Пропавшее сокровище. Мир иной - Григорий Гребнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сейчас я умоюсь, месье, и мы вместе с вами станем пленниками одной любопытнейшей тайны, — сказал Джейк и вышел из комнаты.
Через пятнадцать минут он уже сидел с Кортецом за столом.
— Итак, какую тайну открыли вы, душа моя? — спросил Кортец, любовно разглядывая фужер с пламенным и ароматным вином.
Джейк равнодушно сказал, словно речь шла о самом обыкновенном деле:
— Я узнал, что дед Антон, древний сторож Сиверского монастыря, не кто иной, как мой родной дядя.
Кортец поставил фужер и озадаченно поглядел на своего молодого соратника:
— Простите… Я вас не понял, Джейк. Повторите…
— Разбираясь в документах сотрудников музея, — тоном участника делового совещания объяснил Джейк, — я нашел вот эту справку…
Он вынул из бумажника пожелтевшую бумажку и передал ее Кортецу.
— Как видите, месье, эта справка выдана более тридцати лет назад каким-то вологодским домкомом гражданину Белову Антону Николаевичу… По этой справке нынешний сторож «дед Антон» был когда-то принят на работу в монастырь-музей, — пояснил Джейк.
— Ну, и что же? — с недоумением разглядывая справку, спросил Кортец.
Джейк подал ему лупу:
— Рассмотрите внимательно имя и фамилию…
Кортец прищурил один глаз и с минуту глядел на справку. Наконец он поднял глаза на Джейка и сказал:
— Подчистка…
— Да… Имя «Антон» явно переделано и, скорее всего, из «Платона», а фамилия «Белов» здесь была длиннее. Думаю, что «Бельский». Отчество то же, что и у моего отца, — «Николаевич»…
Кортец привстал. Он не был лишен способности удивляться, но в эту минуту его состояние скорее напоминало столбняк, чем удивление.
— Князь Платон Бельский?… Тот самый?…
— Думаю, что тот самый… Вам дать воды, месье?…
— А вам?
Джейк взял фужер с вином и сказал с улыбкой:
— А я, пожалуй, от радости, что нашел родного дядю, выпью вина!
Кортец заговорил нетерпеливо:
— Перестаньте ломать комедию, Джейк! Этот оперный князь-мельник меня серьезно всполошил.
— А меня нет. Я убежден, что это именно он, соперник моего отца и такой же охотник за книжным кладом, как и мы. Если это так, значит мы с вами, месье, приехали туда, куда надо.
— Но он уже пошарил тут до нас! В его распоряжении было тридцать лет! — раздраженный спокойствием Джейка, прорычал Кортец.
— Он мог шарить здесь сто лет, месье, и ничего не найти. План тайника был в руках у моего отца, а не у него…
— Вот как! — насмешливо воскликнул Кортец. — А вы не забыли, что он про Годунова сказал?
— Я расшифровал это так: он слыхал все наши разговоры по-французски, он знает, зачем мы приехали сюда, и хочет нас выпроводить. Князь Платон не потерял еще надежды найти здесь тайник Грозного…
Кортец в раздумье зашагал по комнате. Остановившись у окна, он долго смотрел на высокую крепостную стену монастыря, уходившую вдаль из-за березовой рощи сиверского «Парка культуры и отдыха».
— Это опасный человек, Джейк, — заговорил он наконец. — Такой же опасный, как и профессор Стрелецкий… Я думаю, что мы должны установить с ним контакт, а затем как-то избавиться от него…
— …а заодно и от Стрелецкого… — подсказал Джейк.
— Джейк! — строго сказал Кортец. — У вас часто появляются дельные мысли, очень дельные… Но если бы вы могли не делиться ими со мной… Вспомните ваше обещание в Париже… Я хотел бы быть в стороне от некоторых ваших… э… весьма необходимых мероприятий. Вам двадцать пять лет, а мне за пятьдесят, и даже один год тюрьмы для меня будет моим последним годом…
Джейк осклабился:
— Я все помню, месье… Я помню свое обещание. Я помню даже то, что вы получаете от треста пятнадцать процентов, а я только десять… Но я аристократ и свое обещание сдержу.
— О’кэй!.. Да благословят вас аллах и святая дева! — деловито сказал Кортец и молитвенно воздел очи горе.
* * *А утром на другой день Тася пришла в комнату Волошина на первом этаже Дома колхозника и застала его разглядывающим какой-то фотоснимок. Тася заглянула через плечо товарища.
— М-да… полное разочарование, — сказал Волошин. — Красочная мозаика стала серой, и вся прелесть этого удивительного церковного пола поблекла.
— Профессор говорит, что мозаику эту сделали по указанию Грозного после его второго приезда в монастырь, — тихо произнесла Тася и добавила с сожалением: — Как жалко…
— Да, напрасно я не прихватил с собой цветную пленку… А остальные снимки хороши. Посмотрите, Настенька, на эту башню над озером. Ни дать ни взять богатырь стоит, как вечный страж в дозоре.
— Правда! — восхищенно воскликнула Тася. — А вы заметили, Ваня, что на многих старинных русских церквах все купола разные?
— Заметил… Ну что ж, это хорошо… нет однообразия… Народ большой, натура неуемная, и искусство такое же.
— А на вологодской Софье купола симметричные: один большой в центре, а четыре поменьше по углам… Когда смотришь прямо, видишь одну большую главу в центре и две малые по бокам. Я смотрела и все припоминала, где я уже видела эти три головы, одну большую и две малые по бокам…
— Ну и что же? Припомнили?…
— Припомнила, Ваня… Третьяковская галерея. Васнецов. «Три богатыря». В центре — Илья Муромец, а по бокам — Алеша Попович и Добрыня Никитич… Ну вот, вы опять смеетесь!..
— Да нет же, Настенька! Умница вы моя! — воскликнул Волошин. — Это здорово подмечено. Конечно, Васнецов это знал. Так вот с какой натуры он своих богатырей писал! Ох, и хитрый колдун!
— Вы говорили, что я сумасшедшая, а теперь говорите, что я умница, — с улыбкой сказала Тася.
— Я и сейчас то же говорю. Вы умница, но…
— …с придурью?
— Нет, с… ну, с сумасшедшинкой, что ли.
— А вам такие не нравятся?
— «Нравятся»? Это не то слово, Настенька, — сказал Волошин и протянул к Тасе руку.
Но она увернулась и отбежала к окну.
— Какой чудесный день сегодня, Ваня!..
Вдруг Тася что-то вспомнила:
— А что, если я попрошу этого художника… как его… Еланский, что ли? Попрошу зарисовать мозаичный пол в красках?
Волошин нахмурился:
— Ни в коем случае не делайте этого.
— Почему?.
— Я не люблю его…
— Напрасно. Он делает чудесные зарисовки.
— Я ему башку оторву! — свирепо прорычал Волошин.
— За что, Ваня?
— Это подозрительный тип… Приехал, шныряет тут по всему монастырю, во все сует свой нос… Куда ни повернись, он уж тут как тут и все в альбомчике малюет. Проныра! Не люблю таких…
— Но он для того и приехал из Вологды, чтобы все увидеть и зарисовать.