Моя незнакомая жизнь - Алла Полянская

– Борецкий любил только себя, поверь мне. Ваше чокнутое поколение ничего не понимает в любви, слишком рано вы начинаете заниматься сексом, который должен быть последним аккордом в отношениях, а не началом.

– Но…

– Молчи уж. Ты школу не закончила?

– Нет, но…

– Теперь я об этом позабочусь. Сейчас тебе нужно немного сдать назад, еще успеешь пожить взрослой жизнью.

Картошка кипит, я режу салат, а Маринка молча смотрит в окно. Наверное, такие разговоры – абсолютно внове для нее. Ей не хватало женского воспитания, того, что должна была дать мать, а с бабушкой у девочки слишком большая разница в возрасте. И наша беседа важна для нее. Что мне с ней делать?

– А Игорь Васильевич когда придет?

– Сказал, что сегодня, а там как получится. Работа у него такая, что планировать что-то, сама понимаешь, очень трудно.

– Он хороший. И симпатичный. Он вам нравится?

– Ты в уме? У тебя что, других мыслей нет?

– Неужели не нравится? Но он же хороший, добрый.

– О, господи… Ты меня сосватать решила?

– Почему бы и нет?

– Я тебе скажу, почему. Я не хочу ничего такого, понимаешь? Нам с Вадиком и вдвоем отлично. Уж если я и заведу с кем-то отношения, то точно не с Игорем Васильевичем. Да, он неплохой человек, и я собираюсь с ним дружить.

Звонок в прихожей пищит пронзительно и нахально.

– Картошкой пахнет… – улыбается Панков.

Входит и снимает ботинки. Ишь ты! Наверное, обратил внимание, как я морщилась, когда накануне его коллеги топтались по моим коврам в обуви.

– Тапки в шкафу на полке.

– Дашь мне опять халат? Мне нужно в ванную. И жрать ужасно хочется… Возьми пакет, я прикупил того-сего.

Вот оно как! Что же, попробуем общаться так.

Я несу пакет на кухню. Хозяйственный мужик, виданое ли дело – хлеб принес, спагетти и кетчуп, молоко, сметану, печенье и конфеты, апельсины еще…

– Я тоже есть хочу. – Маринка виновато смотрит на меня. – Можно мне апельсин?

– Конечно, ешь. Вообще-то в моем доме не надо спрашивать, можно ли съесть то или другое. Захотела – взяла и съела. Все, что видишь съестного, можно брать и кушать.

Она молча чистит апельсин. Явно недокормленная. Ну, мы это исправим.

Я накрываю на стол, думая о том, что в данный момент делают мама с Вадиком. Папа в командировке и пробудет в отъезде еще с неделю, они там одни. И я очень сильно соскучилась по своему ребенку, хочется все бросить и уехать к нему. Но – не могу. Я уже большая девочка, и мои проблемы – только мои проблемы, сама их решу. Кстати, нужно куда-то перепрятать Маринку, ведь Ника и Петька знают, что та у меня. Не то чтоб я всерьез их подозревала, но береженого бог бережет.

– Я жутко хочу есть. Просто неприлично голоден!

Игорь Васильевич в клетчатом халате и тапках выглядит немного смешно, но это неважно. Я хочу накормить его и вытянуть информацию. А еще хочу, чтобы он помог мне, насколько сможет. Как далеко я готова зайти ради этого? Достаточно далеко, потому что, как говорится, дерьмо уже кипит у меня под подбородком. Наверное, не очень благородно с моей стороны, но ничего не поделаешь. Кто-то мне полезен, кто-то – нет, но мир так устроен, что и мент на что-то сгодится. Даже если не сейчас, так потом. Конечно, подобная философия не добавляет мне баллов в глазах окружающих, поэтому я держу ее при себе.

Мы молча ужинаем. Я вижу, что Игорь Васильевич хочет поговорить со мной, но ему мешает Маринка. А она ничего не замечает – думает о чем-то своем. И это хорошо, потому что между делом съела большую тарелку картошки и салата, что ей только на пользу. Сейчас уложу гостью спать, и если дальше так дело пойдет, то, глядишь, откормлю ее до нормального состояния.

– Марина, утром я перевезу тебя в другое место. – Панков решил, что молчание затянулось. – Тут может быть опасно.

– Почему? – Девушка испуганно вскинулась. – Никто же не знает, что я здесь.

– По крайней мере, двое знают, кроме нас, – Ника с Петькой, – вступаю в разговор я. – И даже если они непричастны к истории с убийствами, кто знает, кому уже сболтнули или сболтнут о твоем местонахождении. Игорь Васильевич прав.

– Поедешь к моей матери, в Балабино, так будет лучше. Но, конечно, только в том случае, ежели будешь сидеть тихо, как мышь под веником. Я понимаю, что это не слишком весело, но все ж приятнее, чем на кладбище. А сейчас ступай спать.

Маринка молча допивает чай и идет в ванную. Надо же, какая послушная! Вот если бы моему Вадику кто-то так приказал, он бы… Собственно, кто знает, как бы было в ситуации, подобной нынешней. Надеюсь, с моимребенком похожего не случится никогда.

– Бедная девочка. – Игорь сокрушенно мотает головой. – Ведь совсем ненамного старше моей Лильки.

– Я сейчас тоже о Вадике подумала…

Мы молча пьем чай. Наверное, самый сильный инстинкт – родительский. Возникнув единожды, инстинкт защиты детеныша определяет наши поступки на всю жизнь. И неважно, чей это детеныш. А если и вовсе ничей, то его даже жальче.

– Ты ни о чем меня не спрашиваешь.

– Если тебе есть что сказать, ты сам скажешь.

– Наглость-то какова! – Панков смеется. – Ты считаешь, я открою тебе все тайны следствия?

– Ну, да. Давай, не ломайся, рассказывай.

– Купила меня за миску картошки…

– Были еще салат и чай с печеньем и клубничным джемом.

– Да, прости. Конечно, цена вполне подходящая. Налей мне еще чаю.

– Налей себе сам, ты сидишь ближе к чайнику. Ну же, Игорь, поведай, как там мои дела. Честно говоря, мне нужно, чтобы все разрешилось до конца недели, потому что скоро в школе закончится карантин, вернется мой сын…

– Рита, прекрати паясничать. – Следователь хмурит брови. – Ты что, не понимаешь, в какую историю влипла?

– Понимаю. И что, мне рвать на себе волосы, посыпать голову пеплом? Это поможет делу? А вот что точно не поможет, так именно присутствие моего сына.

– Согласен. Ладно, я уже проникся величием момента, понял, какой у тебя гадкий характер, не продолжай. Давай помоем посуду, а там уж поговорим.

Мы приводим кухню в порядок и идем в гостиную. Я заглядываю в детскую – Маринка спит, свернувшись калачиком, из-под одеяла видны только ее волосы. Панков хорошо придумал – спрятать ее в другом месте, потому что я купила новый ковер.

– Дела паршивые. – Игорь устраивается на диване. – На меня нажимает прокуратура, им нужен подозреваемый. Тебя пока со счетов не сбрасывают, но всерьез как подозреваемую не рассматривают.