Управляемые - Кристи Бромберг

И что это, чёрт возьми, за комментарии по поводу его загубленного детства? Его родители — практически элита Голливуда. Он намекает, что они плохо с ним обходились? Исследователь во мне хочет во всём разобраться, но, думаю, Колтон не одобрит моего любопытства.

Я осторожно оглядываю его, видя, что его внимание опять приковано к прибою. В этот момент он предстаёт таким, каким его описывают СМИ. Тёмный и задумчивый, немного грубоватый, с лёгкой тенью небритости на подбородке, с напряжённостью в глазах — отчего начинаешь считать его неприступным. Непредсказуемым. Широкие плечи и откровенная сексуальность. Плохой парень, чья искусно используемая привлекательность смешана с изрядной долей безрассудности. Возбуждённые женщины падают в обморок и клянутся, что могут приручить его — если бы у них был шанс.

И он сидит здесь. Со мной. Это ошеломляюще, и мне до сих пор не понятно, как всё это произошло, и почему это произошло со мной.

Я прочищаю горло, пытаясь развеять неловкость, сгустившуюся на нашем пикнике:

— Мммммм… — невозмутимо произношу я.

Он запрокидывает голову и громко смеется, повернувшись ко мне. Все следы Задумчивого Колтона сразу заменены Расслабленным Колтоном, с глазами, полными юмора, и мегаваттной улыбкой:

— Все это немного сложно, да?

Я киваю, кривя губы, пока откусываю ещё один кусок сыра. Время сменить тему.

— Понимаю, что мой вопрос не оригинален, но всё-таки: что тебя побудило стать гонщиком? То есть, что заставляет тебя ради забавы носиться по кругу со скоростью двести миль в час?

Он отпивает из одноразового стаканчика.

— Моим родителям нужен был способ справиться с моим переходным возрастом, — пожимает он плечами. — Они решили: почему бы не обеспечить меня безопасной техникой, которой бы я увлёкся, вместо того чтобы мчаться на улицу убивать себя или кого-то другого. К счастью для меня, у них были средства, чтобы выполнить задуманное.

— То есть, ты начал гонять в подростковом возрасте?

— В восемнадцать лет, — смеётся он, вспоминая.

— Что тут смешного?

— Я получил разрешение на сумасшедшую езду. Я гонял… на самом деле, выходил из-под контроля… как какой-то гоняющий слегка неопрятный панк, — Колтон смотрит на меня в ожидании какой-нибудь реакции. Я просто смотрю на него, подняв брови, и он продолжает. — Когда однажды меня задержали как малолетнего правонарушителя, я был освобождён только благодаря имени моего отца. Боже, как он был зол! На следующий день он вздумал преподать мне урок. Посадил в машину с одним из знакомых ему водителей-каскадеров. Думал, тот парень прокатит меня раз десять по трассе, я испугаюсь, и это вытряхнет из меня всё дерьмо.

— Очевидно, не сработало, — сухо констатирую я.

— Нет. Каскадёр попугал меня немного, а потом я спросил, может ли он показать мне пару профессиональных трюков, — с улыбкой на губах Колтон пожимает плечами, глядя в сторону воды. — В конце концов, он согласился, позволив мне пару раз вести машину самому. В тот день по какой-то причине на трек пришёл один из его друзей — его звали Беккет. Беккет был членом одного из экипажей местных гонщиков, и они только что потеряли своего водителя. Он спросил, думал ли я когда-нибудь о гонках. Я посмеялся над ним. Во-первых, он был моего возраста — как он мог быть членом гоночной команды, а во-вторых, мог ли он, посмотрев, как я сделал пару кругов по треку, решить, что я могу водить гоночный болид? Я рассказал ему о своих сомнениях, и он ответил, что уверен — я хорошо смогу справиться с машиной, и попросил прийти меня на следующий день, чтобы ещё поговорить на эту тему.

— Оказался в нужное время и в нужном месте, — бормочу я, довольная тем, что узнаю о нём нечто, не залезая для этого в Интернет.

— В точку, — он качает головой. — Ну, я с ним встретился. Опробовал машину на трассе, неплохо показал себя и поладил с ребятами. Они попросили меня участвовать в следующей гонке. Я выступил очень прилично, поэтому стал продолжать участвовать в гонках. Стал известен. И держался подальше от неприятностей, — он улыбается мне озорной улыбкой, подняв брови, — по большей части.

— И, по прошествии времени, ты наслаждаешься гонками?

— Я хорош в этом, — говорит он.

— Я не о том спросила.

Он жуёт, тщательно обдумывая мой вопрос.

— Да, думаю, да. Нет других ощущений, кроме этого. Я — часть команды, и в то же время на треке — просто я. И нет никого, от кого бы я зависел, и некого обвинять, если вдруг что-то пойдёт не так. — Я чувствую страсть в его голосе. Колтон всё ещё испытывает почтение к своему виду спорта. — На трассе я избавляюсь от папарацци, поклонниц… моих демонов. Единственный страх в это время — тот, который создаю я сам, и я могу управлять им поворотом колеса или нажатием на педаль… а не любой другой, навязанный мне кем-то другим.

Поражённый взгляд на его лице говорит, что Колтон рассказал мне больше, чем хотел бы. Что он удивлён своей неожиданной откровенностью. Чтобы избавить его от беспокойства из-за ощущения уязвимости, я откидываюсь на руки и поднимаю лицо к небу.

— Как же здесь красиво, — говорю я, вдыхая свежий воздух и зарываясь пальцами в прохладный песок.

— Ещё вина? — спрашивает он, передвигаясь ближе ко мне. Мимолётное прикосновение его ладони к моей руке заставляет мои чувства петь. Я бормочу, соглашаясь, пока в голове замолкают предупреждающие звоночки. Знаю, мне необходимо быть от него на некотором расстоянии, но он чертовски привлекателен. Неотразим. Я совсем не ожидала такого, но тем не менее, предвкушала. Мне нужно очистить свою голову, он затуманивает моё восприятие.

— Итак, Ас, ты именно так представлял себе наше свидание, когда платил за него деньги? — Я поворачиваю голову и сталкиваюсь с ним нос к носу; растрёпанные волосы, полные губы, сверкающие глаза. Я задерживаю дыхание, замерев для всего, что может случиться, если я наклонюсь, его губы снова окажутся на моих губах. И я испытаю его чувственный голод, как это случилось сегодня в дверях «Дома».

Он посылает мне мимолётную улыбку.

— Не совсем, — признаёт он, но я ощущаю, что наша близость тоже на него влияет, потому что вижу, как ускоряется биение пульса на его шее. Его кадык движется вслед сглатыванию. Я возвращаю взгляд к его лицу, между нами повисают невысказанные мысли.

— У тебя, действительно, самые необычные и прекрасные глаза, — выдыхает он мне шёпотом.

Не то чтобы я раньше не слышала об уникальности своих фиолетовых глаз, но, по какой-то причине, от сказанных им слов сквозь меня спиралью проходит желание. В моей голове снова предупреждающе звенят колокольчики.

— Райли?