Большой горизонт - Лев Линьков

26 октября, 16 часов. Из кратера пошла лава двумя потоками ярко-красного цвета. Один поток течет в сторону лежбища сивучей и нерп, другой — к поселку. Температура воздуха + 35°, температура пепла +60°. Разом взорвались оба малых вулканчика. Осколки камней барабанят по крыше как шрапнель. Раскаленный камень уго­дил в фойе клуба. Начался пожар. Погасил его тремя огнетушителями, которые работали без­отказно. Пора удирать на пирс. Струсили, това­рищ Кирьянов?

27 октября, 2 часа. Ночь, а светло как днем. Из кратера полились три новых потока лавы. Лава течет бурно. Первый поток водопа­дом обрушился в океан. Вода кипит, все кругом в клубах пара. Температура воздуха + 41°. Полкан забился под койку. Дом держится, крепко сколочен. Опять взрывы. Не дрейфь, Кирьянов! А что, если бы здесь со мной была Нина — умерла бы от страху.

Сегодня я разорвал и бросил в поток лавы ее карточку... По радио передавали, что в Антарк­тике при разгрузке корабля в пургу провалился под лед и утонул тракторист комсомолец Иван Павлов. Наверняка полярникам труднее, чем мне.

27 октября, 10 часов. Только что прос­нулся. Проспал целых три часа. Разбудил меня громкий рев. Это сивучи и нерпы перебазирова­лись к самому пирсу: с лежбища их прогнала лава. Из воды торчат сотни голов перепуганных животных. Подходил к ним близко, совсем не испугались.

Похоже, что извержение пошло на убыль. А гроза над островом бушует вот уже которые сутки. Из-за электрических разрядов опять нару­шилась радиосвязь. «Вихря» не слышно и не видно: кругом острова густой туман. Где же сей­час «Баку»? Хорошо, если бы всех женщин и де­тей увезли на материк. Грустно, скучно будет без Мариши, но на Большой земле ей спокойнее. Почему я такой бесхарактерный: вчера унич­тожил Нинину карточку, а сегодня жалею? Ольга Захаровна говорит, что я напрасно тоскую по Нине: «Если так быстро увлеклась другим, значит, не любила».

Неужели и в самом деле не любила? Хватит об этом писать. Точка!..

27 октября, 20 часов. Извержение снова усилилось. Вершина вулкана похожа на огром­ный красный колпак. Второй поток лавы подполз, к крайнему жилому дому. От лавы пышет жаром. Стена накалилась — не дотронешься. Дом вот-вот вспыхнет. Перенес из него все что мог в клуб. К счастью, клуб стоит на высоком мысу, и лаве сюда не добраться. Назвал мыс мысом Доброй Надежды.

Радиосвязи все нет и нет.

Даже не верится, что Робинзон прожил на не­обитаемом острове в полном одиночестве целых двадцать восемь лет. Трудно человеку оста­ваться совсем-совсем одному.

За эти дни у меня было время подумать. Я так мало, почти ничего еще не сделал в жизни по­лезного, хорошего, зато сколько ошибок успел натворить.

Когда отец уходил на фронт, он сказал мне: «Подрастешь, Алеша, может, и тебе придется взять винтовку в руки. Крепко держи ее, народ ее тебе вручит». А я? Выскочил по боевой тре­воге на палубу без оружия.

Павел Федорович Дубравин, второй мой отец, говорил, что плох тот человек, который любит только самого себя. А я до чего постукался? Раком-отшельником назвали, трусом, бирюком... Куда же поехать после демобилизации? Вер­нуться в Загорье, в школу? А может быть, по­ехать на какую-нибудь новостройку в Сибирь? Семен Доронин уговаривает махнуть к ним на Камчатку: «Раздолье, передний край».

«Главное, чтобы не было стыдно за бесцельна прожитые годы...»

Только что заработало радио. Время для связи с «Вихрем» и отрядом еще не наступило. Слушал «Последние известия». На целинных землях Сибири и Казахстана собран небывалый урожай. Может быть, мне поехать на целину? Как-то с урожаем у нас на Смоленщине? Дуня писала, что из Ярцева приехали в колхоз новый председатель и агроном, и вроде бы дело пошло на поправку.

28 октября, 8 часов. Установил радио­связь с «Вихрем» и отрядом. «Вихрь» все еще штормует в открытом море. Капитан третьего ранга запросил, не надо ли меня сменить. Отве­тил, что нужды в этом нет. Сообщил обстановку на острове.

28 октября, 16 часов. Только что вер­нулся от самого кратера. Подъем занял три часа. Очень жарко, но терпеть можно. На вся­кий случай, чтобы не ударило вылетающими из кратера камнями, привязал на голову две по­душки. Камни в голову не попадали, но от жары подушки помогли. Кратер — огромная круглая впадина. Лава пыхтит, как тесто в квашне. Вну­три вулкана все клокочет. Почва беспрерывно колеблется. Взрывы следуют один за другим. В воздух взлетают «капли» лавы, каждая с хо­роший бочонок, закручиваются винтом и с оглу­шительным треском лопаются. Падая на склоны, они сплющиваются, как комья глины. Красиво, но страшновато. Трудно дышать: воздух насы­щен серой.

Смотрел в кратер и думал: какая чудовищная могучая силища таится в недрах земли. Вот бы обуздать ее, заставить работать на человека. Сколько энергии пропадает зря, да еще и при­носит беды и несчастья. Неужели там, глубоко под землей, и в самом деле происходят термо­ядерные реакции? Уму непостижимо, дух захватывает! А Ольга Захаровна Баулина рассказы­вала недавно в клубе, что наши ученые рабо­тают над разрешением проблемы управляемых термоядерных реакций. Вода будет топливом. Просто чудо в решете!

На всякий случай, перетащил из жилых домов все, что мог в клуб на мыс Доброй Надежды. Хотел днем написать письмо Дуне, но так и не успел, а сейчас до того устал, что боюсь, не уснуть бы, а надо еще измерить температуру и слой пепла.

29 октября, 10 часов. Извержение дей­ствительно идет на убыль. Потоки лавы умень­шились. Тот, что подполз к поселку, остановился и начал остывать. Сверху образовалась корка серо-бурого цвета. Из трещин вырываются струйки сернистого газа. Бросил на корку поря­дочный камень, он ее не пробил. Наступил сам. Держит. Но ногам так жарко, что пришлось подпрыгивать. Пробил корку шомполом. Шом­пол вмиг накалился.

Полкан повеселел. Шторм не больше пяти бал­лов.

Сходил на скалу «Птичий базар» — ни одной птицы, перелетели на другие острова. Под слоем пепла нашел несколько заживо изжаренных кайр, должно быть, они были подбиты камнями.

По радио передавали статью о предстоящем за­пуске искусственных спутников земли. Неужели скоро сбудется мечта Циолковского, и люди по­летят на другие планеты!

Написал Дуне, что после демобилизации обя­зательно вернусь в Загорье, в школу. Буду пре­подавать и поступлю в заочный пединститут. (Написать-то письмо я написал, а когда оно пой­дет на Большую землю?!!)

30 октября, 1 час 30 минут. Произо­шел самый сильный взрыв. Меня сброси­ло с койки. Выбежал на улицу. Вулкана не узнать: почти треть его вершины исчезла. Сра­зу стало тихо. Подзем­ные толчки прекрати­лись. Обошел всю базу и поселок. Дома целы. Стекла окон, обращен­ных к вулкану, выби­ты. Многие крыши про­биты камнями. Передал радиограмму в отряд: «Нужны стекло и шифер. Питание рации на ис­ходе. Все в порядке».