобы обвести вокруг пальца мистера Фишера? Месяца хватило?

У меня не было никакого лунатизма. Разумеется, не было, и как я сразу не поняла, ведь это было так очевидно! Прошлым утром я не приходила к отцу на работу. Приходил кто-то другой.

- Что? – с нажимом повторила я, хотя прекрасно слышала каждое его слово.

- Мне нужна была помощь твоего отца. Я передал ему важные материалы, касающиеся пособников Франциско, чтобы он подключил своих подчиненных. Вчера Франциско уничтожил эти материалы. С нововведениями в системе безопасности ему ни за что не удалось бы провернуть такое, но он нашел единственную возможную лазейку, которую я не учел. Мистер Фишер позволил впустить его безо всяких проверок. Тяжело заподозрить дочь в том, что она всего лишь качественная копия.

Бурная речь его, наконец, обрела смысл, и я снова отвернулась, потому что мне нечего было на нее ответить. Зеленый пейзаж за окном все чаще перебивался вертикалями кирпича, от однотипности которых становилось тошно. Весь город мне в момент опротивел, и очень сильно захотелось домой. К Рене. Я с ожесточением прокручивала в голове слова Николь, которым прежде не придавала никакого значения, про то, что Франциско облегчил им с Бенедиктом жизнь. Подвох все же существовал – я ждала его, искала в каждом движении, но, как выяснилось, совершенно с противоположной стороны, ведь раньше мне казалось, что использовать меня попытается именно Нари. Переживая осмысленную и вполне контролируемую симпатию к нему, я все равно готовила себя к его резкой отстраненности, холодности и даже исчезновению, но не задумывалась, что будет, если удар нанесет не он, а Франциско. И удар этот оказался гораздо более болезненным.

Нари притих, видимо, догадавшись, что мне нужно время, чтобы переварить все услышанное. Раздражение его отпустило, он сделался прежним: осторожным в высказываниях, чутким и доброжелательным.