Коралловый остров из речных ракушек - Виктор Меньшов

Смелостью и красноречием природа его тоже не слишком щедро оделила. Одним словом, не человек, а сплошное уныние и расстройство.

И все-таки, несмотря на все это - он был обольститель!

И еще какой! Не было в городе женщины, которая бы перед ним устояла. Кроме, разумеется, Рыжей Женьки. Но она-то - Ведьма!

Ведьмами не становятся, становятся стервами, Ведьмой надо родиться.

Но - к Фуняеву. Он, надо отдать ему должное, не пускался с женщинами ни на какие ухищрения, не применял всяческих хитрых мужских хитростей, никогда не прибегал к обману. Он, смешно даже сказать! Просто-напросто влюблялся. Вернее, не совсем просто, а как мальчишка, горячо и искренне.

Многие скажут: подумаешь! Все влюбляются, да не всем отвечают взаимностью. А часто ли вы влюблялись именно горячо и искренне? То-то. А Фуняев - постоянно.

И какая женщина могла устоять против этого?!

Что странно, так это то, что легко добившись взаимности, он вместо того, чтобы радоваться и вкушать райские наслаждения, начинал маяться, скучать, для него пропадал куда-то Праздник Чуда и Ожидания, приходила скучная обыденность. А любовь куда-то тихо уходила. Предмет его желаний терял привлекательность недоступности. И он тихо-тихо исчезал из жизни очередной покоренной им красавицы.

Но что удивительно - так это то, что женщины, которых он покидал, никогда не таили на него обиду. Они сами отпускали его, видя молчаливые маету и скуку. "Иди, иди, Фуняев, - говорили они. - Все мы про тебя знаем. Иди, не мыкайся, не больно-то ты и нужен".

И долго-долго потом на себя удивлялись, как это так они влюбились в этакую несуразь? И при этом лица их озарялись грустью и нежностью.

А Фуняев шел жить дальше, стараясь даже не смотреть на встречных женщин. Но это было равносильно тому, чтобы утром не просыпаться...

Вот так и шла его жизнь, пока он не встретил Рыжую Женьку. И впервые в жизни ему не ответили взаимностью.

Из всего Фуняева Женьке нравилось только избранное, а именно фамилия. Сам же Фуняев, как таковой, а тем более, его чувствования, были Женьке аб-со-лют-но по ветруууу...!

Фуняев же имел свойство, что если уж влюблялся, то до тех пор, пока ему не ответят взаимностью, и только тогда у него начиналась душевная скука.

Одним словом, сейчас он находился в полном подчинении у Женьки. Несмотря на то, что склонность он имел к жизни созерцательной, находился Фуняев в непрерывном движении, поскольку Рыжая Женька его просто генерировала. Вокруг нее все двигалось, летало, падало, кружилось, все приходило в веселое движение.

Вовлеченный в эту карусель Фуняев проклинал теперь свои необдуманные слова про кокосовые пальмы. Рассказал, а теперь извольте тащиться в пугающий неизвестностью Гибралтар, вслед за этой рыжей ведьмой.

Да еще визы, загранпаспорта, анкеты, ОВИР...

Глава третья

Визы, загранпаспорта, ОВИР... Тай Боло и Боло Тай. Он появился! "Вот

что нам было нужно, Фуняев!" Тронная речь. Кулак - это аргумент.

"Хоть в Гренландию!" "Утром будет некогда". Пронырин - Полукрымский.

Флибустьеры, ушкуйники, контрабандисты. Роберт Льюис Стивенсон и капитан

Сильвер - в треуголке и с попугаем на плече.

... от всего этого можно было с ума сойти!

Фуняев несколько приободрился, когда прикинул про себя, сколько времени займет эта бумажная волокита.

А Женька сказала:

- Ха! Наплевать и забыть!

- Про что забыть? Про Гибралтар? - обрадовался Фуняев.

- Утомили Вы меня, Фуняев. Как можно забыть про коралловый остров? И про кокосы, между прочим, тоже.

- А как же визы, загранпаспорт, ОВИР? - заикнулся он.

- А вот так вот, - ответила она, направляясь в посольство Гибралтара, где они оба безо всякого труда получили красочные приглашения на постоянное жительство и отдание голосов.

Одно приглашение было от Претендента, - Тая Боло, а другое - от Президента - Боло Тая.

После этого Женька заявила, что с документами на этом покончено, хватит. Раз их пригласили в гости, будет просто крайне невежливо не приехать.

Вместо ответа он привел ее к ОВИРу, где они даже не стали вставать в длиннющую очередь, понимая невозможность попасть на прием в том возрасте, когда еще ходят своими ногами.

- Пока мы отстоим хотя бы до калитки, потребность в нас в Гибралтаре резко упадет до нуля. - грустно подытожила Женька.

Она мрачно всматривалась в суетящихся около очереди "жучков", которые бойко предлагали всевозможные блага в оформлении документов на выезд.

- Может, попробуем с ними поговорить? - робко предложил Фуняев.

- Я никогда не любила людей мелких. Это не тот размер, которым измеряется человечество. Терпите, Фуняев! Мы дождемся нужного человека. Он должен появиться здесь, не будь я ведьмой...!

И он появился!

Около самой очереди, визжа тормозами, хотя и подъехал на скорости едва ли большей, чем двадцать километров в час, поднимая клубы пыли, остановился микроавтобус, выкрашенный желтой краской с камуфляжными разводами. По бортам микроавтобуса тянулись надписи, сделанные уже частично осыпавшейся краской. Надписи гласили: "Весь мир насилья мы объедем. До основанья." "Доверьтесь мне, и вы убедитесь, что мир - безграничен!"

- Вот что нам было нужно! - горячо зашептала Женька, обжигая ухо Фуняеву горячим дыханием. - Я знала! Я знала! Мы - едем! Я так чувствую...!

Пока Рыжая Женька радостно отрывала ему рукав пиджака, открылась дверца этой живописной машины. Из нее высунулась нога, щедро закутанная марлей бинтов, потом костыль, а следом стал протискиваться здоровенный, широкоплечий верзила, густо заросший волосами и бородой

Дверца, не выдержав такого напора, с грохотом оторвалась, и прямо под ноги очереди, перевернувшись через голову, вывалилось содержимое машины в майке-тельняшке, на которой было написано на груди: "АДИ ДАСТ". А на спине: "А может и не даст".

Из одежды на нем присутствовали шорты, черного цвета, подозрительно напоминающие "семейные" трусы, только густо расшитые театральными блестками.

Очередь дружно ахнула, и так же дружно шарахнулась в стороны.

Детина вскочил на ноги, потряс головой, и, подбежав к машине, пнул забинтованной ногой дверцу, заставив толпу еще раз ахнуть. Женька, а следом верный Фуняев, подбежали к нему.

- Больно ногу? - участливо спросила Женька.

- Да отцепись ты! - рявкнул верзила вместо слов благодарности. - Это я на скунса наступил. И как назло - в пустыне. Воды ни капли, а скунс - он и есть скунс. Пришлось бинтовать ногу, для сохранения воздуха.

Говоря, он вертел головой, что-то отыскивая.

- Эй, мужик! - заорал он, указывая под ноги мужчине с портфелем. Слезь, говорю, с семейной реликвии, а не то я сам тебя слезу!

Мужчина торопливо подобрал оказавшийся у него под ногами костыль, и поспешно отнес его детине. Тот, почесывая костылем спину, направился к машине, бормоча на ходу что-то по поводу того, что ходят всякие, реликвии ногами топчут...